— Ну, вот, — вздохнуло Доброе Утро, — начинается. То есть — кончается… До чего же это грустно‑то — прекращаться… прямо хоть плачь!
Тут оно присело на краешек сиденья в троллейбусе и стало смотреть в окно. А за окном шла размеренная жизнь, нисколько не напоминавшая утреннюю: никто больше никуда не спешил, город вел себя деловито, спокойно…
Водитель Троллейбуса поочередно поглядывал то на совсем опечалившееся Доброе Утро в смотровое зеркальце — очень уж ему Доброе Утро жалко было, то на стрелки часов… Но вот стрелки часов остановились на двенадцати — как раз тогда, когда Водитель Троллейбуса подъехал к следующей остановке и открыл двери.
— Добрый День! — радостно поприветствовал его первый же из вошедших, улыбаясь во весь рот.
Водитель Троллейбуса решил лучше совсем не отвечать и бросил осторожный взгляд в зеркальце. Никакого Доброго Утра на краешке сиденья уже не было…
— Добрый День! — посыпалось на водителя троллейбуса со всех сторон — а он не отвечал и не отвечал, так что пассажиры замирали в дверях, удивляясь, почему же он не отвечает ни на чьи приветствия.
— Не узнали меня? — раздалось вдруг около его кабины. — Я же Доброе Утро! Доброе Утро, которое перешло в Добрый День. Так, оказывается, всегда бывает: если утро доброе, то и день добрый будет!
— Вы, стало быть, не прекратились? — осторожно спросил Водитель Троллейбуса.
— Какое там! — рассмеялся Добрый День. — Я только начинаюсь… и у меня ещё знаете сколько работы!
Тогда Водитель Троллейбуса облегчённо вздохнул и, извинившись перед пассажирами, всё ещё ждавшими от него ответа, поприветствовал каждого в отдельности, с удовольствием произнеся раз десять:
— Добрый День!
А потом закрыл двери и отправился дальше, весело поглядывая по сторонам и размышляя при этом так: «Значит, если утро доброе, то и день добрый. Ну, а если день добрый, то и вечер, конечно, добрым будет— иначе и быть не может! А что… здорово ведь тут, на нашей планете, всё устроено!»
БОЛЬШАЯ ШИШКА НА МАЛЕНЬКОЙ ГОЛОВЕ
Понятно, что для сказки этой можно было бы выбрать и что‑нибудь получше, чем Большая‑Шишка‑на‑Маленькой‑Голове… например, Маленькую‑Шишку‑на‑Большой‑Голове — уж она‑то, во всяком случае, была бы привлекательнее! Но, увы, выбор был сделан раньше, чем об этом успели подумать: дело в том, что Большая Шишка уже сидела на Маленькой Голове в тот самый момент, когда сказка начиналась… Ничего хорошего в этом, конечно, не было, но куда ж тут денешься: когда на такой Маленькой Голове такая Большая Шишка, о чём‑нибудь другом и писать трудно!
Короче говоря, Большая Шишка сидела на Маленькой Голове и довольно противно на вид усмехалась.
— Чему усмехаемся? — деловито спросил Медный Пятак, как раз в этот момент находившийся на пути к Большой Шишке (к шишкам всегда прикладывают медные пятаки… хоть это и странно).
Большая Шишка с неприязнью посмотрела на Медный Пятак и ответила:
— Сижу хорошо — вот и усмехаюсь. Прямо посередине головы сижу… повезло мне!
— И как же Вас посадить‑то умудрились? — полюбопытствовал Медный Пятак, причём в основном из вежливости, поскольку история шишки его на самом деле совершенно не интересовала.
— Я начну издалека, — приступила к рассказу Большая‑Шишка‑на‑Маленькой‑Голове, и Медный Пятак сразу заскучал: он не ожидал, что эта шишка такая словоохотливая, потому как давно привык к молчаливым шишкам.
— Был жаркий летний день, — неторопливо продолжала Большая‑Шишка‑на‑Маленькой‑Голове. — Столбик термометра поднялся до отметки тридцать два градуса выше нуля… Люди бродили по городу в поисках прохладного тенистого уголка…
— Опустите, пожалуйста, эти подробности, — строго сказал Медный Пятак (пятаки вообще народ строгий), — и переходите ближе к делу.
— Уже перешла, — огрызнулась Большая‑Шишка‑на‑Маленькой‑Голове, — а именно: когда начала говорить о людях. Один из этих людей спрятался от солнца под яблоней. У него была маленькая голова. И вдруг яблоко на самой верхушке яблони совершенно внезапно созрело. Ветка, вскормившая спелый плод, не выдержала его веса и сломалась. Яблоко начало падать и угодило прямо по голове тому, кто прятался от солнца под яблоней. — Тут Большая‑Шишка‑на‑Маленькой‑Голове выдержала торжественную паузу. — Так я и появилась на свет…
— Какая романтическая история! — заиздевался Медный Пятак, уже совсем готовый прихлопнуть Большую‑Шишку‑на‑Маленькой‑Голове. Но та, оказывается, ещё не закончила.
