Всё! Еще не смолк первый крик раненого, а уже обе, азиатская
Королева и Крестоносна, стремительно мчались прочь, и погони за ними не было.
— Точка опоры! — хрипела азиатка, во всю прыть ускользая по мягкой траве прочь от Дома. — Только ее я и хотела получить. И получила-таки!
— Да-а… — мчалась Крестоноска возле нее, очень еще измученная. — Но в такие игры я больше не играю…
…А там, в Доме, недвижно сидел человек в черных очках, и с его запястья свисали две тягучие струйки черной крови. Инъекция в вену, если произведена Дриадой Джунглей. — вещь слишком серьезная, чтоб какой-либо смертный долго еще мог оставаться с открытыми глазами… И глаза человека в черных очках ровно через четыре минуты сомкнулись. Навсегда.
Конгресс заседал. Явились все, кого ждали и кого не ждали. Не считая Лютой и Шустрой, а также кузин Златозарной, Лисички, Нейвид, Свирепой и Копьеголовой, присутствовала на сей раз и Коралловая — та самая, кого Шустрая обозвала идиоткой — что не мешало той славиться среди всех талантом жалить особенно больно. Притом она была красива, вне всякого сомнения красива, вся в красных и черных кольцах.
Поскольку красота, как известно, больное место каждой змеи, Коралловая втайне радовалась тому, что здесь нет ее брата Аспида, чьи широкие черные кольца, с двух сторон отделенные узкими белыми ободками от пламенной киновари остальной окраски, ставят его на высшую ступень красоты среди всех пресмыкающихся.
Представителей от Ловцов было немало. Явился Древесный Уж, которого почему-то путают с одной ядовитой лесной змеей, хоть по виду и привычкам он скорее сродни удаву. Стройная Лиана, прославившаяся ловлей птиц, сверкала всеми оттенками зеленого цвета — от мягкого оливкового до бурого с прожелтью. Болотная, маленькая и темная, впервые, верно, в жизни оставила свою любимую стихию, чтоб присутствовать здесь. Большой Полоз расположился средь других, застыв недвижно и вплотную прижавшись к земле, как обычно делал в минуту опасности. Плетевидка (тоже из коралловых), очень тоненькая, подобно всем ее приятельницам-древолазкам, была также тут. И последним появился Эскулапов Уж, чей род преданья почитают священным и связывают с именем бога врачеванья Эскулапа, — добродушное животное, встреченное, однако, недоброжелательно и с недоверием.
И все-таки представители целого ряда видов не явились, и неявку их здесь следует разъяснить специально.
Заметив выше, что явились все, кого ждали и кого не ждали, мы говорили лишь о тех видах, которые представляют, так сказать, правящую династию. Еще первый Конгресс Змей постановил, что самые многочисленные виды одни лишь имеют право решающего голоса. Потому-то мы и сказали, что явились все, хотя весьма досадным упущением была неявка Немого Кротала, которого почему-то не доискались. Тем досаднее, что ведь этот змей, достигающий порою трех метров, влиятелен не только в Америке: он является Змеиным Императором обоих полушарий, и лишь одна взяла над ним верх размером и ядовитостью — Дриада Джунглей.
Еще кое-кого не досчитались (о Крестоноске речь не идет), но все присутствующие всячески старались показать, что этого не замечают.
И вдруг все вздрогнули от неожиданности: из-за густых папоротников показалась чья-то голова и большие глаза весело глянули на собравшихся.
— Не помешаю? — раздался голос.
Все змеи разом подняли головы, словно их током ударило.
— Что тебе здесь нужно? — громко спросила Копьеголовая в величайшем раздражении.
— Тебя, кажется, не звали! — сонно, но с пафосом протянула Злато-зарная, в первый раз за все время доказав, что она еще жива.
— Убирайся! Убирайся! — раздались там и сям ядовитые возгласы, выдающие волнение и беспокойство.
Однако Лютая свистом ясным, хоть и дрожащим, призвала Ассамблею к порядку:
— Сестры и братья! Не нарушайте установленных правил: на Конгрессе Змей могут быть гостями все змеи. Вход свободен. Никакого насилия. Добро пожаловать в наш грот, Анаконда.
— Хорошо сказано! — бросила Шустрая с глухой насмешкой. — Благородно. Наша Королева блюдет интересы всех своих подданных. Добро пожаловать в наш грот, Анаконда!
Точеная голова с живостью раздвинула папоротники, влача за собою два с половиной метра молодого, упругого, в темных переливах тела. Новоприбывшая заскользила через пещеру на виду у всех и, многозначительно переглянувшись с Шустрой, устроилась возле самой Лютой с легким, веселым свистом. Старуха невольно вздрогнула.
