Ознакомительная версия.
Печкин даже задохнулся от застенчивости, и чуть было не вылез на сцену, чтобы вручить певице цветы. Но Пелагея Капустина одёрнула его и сказала:
– Цветы дарят после концерта.
– «Ну, что тебе сказать про Сахалин», – объявила певица, снова обращаясь к Печкину. Видно, Печкин с таким вниманием смотрел на неё, что и она не могла отвести от него глаз.
Ну, что тебе сказать про Сахалин? —
запела она.
Печкин растерялся и попросил:
– Ну… про погоду скажите.
На острове нормальная погода.
Прибой мою тельняшку просолил,
И я живу у самого восхода.
Тут пошёл долгий музыкальный проигрыш. Печкин обрадовался и закричал:
– Как у вас там дела с почтой?
Певица ответила:
А почта с пересадками летит издалека,
Из самой дальней гавани Союза,
Где я бросаю камушки с крутого бережка
Широкого пролива Лаперуза.
Короче, весь концерт певица обращалась к Печкину. Или это казалось, что она обращается только к нему:
Письма, письма часто на почту ношу,
Будто я роман с продолженьем пишу…
Или:
А вчера прислал по почте
Два загадочных письма.
Вместо строчек только точки,
Догадайся, мол, сама…
Или уж совсем:
Когда я на почте служил ямщиком,
Был молод, имел я силёнку…
Когда концерт закончился, Печкин больше всех хлопал. А Пелагея Капустина поникла.
Почтальон Печкин долго ждал, когда певица выйдет из-за кулис, а когда она вышла, он вручил ей большой букет пионов и так вежливо сказал:
– Не хотите ли вы, уважаемая Виолетта Эльдорадовна, пойти посмотреть поросёночка?
Печкин даже отчество певицы узнал, хотя она была вовсе не Эльдорадовна, а Эльдаровна.
– Какого ещё поросёночка? – удивилась Виолетта Серебряная.
А два дружинника с повязками сделали шаг вперёд.
– Да такого поросёночка, Борьку на восемь пудов.
Певица смотрела на него с удивлением:
– Вы – тот колхозник, который сидел в первом ряду?
– Я не колхозник, – ответил Печкин. – Я – мистер Икс. Моя фамилия Печкин.
Виолетта Серебряная обняла Печкина и сказала:
– Дорогой мистер Икс, дорогой мистер Печонкин, вы так внимательно слушали мои песни, что я лишний раз поняла, что я очень нужна народу. Спасибо вам за это!
– А поросёночек? – спросил Печкин.
– Как-нибудь в другой раз. Я обязательно посмотрю вашего поросёночка Борьку. Я думаю, мне очень понравится поросёночек Борька на восемь… как вы сказали?
– Пудов.
– Пудов…
Она села в удлинённую «Ниву» и уехала.
А у Печкина уже и стол был накрыт для гостей на две персоны – огурчики, грибочки, самогончик.
Между прочим, жуликов, которые в Простоквашино записки рассылали, на концерте не было. Они и в самом деле решили во время представления ещё раз в дом дяди Фёдора залезть. Заодно и в других домах пошарить.
Дядя Фёдор, Шарик и Матроскин устроили засаду. Мальчик сидел на чердаке, так что ему хорошо был виден весь первый этаж. В руках у него была верёвка от крышки погреба.
Кот Матроскин незаметно сидел на шкафу. Шарик спрятался в собачьей будке с фоторужьём.
План операции был таков. Как только воришки войдут в дом и пройдут на середину избы, Шарик как выскочит из будки, как направит на них фоторужьё, как закричит:
– Руки вверх!
Воришки попятятся назад. Дядя Фёдор приподнимет люк, и они посыплются вниз. Тут же Матроскин прыгнет на люк сверху, и всё – мышки в мышеловке. Бери их голыми руками, если, конечно, хватит сил. Преступники тут же, как милые, сдадутся, если, конечно, вызывать милицию.
Дом был вычищен и вымыт. Печка побелена зубным порошком.
– Что это ты, Матроскин, так стараешься? – спросил дядя Фёдор.
– Как же! Незнакомые люди придут! – ответил кот. – Стыдно будет за грязь.
Он даже тапочки выставил у входа.
Всё получилось так, как было задумано, но совершенно наоборот.
Жулики – два человека в спортивных костюмах – действительно подошли к дому. Прислушались – никого нет. Открыли дверь, вошли в избу. Всё тихо. Они стали снимать ботинки и надевать тапочки.
