— Любимый Борнахи, ты поэт!
— Спасибо, Хатарис. На это я тебе отвечу так: если поэт должен быть хоть чуточку мудрецом, то мудрец обязан быть большим поэтом. Но сейчас я все же хочу передать слово тишине, музыке и арфе. Пожалуйста, Эя.
Тихо, тихо,
В лунном свете
Ночь над лесом пролетает.
Тихо листья облетают
С золотых деревьев ночью,
Как странички нашей жизни.
Но откуда-то примчится Ветер,
Он подхватит листья-судьбы
И закружит в хороводе
Быстро, быстро.
Ветер жизни ночью ходит,
Он подхватывает листья
И забрасывает судьбы
То на небо, то в долину.
Листья желтые в долине
Падают в речку,
Дальше их несет теченьем в море,
Но о них никто не знает.
Тихо, тихо,
В лунном свете
Ночь над миром пролетает,
Листья — судьбы собирает,
Те, что Ветер в небо поднимает,
Листья в звезды превращает,
И они нам ярко светят.
Тихо, тихо,
В лунном свете
Ночь над миром пролетает,
Незаметно золотому лесу
Сны о лете посылает.
— Такая красота вокруг, и музыка чудесная, Нахи, а я что-то совсем сплю.
— Да? А почему у тебя глаза так широко открыты, Хатарис?
— Так ты думаешь, что я не сплю?
— Думаю, что нет.
— Ты уверен в этом, Нахи? Где же еще, как не во сне, можно увидеть такую странную-престранную прыгающую звездочку? Вот она летит прямо сюда, и иллюминаторы видны… Ой, что это я говорю, любимый предсказатель? Наверное, у меня от переизбытка чувств температура поднялась. Какое несчастье!
— Успокойся, Хати, у тебя нет никакой температуры, ты абсолютно здоров. Наверное, заснул на минуту, и тебе приснился удивительный сон.
— Да? Какое счастье, а то я чуть не подумал, что заболел.
— Ну, какие могут быть болезни на нашем острове, Хатарис? Ты просто очень сонный, Хати. Поэтому ложись и досматривай свой сон о летающей звездочке. Сейчас я тебя укрою… А если поживёшь еще немного в Торнане, то летающие звезды не покажутся тебе странными, ты к ним просто привыкнешь…
— Ты что-то сказал, Борнахи? Я не совсем тебя понял.
— Нет-нет, Хати, это я сам с собой разговариваю, ты спи. Завтра у нас будет много работы.
— Считать меня заставишь?
— Заставлю, Хатарис.
— Я тебе все за полдня решу, а после обеда буду спрашивать, где ты, Нахи, такие формулы взял.
— Спасибо за предупреждение, любопытный наш, во второй половине дня я исчезну с острова.
— Как королева цветочных эльфов? С помощью волшебной палочки? Когда будешь исчезать, Нахи, позови меня, я хочу посмотреть на это.
— Хорошо, позову, но боюсь, Хати, ты ничего не увидишь.
— Почему?
— Добежать не успеешь. Хатарис, перестань смеяться, тебе пора спать. Смотри, Улсвея уже давно уснула.
— Ладно, Борнахи, так и быть, усну. Спокойной ночи. Только…
— Что, любимый Хатарис?
— Может, Эя сыграет для меня хоть одну песенку на арфе? Что-нибудь для души. Под чудесную мелодию я сразу же усну, и мне приснится красивый сон о летающей звезде… С иллюминаторами…
— Ты просишь что-нибудь для души, Хатарис? У меня как раз есть подходящая песенка.
Чувства нам даются свыше,
Проникают людям в душу,
Нарастают, после тают.
Наши чувства, чувства тают.
Как скала уходит в море,
Растворяясь в белой дымке,
Как стремительные чайки
С криком исчезают в небе.
Чувства тают, улетают…
Чувства пробуждают мысли.
Мысли, как из ниоткуда,
Прилетают, посещают,
Озаряют человека.
А потом они растают,
Улетая в бесконечность.
Мысли тают, мысли тают…
Как туман весенним утром
Исчезает над рекою.
Чувства тают, мысли тают…
Где-нибудь, в прекрасном мире,
Позади оставив время,
Мысли повстречают чувства.
И тогда в душе поэта
Песня светлая польётся.
В дымке прошлого, в рассвете
Наши чувства,
Чувства тают,
В бесконечность улетая,
Нам они даются свыше.