— И сегодня, — добавила она, — я с радостью приветствую бесконечную жизнь!..
После этих слов почти прихлопнувший её Медный Пятак вынужден был остановиться. Ему сделалось неловко прихлопывать Большую Шишку именно сейчас, сразу после того, как она поприветствовала бесконечную жизнь. Но так или иначе, а надо было выходить из этого нелепого положения — и Медный Пятак не нашёл ничего лучше, чем философски заметить:
— Видите ли, дорогая моя Большая‑Шишка‑на‑Маленькой‑Голове, жизнь не так бесконечна, как Вам кажется.
— Неужели? — разочаровалась Большая‑Шишка‑на‑Маленькой‑Голове. — Какая жалость! Мне казалось, что годы пойдут медлительной чередой, а я буду расти и развиваться…
— Ну уж нет! — не выдержал Медный Пятак, в задачу которого как раз и входило то, чтобы шишки не росли и не развивались. Потом спохватился и добавил: — Видите ли, дорогая Вы моя, вся прелесть жизни в том, что она имеет конец.
— Что‑то лично я в этом особенной прелести не вижу, — подозрительно взглянув на Медный Пятак и явно ему не поверив, ответила Большая‑Шишка‑на‑Маленькой‑Голове.
— Да как же не видите‑то… — засуетился Медный Пятак, — когда тут всё просто яснее ясного! Возьмите любого великого учёного древности… или великого поэта древности… или великого композитора древности — все они уже давно скончались! Только их посмертная слава живёт.
— Вы хотите сказать, что и моя слава будет жить? — заинтересовалась Большая‑Шишка‑на‑Маленькой‑Голове.
— Конечно! — заверил её Медный Пятак. — Когда Вы уйдете из жизни, Вам поставят огромный памятник и напишут на нём: «Большая Шишка». И люди будут проходить мимо памятника и оплакивать Вашу кончину. И грустно говорить: «Всё проходит».
Большая‑Шишка‑на‑Маленькой‑Голове задумалась, а потом сказала:
— Как красиво… Но я ведь так мало ещё успела в жизни!
Тут из‑под неё раздался голос:
— Успели Вы, положим, вполне и вполне достаточно! У меня от Вас вся моя маленькая голова раскалывается. Скорее бы уж Вы прошли… как всё проходит!
После этих — в общем‑то, правильных — слов Медный Пятак и накрыл Большую‑Шишку‑на‑Маленькой‑Голове: точно и аккуратно, как отродясь делали все медные пятаки на свете — спросите бабушку или дедушку, если не верите!
Чувствуя, что становится всё меньше и меньше, Большая‑Шишка‑на‑Маленькой‑Голове задумчиво произнесла:
— Кажется, я уже начинаю проходить…
— Всё проходит, — утешил её Медный Пятак.
Но Большая… нет, теперь уже Средняя… или даже Маленькая‑Шишка‑на‑Маленькой‑Голове не слышала этого утешения: она представляла себе памятник с надписью «Большая Шишка» и толпы людей у подножия памятника. Люди возлагали цветы и плакали, возлагали цветы и плакали… а потом раздался троекратный гром орудий — и вся картина потонула в пороховом дыму. К этому моменту Большая‑Шишка‑на‑Маленькой‑Голове прошла. Как всё проходит.
ОЧКИ ДЛЯ ДАЛИ И ОЧКИ ДЛЯ БЛИЗИ
Очки для Дали сидели на носу и ужасно воображали.
Ещё бы не воображать: они были только что куплены за большие деньги, имели роскошную черепаховую оправу с золотыми винтиками, надёжные дужки с золотой цепочкой и, без сомнения, сильно украшали нос! Хоть нос этот и был так себе нос… обыкновенная картошка!
Но главное, из‑за чего они воображали, было то, что очки эти предназначались для дали. Для бескрайней, для прекрасной дали, в которой через них можно было разглядеть всё до мельчайших подробностей.
— Ну‑ка, что у Нас там происходит в прекрасной Австралии? — лениво спрашивали сами себя Очки для Дали и обращались в сторону Австралии. Потом зевали и отвечали со всевозможной скукой: — Ах, всё то же… опять эти кенгуру повсюду скачут, надоели просто!
— Неужели Вы можете видеть, что происходит в Австралии? — восхищённо спрашивала шляпа по имени Боб.
— Мы можем и дальше видеть, — нехотя отвечали Очки для Дали. — Мы для этого специально предназначены. — В разговоре о себе они решили пользоваться формой «Мы», поскольку именно так говорят о себе высокопоставленные особы, чаще всего короли. — Например, Мы можем видеть, что происходит на других планетах… на прекрасном Марсе, там, или на прекрасной Луне.