Тут же Шарик выскочил из будки и закричал:
– Руки вверх! Снимать буду!
Он направил на них ружьё – и как вспыхнет фотовспышкой!
Дядя Фёдор открыл крышку погреба. Вот сейчас жулики отступят назад и рухнут вниз в темноту.
Но преступники не отступили назад в погреб, потому что они запутались в снятых ботинках. Они только подняли вверх руки с тапочками.
Матроскин, точно по программе, как закричит:
– Держи их!
И прыг со шкафа прямо в чёрную дыру.
Он так там треснулся о картошку, что заорал не кошачьим, а тигриным голосом:
– Вау! У-У-У-У-У-У!
Жулики совсем испугались и бросились бежать.
Шарик побежал с ними рядом, он забегал с одного бока и с другого и фотографировал. Бежал перед ними и сзади них и фотографирвал.
Вот жулики выбежали на асфальт из травы. И тут откуда-то появилась зелёная машина «Уазик» и поехала перед ними.
В машине открылась задняя дверца, спортсмены влезли в машину и умчались.
«Сообщники» – подумал Шарик.
Это была милиция.
Глава восемнадцатая
Пелагея капустина хочет исправить ошибку
Пелагея Капустина быстро поняла, какую глупость она сделала, послав Печкину чужую фотографию. Она решила всё исправить – послать ему свою собственную фотографию и очень красивую.
Не теряя времени, она села на мотоцикл и помчалась в село Троицкое к фотографу Щелчкову.
Фотограф Щелчков очень обрадовался её визиту, переизбытка клиентов у него в сельской местности не было.
Он сразу засуетился:
– Садитесь, садитесь, гражданочка. Как будем фотографироваться – на паспорт, на портрет или на долгую память?
– Это как так на долгую память? – спросила Пелагея.
– Для расставания, – объяснил Щелчков.
– Мне для расставания не надо, – испуганно сказала Пелагея. – Мне надо наоборот.
– Можем портретное фото сделать, – говорит Щелчков, – на стенку вешать. А можем художественное фото предложить с поросёнком там или с коровой.
– Я поросёнка продала, – опять испугалась Пелагея. – Можно мне с мотоциклом?
– Можно, конечно, – сказал фотограф. – Только уж для художественного фото вам придётся причёску сделать. А то и маникюр.
– Как так причёску? Как так маникюр?
– А так. Без причёски и маникюра я художественное фото делать не буду. Это не фото получится, а репортаж с места событий.
– Ладно, – согласилась Пелагея.
– И мотоцикл надо помыть, чтобы блестел.
Пелагея кивнула головой.
– И хорошо бы что-нибудь интеллектуальное в руках держать. Например ракетку для тенниса или обруч.
– У меня нет, – сказала Пелагея.
– Тогда книгу, – сказал Щелчков.
Пелагея кивнула.
Она решила книгу у профессора Сёмина взять. Она видела у профессора одну очень красивую книгу. Про курей.
На этом договорились.
А как только Пелагея отошла от фотографа, к нему тут же твёрдым шагом подошёл один из помощников:
– Товарищ капитан-фотограф, разрешите доложить: два преступника задержаны.
Глава девятнадцатая
В кутузке
Профессор Сёмин сидел в кутузке в полном одиночестве. Про него словно забыли.
«Вот и я в тюрьме, – думал он. – У нас, в России, всегда так – сегодня ты учёный, а завтра заключённый».
Но долго ему скучать не пришлось. К нему в закуток вдруг затолкали двух каких-то преступников.
В том, что это были преступники, профессор не сомневался: хорошего человека в тюрьму не посадят.
И кроме того, на них были надеты наручники. Ничего не поделаешь, надо было жить вместе, надо было ладить.
– Давайте знакомиться, – сказал профессор Сёмин. – Я профессор Сёмин.
Они представились в ответ:
– Я – альтист Кривоног.
– Я – флейтист Обезьянкин. Мы из одного оркестра.
«Альтист и Флейтист! – задумался профессор. – Это, наверное, клички. Оркестр – это банда».
– Ты по какому делу сидишь? – спросили оркестранты.
– Не знаю, – ответил профессор, – мне ещё не сказали. – А вы по какому?
– Мы по валютному. Деньги, монеты разные.
Тут профессора Сёмина осенило – вот, кто его соседи! Вот, кто его бабушку связывал! Он спросил:
Ознакомительная версия.
