— И прекрасно! Пусть спят.
Чей это был бас — Бурого Медведя или мистера Бэнкса? Джейн и Майкл качались… качались… Они не знали… Не знали…
* * *
— Какой мне сегодня странный сон приснился! — сказала Джейн за завтраком, посыпая сахаром кашу. — Мне снилось, как будто мы были в Зоопарке, и у Мэри Поппинс был день рождения, и вместо зверей в клетках сидели люди, а все звери были на воле…
— Это же мой сон! Он мне приснился! — сказал Майкл с удивлением.
— Не могло же нам присниться одно и то же! — сказала Джейн. — А ты не ошибся? Ты видел, например, Льва с завитой гривой, и Тюленя, который хотел…
— … чтобы мы нырнули за апельсинной коркой? — перебил её Майкл. — Конечно, помню! И ребят в клетке, и Пингвина, который не мог сочинить стишок, и Королевскую Кобру.
— Тогда, значит, это был не сон! — сказала Джейн торжественно. — Значит, это всё правда! И тогда…
Она несмело оглянулась на Мэри Поппинс, которая кипятила молоко.
— Мэри Поппинс, — сказала Джейн, — могли мы с Майклом видеть один и тот же сон?
— Тоже мне сновидцы! — фыркнула Мэри Поппинс. — Ешьте кашу, будьте любезны! Иначе не получите гренков с маслом!
Но Джейн не сдавалась. Она должна была узнать.
— Мэри Поппинс, — сказала она, глядя на неё в упор, — вы были в Зоопарке вчера ночью?
Мэри Поппинс широко открыла рот.
— В Зоопарке? Ночью? Я — в Зоопарке? Я, воспитанная девица, которая знает, что полагается, а что — нет?
— Нет, вы были там или нет? — настаивала Джейн.
— Конечно, нет! Что это тебе в голову взбрело! — сказала Мэри Поппинс. — Доедай, будь добра, кашу и не болтай глупостей!
Джейн подлила в кашу молока.
— Ну, видно, всё-таки это был сон, — сказала она грустно.
Но Майкл, разинув рот, таращил глаза на Мэри Поппинс, которая поджаривала гренки.
— Джейн, — пронзительно шепнул он. — Джейн, гляди!
Он показал пальцем, куда глядеть, и Джейн тоже увидала. Талию Мэри обвивал пояс из золотистой чешуйчатой змеиной кожи, а по всей его длине змеилась изящная надпись:
На добрую память о Зоопарке!
Глава восьмая
Западный ветер
Был первый день весны.
Джейн и Майкл сразу это поняли, потому что они услышали, как папа поёт в ванной, а был только один-единственный день в году, когда он там пел.
Это утро они запомнили навсегда. Во-первых, потому, что им впервые разрешили позавтракать со взрослыми; во-вторых, папа потерял свой чёрный портфель. Так что день начался двумя чрезвычайными происшествиями.
— Где мой портфель? — кричал мистер Бэнкс, бегая кругами по прихожей, словно собака, которая ловит собственный хвост.
И все остальные начали тоже бегать по кругу — Элин, и миссис Брилл, и ребята. Даже Робертсон Эй сделал два круга, что было исключительным достижением.
Наконец мистер Бэнкс лично обнаружил пропажу в своём кабинете и выбежал в прихожую, размахивая портфелем.
— Мой портфель, — начал он тоном проповедника, — всегда находится в одном и том же месте. Здесь. На вешалке. Кто затащил его в кабинет? — проревел он.
— Ты сам, дорогой, вчера вечером, когда ты доставал налоговые квитанции, — сказала миссис Бэнкс.
Мистер Бэнкс посмотрел на неё так обиженно, что она в душе пожалела о своей нетактичности. Лучше было сказать, что это она сама принесла портфель в кабинет!
— Ааап-чххи! Хрррм! — сказал мистер Бэнкс в носовой платок.
Он снял пальто с вешалки и направился к двери.
— Ого! — произнёс он несколько веселее. — Тюльпаны-то дали бутоны!
Он вышел в садик и втянул в себя воздух.
— Гм, ветер, кажется, западный. — Мистер Бэнкс бросил взгляд на дом Адмирала Бума, точнее — на флюгер-телескоп. — Так я и думал, — сказал он. — Западный ветер. Ясно и тепло. Пойду без пальто.
Он нахлобучил котелок, схватил свой портфель и устремился в Сити.
— Ты слышала, что он сказал? — Майкл схватил Джейн за руку.
Она кивнула.
— Ветер западный, — ответила она негромко.
Они больше ничего не сказали, но каждому пришла в голову одна и та же мысль. О, как бы им хотелось, чтобы она не приходила!
Правда, они скоро позабыли о ней. Ведь, казалось, всё шло как всегда. Весеннее солнце так радостно освещало дом; никто и не вспоминал о том, что он нуждается в покраске и в новых обоях. Наоборот, все его обитатели думали, что это, конечно, самый лучший дом во всём Вишнёвом переулке.