— Я тебя стеснила? — любезно осведомилась Анаконда.
— Что ты, ни капельки! Меня мой собственный яд стесняет, слишком много накопилось…
Анаконда обменялась быстрым шутливым взглядом с Шустрой, и обе стали серьезны.
Для столь явной недоброжелательности по отношению к новенькой было, как вы сейчас поймете, некоторое основание.
Вообще говоря анаконда — самая прославленная из всех змей, какие только есть на земном шаре, и даже грозные питоны Старого Света не заслужили того смешанного со страхом уважения, какое она внушает. Сила ее неизмерима, и нет животного, могущего противостать страшному ее объятью. Когда она медленно тянет на землю из густой листвы все десять метров своего гладкого оливково-бурого, в крупных, черного бархата, пятнах, тела, все в сельве содрогается и стынет от страха. Однако анаконда слишком сильна, чтоб питать вражду к кому бы то ни было, и понимание своей мощи побуждает ее быть всегда в добрых отношениях с человеком. Гнев свой она обращает на одних только ядовитых змей; вся ее натура возмущается против них. Теперь вам понятно, почему эти последние так разволновались, увидев любезную юную Анаконду.
Наша Анаконда, однако, была не из этих мест. Носясь по пенным водам могучей реки Параны, она доплыла сюда вместе с бурным разливом и как-то прижилась здесь, весьма довольная природой и окруженьем, в хороших отношениях со всеми, а особенно с Шустрой, с которой очень подружилась.
Была она в те времена совсем еще юной и ей еще много не хватало до десяти метров, каких счастливо достигает старшее поколение. Но те два с половиной, какие она могла предъявить, стоили, вообще-то, двойной длины, если принять во внимание силищу великолепного удавь-его рода, чьи отпрыски способны, просто ради развлеченья, пересечь в теплых сумерках вплавь широчайшую из рек — Амазонку, высунув из воды не только голову, но и добрую половину тела.
…Однако Лютая решила восстановить порядок, нарушенный разладом из-за Анаконды.
— Полагаю, мы можем, наконец, приступить… — начала она. — Но раньше необходимо добиться каких-либо сведений о Крестоноске. Она дала обещанье вернуться в кратчайший срок.
— Она дала совсем другое обещанье, — перебила Шустрая, — а именно: вернуться, как только сможет. Надо ждать.
— К чему это? — вмешалась Копьеголовая, не снизойдя до того, чтоб обернуться на слова какой-то безъядной.
— Как так «к чему»? — взвилась последняя. — Надо действительно иметь вместо головы копье, чтоб молоть подобную чепуху!.. На этом конгрессе одну дичь порют! Хватит уж! Наслушались! Со стороны может показаться, что ядовитые представляют весь Отряд Змей! Одна эта. — и она сердито указала хвостом на Копьеголовую, — еще не уразумела, что от того, что нам расскажет Крестоноска, зависит ход всей кампании… К чему ее ждать… Додумалась! Далеко мы пойдем, если нами станут крутить и вертеть такие гениальные мыслители!..
— Зачем так резко? — упрекнула Лисичка. Шустрая обернулась:
— А тебя-то кто за жало тянет?
— Не надо так резко, — произнесла малютка серьезно и не сдаваясь.
Шустрая посмотрела задумчиво на совестливую капризницу… и смирилась.
— Справедливо сказала малышка, — заключила она уже спокойно. — Извини, пожалуйста, Копьеголовая.
— Очень мне нужно! — отозвалась та, все еще сердясь.
— Нужно тебе или нет, а я извинилась!..
Но тут как раз, по счастью, Коралловая, все это время караулившая снаружи, со свистом метнулась в пещеру:
— Ползет! Ползет!
— Дождались! — возликовала Ассамблея.
Но громкое ликованье обратилось в немой испуг, когда вслед за старой знакомкой глазам всех предстала вползающая в пещеру исполинская змея, никем дотоле не виданная.
Покуда Крестоноска вытягивалась устало подле Свирепой, непрошеная аккуратно, не торопясь, сложила свои кольца на самой середине пещеры и осталась неподвижна.
— Лютая! — сказала Крестоноска. — Почему ты не приветствуешь ее? Она из наших.
— Мы сестры по крови! — поторопилась высказаться председательница, бросив на новую сестру тревожный взгляд.
И все змеи, прямо-таки умирая от любопытства, поползли рассматривать новоприбывшую.
— Ядом тут и не пахнет, — обронила одна пренебрежительно.
— Какой там яд… — добавила другая, — глаза-то, как плошки…
— А хвост-то длиннющий…
