— Дорогой Жирник, мы так благодарны вам за помощь! — тут вышел вперед Старый Урч. — Не сердитесь на нас, мы еще очень неопытные в таких делах. — Он подошел к птице Жирнику и принялся уважительно трясти его голую кожистую лапу.
— Ну-ну, я рад… — немного смягчился Жирник. — А теперь мне пора в Москву, мало ли кто там шатается по моей лестнице без надзора… А времена теперь сами знаете… Ну, я пошел, удачи вам! И уж пожалуйста, поаккуратнее с разговорами — лес болтовни не любит. В Москве будете — заходите, про меня вам там всякий скажет. Ну пока! — И чудной Жирник, для разбега потоптавшись на месте и хлопая крыльями, в три прыжка потерялся из виду, умчавшись домой, в Москву.
А наши путники, помолчав минуту, обдумывая происшедшее, двинулись дальше, в глубь леса. Они и не подозревали, что цветущая луговина у них за спиной внезапно зашевелилась. Трава зашаталась от отвращения, переполненная чьим-то свистящим шипением. То было множество змей, посланных Советом Четырех на погибель нашим друзьям…
«Как мне все это надоело! — думала про себя Кутора. — Конечно, пожаловаться некому, сама ведь напросилась… Подумают еще, что маленькая, а я уже большая! Тащимся и тащимся без конца, какой-то там Дух Леса, понимаете ли, обессилел, а мы тут из-за него пропадай…»
Путники наши и вправду шли уже очень долго. К вечеру белые лилии, сплетенные бабушкой Еленой в венки, почти увяли, скукожившись в поблекшие невзрачные бутоны. И теперь на головах наших друзей красовались не царственные кувшинки, а какие-то обтрепанные бульбочки, которые лезли в глаза и мотались из стороны в сторону.
Вечер промелькнул в пути незаметно, и кромешная тьма атаковала землю. Лес отдыхал после жаркого июньского дня, наслаждаясь таинственной прелестью ночи.
Оживали и расползались по своим делам светлячки, бестолково метались ночные бабочки, какие-то жуки сновали повсюду в ужасной спешке. Лес с облегчением вдыхал долгожданную прохладу и тихим шелестом аккомпанировал закипавшей ночной жизни. И эта как бы предпраздничная суета напомнила Ксюну ее недавний поход в театр.
Когда перед началом спектакля погас свет, слышно было, как за кулисами, за неподвижными створами занавеса шла какая-то своя, скрытая от непосвященных, волнительная и необычная жизнь. Оттуда доносились стуки, чьи-то нервные возгласы, а в зале веяли потоки холодного воздуха, и от этого мурашки бежали по коже. А потом зажглась рампа, и какие-то волшебные фонари высветили занавес ярким светом, он раскрылся, будто в испуге, и вот тогда-то и началось…
«Интересно, — подумала Ксюн, — раскроет ли Лес перед нами свой занавес, впустит ли за кулисы… Ах, только одним бы глазком взглянуть, что там, в Вещем Лесу…»
Все пятеро уже очень устали и шли едва-едва, почти не разбирая дороги, то и дело натыкаясь на пни и густой кустарник. К тому же ночные насекомые как нарочно норовили угодить с размаху прямо в лицо или запутаться в шерсти…
И Ксюн, и Урч, и Кукой с Куторой явно позабыли уговор — думать только о Духе Леса. Один Скучун не позволял себе отвлекаться от цели — он шел, упорно твердя про себя: «Дух Леса, Дух Леса, где ты, откройся!»
Вдруг перед ними выступили бревенчатые стены избушки, да так внезапно, что наши путники чуть не порасшибали лбы об эти бурые стены, затянутые кое-где белесой плесенью и лишайником.
Скучун в тревоге поглядел на странное жилище, преградившее путь, и знаком показал: дескать, идем дальше… Урч согласно кивнул, Ксюн теснее прижалась к старику — от усталости у нее то и дело сводило ноги.
Кукой же, нарушив заговор молчания, завопил на весь лес:
— Да что ж это такое?.. Под конвоем я, что ли?.. Нет уж, дудки, я свободное существо, что хочу, то и делаю, так вот! А хочу я поесть и поспать, у меня уж все лапы в мозолях… А вам, золотые мои, я скажу: хотите мучаться — так мучайтесь сами, а других в это втравливать нечего! Ты со мной, надеюсь? спросил он Кутору.
Кутора колебалась, глядя то на хранивших молчание Урча, Ксюна и Скучуна, то на истерически взвизгивающего Кукоя. Она, конечно, тоже не прочь была отдохнуть и про себя давно жаловалась на все и вся, хотя любопытство — а что же будет? — и придавало ей сил… И все же чашу весов перевесил Кукой: уж очень не хотелось с ним расставаться.
