Вот и старый Олле, выполняя свой долг, завтра поведёт за собой стаю птиц, доверивших ему свою жизнь, поведёт далеко на север, к берегам Мурмана, куда доходят тёплые воды Гольфстрима и где поэтому всю зиму не замерзает море.
Там, у берегов Мурмана, в спокойных бухтах и губах, будут держаться гаги всю зиму, и будет эта зима долгой.
Там соберутся гаги со всего Белого моря и даже с Новой Земли, и тогда можно увидеть, что их совсем не так много, всего несколько тысяч! В бурные дни ненастья, когда свирепые зимние штормы у берегов Мурмана сделают море страшным, гаги войдут в глубокие бухты, прибьются к берегам и будут терпеливо ждать, когда успокоится море. В поисках корма их стаи двинутся вдоль берега на запад, и это передвижение будет идти всю зиму вплоть до апреля, когда первое дыхание весны, предвестник важнейших событий в их жизни, могучим порывом не повернет это движение обратно — на восток!
И тогда снова старый Олле, если у него останутся силы, поведёт на юг, к местам будущих гнездовий, новые стаи. И снова ему доверят жизнь более молодые, потому что он стар и хорошо знает, когда лучше сделать стоянку, где безопасней выбрать ночлег и вернее достать пищу. Вот и сейчас, когда спит его маленькая стая, Олле только чутко дремлет и думает, думает о простых и сложных вещах, о своем долге и своей старой сестре, которой всё трудней и трудней выполнять её долг перед природой. Раньше Вперёдсмотрящая приводила с собой на север по пяти молодых гаг, а в этом году ей удалось сохранить только двух. Олле понимает, что оба они, брат и сестра, уже очень стары и, наверное, немного осталось времени, когда вместе с ними исчезнет память о них, а со смертью детей придёт полное забвение.
Ах, какие грустные мысли приходят сегодня в голову старого Олле! Наверное, он действительно сильно постарел. И ему надо было бы немного отдохнуть — ведь завтра предстоит долгий путь. Завтра стая, изредка и ненадолго присаживаясь на воду, чтобы отдохнуть, будет лететь и лететь весь день, пока хватит сил у молодых, и чуть-чуть впереди, на полкрыла, но обязательно впереди, будет лететь старый Олле.
Два десятка глаз будут внимательно смотреть на него и доверчиво повторять все его движения, потому что он, Олле, летит вожаком!
На востоке появилась узкая оранжевая полоска света. Она постепенно росла, ширилась, и предрассветные короткие сумерки казались лиловой шалью, наброшенной на плечи сентябрьского утра. Но вот показалось солнце из-за горизонта, совсем крохотный кусочек солнца, и неудержимый поток света, переливаясь через край горизонта, хлынул и затопил пространство над морем.
В тот же миг небо блеснуло голубизной, и наступило утро.
Просыпались гаги, умывались, громко хлопая крыльями по воде и вздымая вокруг себя целые фонтаны брызг. Весело перекликались они, приветствуя новый день, но было заметно, что все они — старые и молодые — выжидающе посматривают на старого Олле. Но вожак молчал, спокойно плавая среди стаи. Тогда гаги принялись за еду. Олле дал им поесть, совсем немного, чтобы только утолить первый голод, но не лететь с полным желудком. И когда он решил, что они съели достаточно, он отплыл в сторону и бросил клич.
— Слушайте меня и летите за мной! — крикнул он. — Слушайте и летите! Слушайте и летите! — И, продолжая кричать, захлопал, разбегаясь по воде, короткими мощными крыльями и поднялся в воздух.
Одна за другой поднимались на крыло и летели вслед за старым Олле гаги, пристраиваясь к нему сбоку. Вот тяжело взлетела Вперёдсмотрящая, и одновременно с нею поднялись Чап, Чипи и Слирри. Они быстро развернулись в каре и маленьким звеном — Вперёдсмотрящая и Слирри по бокам — понеслись за стаей. Ещё несколько мгновений, и вся стая выстроилась развернутым полукругом. Сначала гаги каждой семьи держались ближе друг к другу, но постепенно расстояние между ними стёрлось, и они помчались дальше крылом к крылу. Старый Олле сделал большой круг над заливом, чтобы гаги в последний раз могли взглянуть на море и землю, где взрослые дали жизнь детям и дети стали взрослыми, где всё было знакомо и даже горькое принадлежало здесь только им. Они покидали землю, где каждый из них оставил частичку своей жизни, и каждый из них посылал берегу свой прощальный привет.
«Прощай, земля, давшая нам приют! Прощай и будь добрее к детям твоим, которые любят тебя! Прощай, земля, прощай! Летящие к северу помнят тебя и прощают тебе! Прощай!»
Низко и стремительно неслась вперёд стая, и вел её Олле. Позади исчезали берега земли, тускнея и расплываясь в утреннем мареве. Вот промелькнули луды, и вдали поднялся в воздух и поплыл серый каменный мыс полуострова… Острова один за другим поднимались вверх и плыли сказочными кораблями вослед улетающим птицам. Шум крыльев заглушал все другие звуки, и летящие птицы не могли слышать, как в вихре проносящегося ветра рождались слова, торопливые слова прощания и привета, несущиеся от Земли им вдогонку:
«Прощайте, дети!
Прощай, Вперёдсмотрящая, прощай, мудрая, справедливая мать! Мы будем ждать твоего возвращения. Прости, что несчастия твои были на наших берегах, прости, что не могли мы защитить тебя!
Прощай, Чипи, прощай, маленькое горячее сердце! Мы будем помнить тебя и ждать. Оставайся такой всегда!
Прощай, Чап, благородный Чап! Мы полюбили тебя и будем помнить о тебе!
Прощай, Слирри, нежная, благородная Слирри! И пусть сбудутся слова старого Олле — ты заслужила удачи!
Прощайте, дети наши! Счастливого вам пути!
Счастливого пути!»