— Чувства тают… О, Эя! После твоей песенки тают не только чувства, но и я сам от переизбытка чувств. Сейчас я готов любить весь мир в прошлом, настоящем и будущем, с его глупыми потомками. Нахи я сейчас люблю как космическое озарение, тебя, Эя — как гармонию жизни, а Улсвея для меня как самая яркая звезда, которая светит и ночью, и днем. Я такой впечатлительный, оказывается. Ах, мои чувства тают, засыпают и улетают… Доброй ночи всем…
* * *
— О, любимый предсказатель! Наконец-то! Ты вернулся! Но знаешь, это нечестно с твоей стороны. И не потому, что ты исчез вместе с Эей и Фати, не предупредив меня, а потому, что исчез на целых два дня вместо обещанной половины одного дня. Утром вместо тебя и твоей семьи я нашел только записку с планом действий и целую гору формул и уравнений.
— Бедный Хатарис! Надеюсь, ты все решил и не очень устал?
— Я говорил тебе, Нахи, что решу все задачи за полдня? Так и вышло. А после, почти целых два дня, мы с Улсвеей были такие несчастные, брошенные. Мы обыскали весь остров, но тебя нигде не было. Борнахи, где ты был?
— Мы ездили на соседний остров навещать родственников. К тому же, Хати, что такое два дня? Это совсем ничего.
— Для кого ничего, а для кого целая вечность. Конечно, Борнахи, в разговорах с любимыми родственниками два дня быстро проходят, но когда два дня сидишь без работы и не знаешь, куда делся предсказатель с семейством, то время просто останавливается!
— Бедненький! Хорошо, что хоть полдня ты был чем-то занят.
— И не думай оправдываться, Нахи! Все равно это было несправедливо с твоей стороны, бросить нас с Ули в Торнане…
— А я и не собираюсь оправдываться. Но если ты действительно закончил все расчёты, мы можем прямо сейчас идти работать на практике. У нас осталось не так уж много времени. Давай, Хати, скорее неси сюда свои вычисления.
— Ну вот, уважаемый, и ты тоже заболел.
— Я? О чем ты?
— О, Нахи, все население Торнана заболело вирусом спешки. С самого утра торнанцы нарядно оделись, они спешно готовят все самое вкусное, постоянно бегают туда-сюда. На мои расспросы только и отвечали, что: «Дорогой Хатарис, некогда нам!» Даже Улсвея заразилась этой спешкой. Я просто уверен, Борнахи, что она не знает, зачем нарядно оделась, зачем испекла алатарские сладости и украсила цветами дом. Все это Ули делала в большой спешке. И еще она постоянно бегает на высокий холм и вместе с другими жителями Торнана что-то выглядывает в небе. А тут и ты заявляешь, что мы должны спешно приниматься за какую-то работу. Вот я и говорю, что ты, Борнахи, тоже заболел спешкой. Но самое ужасное, я тоже заразился. Представляешь, Нахи, у меня все внутри так и торопится узнать, что же в Торнане происходит?
— Хатарис, сейчас действительно не время речи говорить, нам надо работать, а вечером ты сам все увидишь.
— Нахи, ты бы хоть сказал, в чем эта работа заключается?
— Хати, твоя жена поступает в данном случае более правильно. Она не спрашивает, что ей делать, а делает то, что делают другие.
— Хорошо, Нахи, я уже несу все свои расчёты.
— Вот это дело, Хатарис. Вперёд!
* * *
— Такое впечатление, что жители Торнана хотят весь остров разделить на линии, кружочки и квадратики. Послушай, Нахи, что это вы делаете, чего добиваетесь?
— Хатарис, почему ты говоришь — «вы»? Ты ведь тоже причастен к этому делу. Ты разделил весь остров на квадраты и линии на бумаге, а теперь жители селения заняты тем же, только на практике.
— Хорошо, Нахи, — мы. Так чего мы все-таки хотим, и что, собственно, я делаю?
— В данный момент ты, Хати, загораживаешь мне свет. А все мы хотим поставить на острове каменные мегалиты. Раньше у нас были деревянные, и большой волной их унесло в океан. Ты же знаешь об этом.
— И теперь вы… я хотел сказать мы… ищем самое лучшее место для постройки мегалитов?
— Да, Хати.
— Ясно. Нахи, а зачем ты вбиваешь в землю колышек?
— Чтобы после знать, куда мегалит ставить.
— У-у… Нахи, а в прошлый раз ты забил много колышков в ряд и по кругу.
— Правильно, Хатарис, это будет целый комплекс с кругом из аллей и мегалитов.
— Понятно. Только что мне понятно, никак понять не могу. Почему ты на меня так смотришь, Нахи? Вот объясни мне, пожалуйста, ты говорил о каменных мегалитах, а где они? Что-то я ни одного подготовленного к установке камня не вижу, и где ямы, в которые их надо будет ставить?
— Тоже мне, спросил! Хатарис, на берегу так много скал, что из них можно сделать сколько угодно мегалитов. А ямы делать и того легче — раз, и готово!
