Собачка Гав-Гав сновала по палубе, обнюхивая каждый уголок, тыкаясь любопытным влажным носом во все люки и двери.
Утенок Кря-Кря взлетел на верхушку самой высокой мачты и содрал флаг, поднятый когда-то королем Тумбой. На флаге была нарисована глупая улыбающаяся физиономия самого короля.
Неугомонная собачка Гав-Гав отыскала в трюме флаг английских моряков, который Тумба велел снять с флагштока и выкинуть.
Сова Ух-Ух немедленно подняла этот благородный флаг на мачту, и он весело и гордо затрепетал на ветру.
‘Все подняли головы и долго смотрели на этот летящий в небе над их кораблем разноцветный флажок.
Вдруг небо буквально закрыла туча маленьких стремительных птиц. Острые крылья резали воздух со свистом. Казалось, что это ветер запел своим пронзительным голосом. Мелькали белые грудки и раздвоенные вилочкой хвосты.
Птицы поравнялись с кораблем и стали одна за другой опускаться на палубу, садиться на мачты, на туго натянутые канаты и ванты парусов. Вскоре все было просто усеяно небольшими ладными тельцами белогрудых синекрылых птичек.
Одна из них села на плечо Тудасюдайчику и весело защебетала. Под крылом ее было привязано свитое в трубочку письмо.
— Ласточка! — обрадовался Тудасюдайчик. — Ты уже успела побывать у меня дома и видела маму?
— Да, — ласково прощебетала ласточка. — Я принесла тебе письмо от нее. Но мне же все равно было по дороге. Мы летим из Африки домой. Ведь наступила весна! Плывите навстречу весне. А мы укажем вам верную дорогу!
Доктор Дулитл приветливо помахал ласточкам высоким своим цилиндром.
— Добро пожаловать, друзья! — крикнул он. — Если понадобится отдохнуть в пути, наш корабль всегда в вашем распоряжении!
А Тудасюдайчик читал письмо от любимой мамочки. Оно было совсем короткое, но все закапанное слезами.
«Дорогой мой Тудасюдайчик, — писала мама, — ласточка все мне рассказала. Я волнуюсь, но ВЕРЮ, что ты не испугаешься, не сдашься. Будь УМНИЦЕЙ и не забывай меня. Целую обе твои чудесные головки. Мама».
Тудасюдайчик всхлипнул и печально огляделся вокруг. Он совсем не умел писать письма. А попугаиха Полли была далеко. Кто жё теперь поможет ему? Сова Ух-Ух слетела с мачты и проворчала:
— Ну вот, теперь он плачет. Короля Тумбы не испугался, а сейчас вдруг захныкал. В чем дело?
— Мне… мне, — всхлипывал Тудасюдайчик, — надо написать маме. А я не уме-ею!
— Пустяки! — весело сказала сова. — Рядом с тобой самая грамотная на свете сова. Как-нибудь управимся. Сочиним не хуже, чем попугаиха Полли.
Она вытащила из-под крыла пузырек с соком чернильного дерева и навострила перо. На секунду она задумалась, а потом быстро застрочила на обрывке бананового листа:
Пожалуйста, мама, не плачь, не грусти.
Жив и здоров я и снова в пути.
Тревог и опасностей было немало,
Но, милая мама, беда миновала.
Корабль качает морская волна,
И Африка наша в тумане видна.
Нас провожает родная страна,
А где-то за морем встречает весна.
Добрая ласточка подхватила письмо и взмыла в небо. Там она закружилась вместе с морскими чайками, о чем-то пощебетала и снова опустилась на палубу.
— Все в порядке, — сказала она. — Чайки отнесут это письмо твоей маме. А теперь в путь! В путь! В пу-уть!
Сорвались с мачт, с канатов и с палубы тучи ласточек. Шум крыльев слился с шорохом и плеском волн. Сине-черной волной в небе понеслись ласточки вперед. За ними, разрезая гордым острым носом волну, полетел корабль «МОРСКОЙ ЛЕБЕДЬ».
На палубе стоял доктор Дулитл с цилиндром в руке. Из цилиндра высовывалась усатая белая мордочка.
Собачка Гав-Гав крутилась у ног доктора, а у ее ног весело вертелся лохматый хвостик.
Поросенок Хрю-Хрю проснулся и заспанными опухшими глазками пялился на убегающий берег.
Утенок Кря-Кря и сова Ух-Ух махали крыльями, сидя на верхушках мачт. Они посылали последний привет Африке.
Грустно смотрел на скрывающуюся в тумане родную сторону Тудасюдайчик.
— До свидания, мамочка, — шептала его лошадиная головка.
— До свидания, Африка! — шептала его антилопья головка.
«До свидания, Африка!» — думали все, с грустью глядя назад.