Для вящей уверенности Кутора, издав какой-то истошный вопль, подпрыгнула на месте, сдернула с головы полуживые цветы и швырнула их оземь. «Есть хочу!» выкрикнула она и, не выдержав внутренней борьбы, заплакала.
Кукой тотчас шмякнул свой венок рядом с куториным и заверещал:
— Долой эти дохлые веники! Напридумают черт-те что, а потом сами же с ума сходят… Нет, я покуда в здравом рассудке, мы с Куторой ночуем здесь и до утра не стронемся с места. Предлагаю всем сделать то же самое. Не хотите? Ну, как хотите… Счастливо оставаться. Крошка, за мной!
И Кукой трижды постучал в дверь избушки. Она тотчас отворилась, будто ночных гостей уже поджидали. Скучун молниеносно кинулся в чащу, увлекая за собой Ксюна с Урчем. Они растворились во мраке сырого ночного леса прежде, чем их успели заметить хозяева уединенной избушки…
* * *
Мои хорошие! — вздохнула с облегчением Душа Радости, которая видела все происходящее на Земле, даже находясь далеко-далеко отсюда. — Умники вы мои дорогие, не поддались искушению, не отступили! И, возможно, уже совсем скоро вам откроется магический Лес. А бедные Кукой и Кутора! Увы, этот путь оказался им не по силам. И теперь они в руках Дивы, ведьмы из Совета Четырех… Я позабочусь о них, но позже. Сейчас нельзя упускать из виду мою милую троицу — ведь их преследует сама Тень, и путь их — по краю пропасти…
* * *
А тем временем трое друзе продолжали идти вперед, даже не ведая, что избежали страшной опасности…
Непроницаемая тьма лесной чащи внезапно развеялась — светящиеся потоки воздуха пролились откуда-то сверху, и, подняв головы, наши странники увидали, что звезды приблизились к ним. Звезды, как будто желая получше разглядеть, кто это там шебуршится внизу, спустились, кажется, к самым макушкам деревьев. Подобно театральным софитам, окутывали они лес потоками радужных разноцветных лучей, освещая его сквозь легкую облачную дымку, которая покрывала здесь все, будто завесой…
Дымными клубами неслись воздушные потоки — сиреневые, золотистые, розоватые. Деревья и травы, светясь серебром, стояли как зачарованные в этом цветном тумане; серебряные искорки обрывались с веток звенящими каплями и с волшебным перезвоном танцевали в воздухе, в траве — повсюду! Они вспыхивали прямо под ногами, как перепуганные стрекозы, и с шаловливым звоном уносились кто куда… Многие добирались до самых звезд и сливались с ними, а другие затевали невероятно изысканный кордебалет в дымнокипящем воздушном мареве…
Наши путники, точно во сне, двигались в этом светящемся мире, источающем такие необыкновенные и душистые ароматы, что можно было от счастья потерять голову…
Мир Леса был весь движение, он поминутно изменялся, подчиняясь какому-то скрытому ритму, напоминавшему чье-то дыхание.
Все здесь было ошеломляюще непохоже на обыкновенный лес: перламутровые деревья казались не простыми деревьями, а стрелами, устремленными вверх. Они указывали направление — к звездам! И чудилось, что почва под ними выгибается тетивой, чтобы выпустить звонкие свои стрелы как послания к небесам…
Повсюду на деревьях, на пнях и в траве ползли рогатые улитки, тащившие на спине свою обитель, закрученную в крутую спираль. Снопы звездного света выхватывали их движение из общей картины и превращали улиткины домики в ожившие жемчуга… В этом блистающем мире все дышало, светилось, звенело, взлетало, торжествуя и радуясь таинству жизни! Праздничная, как фейерверк, лесная стихия была пронизана пением, не слышным простому слуху. Мелодия рождалась где-то внутри, в самом сердце того, кто ступал на эту землю — и Урч, и Скучун, и Ксюн одновременно почувствовали это.
И все же Ксюн не испытывала здесь облегчения. Усталость ее, казалось, все возрастала. И как она ни старалась, посторонние раздумья и желания ни в какую не хотели ей подчиниться, они роем теснились в голове и разбредались, как непослушное стадо…
А Старый Урч, ступая в этом звенящем и искрящемся мире, мысленно пребывал в своем прошлом. Окружающая красота, кажется, не только не радовала его, но, напротив, тяжким грузом ложилась на сердце. Он шел, понурый и отяжелевший, вспоминая былые годы, игры с друзьями в далеком детстве, старый дом, и ушедшую давным-давно маму…
Один Скучун был теперь почти уверен, что Дух Леса где-то тут, рядом, и всей душой устремлялся к нему… А Вещий Лес, впустивший пришельцев на свою территорию, указывал им дорогу и склонял перед ними звенящие травы и цветы в одном направлении.