Но уже после второго завтрака появились предвестники беды.
Джейн помогала Робертсону Эй в саду. Она как раз посадила последнюю редиску, когда из детской донёсся страшный шум. На лестнице послышался топот, и в сад примчался Майкл, весь красный и запыхавшийся.
— Джейн, посмотри, посмотри! — крикнул он и протянул к ней руку.
На его ладошке лежал компас — компас Мэри Поппинс. Стрелка отчаянно трепыхалась, потому что компас трясся в дрожащей руке Майкла.
— Её компас? — сказала Джейн и вопросительно посмотрела на Майкла.
Майкл неожиданно разревелся.
— Она отдала его мне, — всхлипывал он. — Она сказала, что он теперь мой, насовсем. Ой, ой, это очень плохо! Что будет? Ведь она раньше никогда мне ничего не дарила!
— Ну, может быть, она просто хотела тебя порадовать, — сказала Джейн, чтобы утешить брата. Но в душе она была так же встревожена, как и Майкл. Она отлично знала, что Мэри Поппинс не признаёт никаких нежностей.
А между тем, как ни странно, за весь этот день Мэри Поппинс не сказала ни единого сердитого слова. Правда, она вообще почти ничего не говорила. Казалось, она о чём-то глубоко задумалась, и, когда ребята задавали ей вопросы, она отвечала на них с отсутствующим видом.
Наконец Майкл не выдержал.
— Ну пожалуйста, Мэри Поппинс, рассердитесь! Рассердитесь опять! Вы сами на себя не похожи! Я так боюсь!
Ему было действительно не по себе. Он чувствовал: что-то должно случиться в Доме Номер Семнадцать по Вишнёвому переулку. А что — он не знал, и от этого ему было ещё хуже…
— Не буди лиха, пока оно спит! — отрезала Мэри Поппинс своим обычным сердитым тоном.
И ему немедленно стало легче.
— Может, это просто так? — сказал он Джейн. — Может быть, всё в порядке и мы всё сами придумали? А, Джейн?
— Наверно, — подумав, сказала Джейн. Но на душе у неё была тяжесть, и она не могла отогнать всё ту же мысль…
К вечеру ветер усилился. Он порывами свистел в трубах, врывался в щели под окнами, заворачивал уголки ковра в детской.
Мэри Поппинс накормила ребят ужином и убрала со стола — очень тщательно и аккуратно. Потом она подмела, вытерла пыль и поставила чайник на плиту.
— Ну, так, — сказала она, осмотрев комнату и убедившись, что всё в безупречном порядке. Она помолчала с минуту. Потом положила руку на голову Майкла, другую — на плечо Джейн.
— А теперь, — сказала она, — я пойду отнесу туфли вниз. Робертсон Эй их почистит. Ведите себя как следует до моего возвращения.
Она вышла и тихо прикрыла за собой дверь.
И, едва она вышла, ребята вдруг почувствовали, что им надо бежать за ней. Но что-то удержало их. Они продолжали сидеть без движения, поставив локти на стол, и ждали её возвращения. Им так хотелось утешить друг друга!
— Какие мы глупые, — проговорила Джейн. — Ничего же не случилось!
Но она сама не верила в то, что говорила.
Часы на каминной полке громко тикали. Пламя в камине вспыхнуло, затрещало и тихо угасло. Ребята всё ещё сидели и ждали.
Наконец Майкл встревоженно сказал:
— Она что-то очень долго не возвращается, а?
За стеной, словно в ответ, свистнул и заплакал ветер. Часы продолжали торжественно, громко тикать. Вдруг хлопнула входная дверь.
— Майкл! — вскочила Джейн.
— Джейн! — откликнулся Майкл, побледнев.
Ребята кинулись к окну и выглянули наружу.
Внизу на крыльце стояла Мэри Поппинс, в пальто и шляпе, с ковровой сумкой в одной руке и зонтиком — в другой. Вокруг неё свирепствовал ветер. Он рвал её юбку, сбил ей шляпку набекрень. Но она, казалось, не обращала на это внимания. Она улыбалась, словно они с ветром прекрасно понимали друг друга.
Постояв минутку на ступеньках, она оглянулась на дверь, а потом быстрым движением раскрыла зонтик, хотя дождя не было, и подняла его над головой.
И ветер подхватил её и понёс!
Понёс сперва над самой землёй, так что носки её туфель касались травы в саду, потом перенёс через ограду, и вот она уже взлетела к самым верхушкам вишен в переулке…
— Джейн! Она улетает, улетает! — всхлипывал Майкл.
— Скорей! — крикнула Джейн. — Возьмём Близнецов. Пусть поглядят на неё на прощанье.
Ни у неё, ни у Майкла уже не осталось сомнений: Мэри Поппинс ушла навсегда, потому что ветер переменился.