«Здравствуй, весна!» — думали они, устремляя взгляд вперед, в бесконечную морскую даль.
Им предстоял еще долгий и нелегкий путь к родным берегам. И кто знает, какие еще беды, радости и приключения ждали их в скором времени?
А сова вдруг затянула любимую песенку попугаихи Полли. И все разом подхватили:
Пятнистые жирафики
Гуляют вдоль по Африке,
А толстый носорог
Шагает поперек.
По бесконечной Африке
Гуляйте без дорог
И вдоль, и поперек.
Богатая бананами,
Кокосами, лианами
Далекая страна,
Манит меня она.
Щедрее нету Африки,
Пройди хоть сто дорог
И вдоль, и поперек!
— И вдоль, и поперек, — тихо пропел Тудасюдайчик сразу обеими головами. И получилось, будто он поет хором.
Корабль «МОРСКОЙ ЛЕБЕДЬ» под белыми парусами скользил по бирюзовой воде в лучах раскаленного до голубизны солнца. На палубе, обдуваемые ласковым ветерком, собрались доктор Дулитл, собачка Гав-Гав, поросенок Хрю-Хрю, сова Ух-Ух, утенок Кря-Кря и Тудасюдайчик, у которого на спине сидела Белая мышка.
Уже несколько дней плыли они по морю от острова к острову, мимо незнакомых берегов, мечтая увидеть вдали привычные очертания Британии. А пока корабль медленно огибал выступающий далеко в море мыс Барбария. Безлюдный и песчаный, он был лишь оконечностью уходящей далеко в глубь берега Великой Пустыни. Дикое, унылое это место было позабыто людьми. Редкие колючие кустики и мелкие ящерки населяли пустыню. Но именно здесь, вдали от больших городов и беспокойных морских путей, устроили тайную стоянку для своих кораблей известные по всем морям барбарийские пираты.
И сейчас в укрытой от посторонних глаз бухте стояли под парусами готовые в любой момент кинуться в погоню за случайно попавшим в эти воды кораблем их быстрые пиратские суденышки. Захваченный корабль они грабили дочиста, а пассажиров брали в плен и требовали громадный выкуп. Ничем нельзя было разжалобить этих кровожадных людей. Если у человека не было денег или родных, готовых заплатить хороший выкуп, несчастных пленников топили в море.
Вот к какому опасному месту приближался «МОРСКОЙ ЛЕБЕДЬ». А его пассажиры, не ведая опасности, весело беседовали и нежились на открытой освежающему ветру палубе.
— Утренняя прогулка на свежем воздухе укрепляет здоровье, — важно заявлял утенок Кря-Кря.
— И улучшает аппетит, — добавлял поросенок Хрю-Хрю, который всегда был горазд поесть.
— Никогда не мешает прочистить перышки на ветру, — вступала в разговор сова Ух-Ух, копаясь клювом в пуху под крылом.
Белая мышка перебегала от одного к другому и радостно попискивала:
— Удивительное утро! Улыбчивое! Усладительное! У-ух, у меня ушки загорели! Были белые — стали розовые!
Вдруг собачка Гав-Гав насторожилась, повела носом. Принюхалась.
— С моря идет запах жареного мяса, — сказала она.
Доктор Дулитл, сидевший в шезлонге с газетой, поднял голову и рассмеялся:
— Кто же, по-твоему, в открытом море жарит мясо? Может быть, кит на волнах сковородку греет?
Но собачка Гав-Гав продолжала принюхиваться.
— А теперь пахнет перцем. Ап-чхи! Кто-то перчит жареное мясо.
— А еще в море солью пахнет, — хихикнула сова Ух-Ух. — Это и я знаю, хоть нюх у меня не такой, как у тебя.
Но собачка Гав-Гав снова повела носом и сказала:
— Теперь пахнет порохом.
Не успела она это договорить, как до них донесся звук выстрела, потом свист, и круглое ядро упало в воду у борта «МОРСКОГО ЛЕБЕДЯ» и с шипением утонуло. Вслед за непонятным ядром на горизонте появился парус. Он быстро приближался. Вот уже виден и корабль. Под черным, как ночь, парусом он стремительно резал носом волны. Сердитые пенные буруны вились по его бортам.
— Черный парус? — задумался доктор Дулитл. — Не барбарийские ли пираты гонятся за нами? — И он приказал: — Поднять все паруса!
Корабль доктора Дулитла мгновенно оделся в паруса и стал похож на барышню в бальном наряде. И легко заскользил по волнам, словно бойкий танцор по натертому паркету. Ветер заиграл, засвистел, надувая один парус за другим. И вот уже гудят под ветром паруса, несется безудержно корабль.
Но не может он уйти от быстроходного пиратского судна. Неумолимо приближается оно с каждой минутой. Уже можно различить свирепые лица людей, стоящих у борта.
