Слева бежала самая быстрая дорога. Она была забита огромным количеством машин, напоминавших по форме шары, сигары и сплющенные огурцы. У всех машин вместо колес были полозья, похожие на лыжи.
Шаровидные машины из тонкого прозрачного металла назывались винтолетами — в центре их торчали винтообразные мачты. Винты с помощью атомного двигателя вращались со скоростью ста тысяч оборотов в секунду. Плоская резьба винта заменяла пропеллер: винтолеты легко поднимались вверх, застывали на месте и летали в любом направлении, как самолеты. Тучи винтолетов, круживших в небе, снизу казались разноцветными мыльными пузырями.
Другие машины предназначались для путешествий по воде и по суше.
Внизу, под основанием, у них находились полозья, заменявшие железнодорожные рельсы. Поэтому они могли передвигаться по любой поверхности и, легко касаясь полозьями земли, на огромной скорости преодолевали все препятствия.
Сказандцы глядели на все, широко раскрыв рот, и только вскрикивали от изумления, а пан Клякса расспрашивал едущих рядом патентонцев о различных особенностях этих машин. Все разговоры велись на сказандском языке, а патентонского вообще не было слышно, потому что местные жители обращались между собой совершенно по-другому. Патентонцы носят очки с маленькими стеклами-экранами, в которых отражаются все их мысли. Поэтому разговаривать им совершенно незачем. Пан Клякса обещал своим товарищам достать такие очки.
— Но учтите, — предупредил пан Клякса, — что у патентонцев нет мыслей, которые они хотели бы скрыть. Боюсь, что многие из вас скорее откажутся от волшебных очков, чем согласятся выдать свои мысли. Мы из другого теста, и не все здешние изобретения нам подходят.
На движущихся тротуарах появлялось все больше и больше одноногих великанов. Некоторые, торопясь, скакали на своих пружинящих подошвах, как блохи, и мгновенно исчезали из виду. Дети ехали на складных стульчиках. Площадка сказандцев двигалась вперед, мимо причудливых металлических конструкций. Самый город нельзя было разглядеть, потому что его дома и улицы размещались очень высоко.
Наконец путешественники остановились. Площадка поднялась вверх. Четыре стальных когтя одновременно схватили ее и втащили на крышу громадного здания. Путешественники очутились на многолюдной площади, где им готовилась торжественная встреча.
Площадь была вымощена плитками из матового стекла. Из этих же самых плиток были сложены многоэтажные дома, которые сужались кверху и заканчивались вращающимися башнями.
К башням были прикреплены вогнутые диски. Они поглощали солнечные лучи и вырабатывали тепло для обогревания жилищ и улиц.
Благодаря солнечным дискам и электрическим холодильникам патентонцы в любое время года поддерживают в своих городах одинаковую температуру. Это необычайно важно, хотя бы уже потому, что из-за своих непомерно длинных носов патентонцы при малейшем ветерке схватывают насморк и чихают так громко, словно играют на трубе.
Площадь пересекала широкая улица с многочисленными ответвлениями и перекрестками, которые были видны издалека. Над площадью висели тучи винтолетов, прикрепленных к балконам, как воздушные шары. Жители города высыпали на балконы. У каждого из них был небольшой каучуковый громкоговоритель. Все патентонцы были одеты в праздничные остроконечные капюшоны, увенчанные маленькими, как пуговички, антеннами.
Один из патентонцев, самый длинноносый, вышел из толпы и мелкими скачками приблизился к пану Кляксе. Сначала он низко поклонился, а потом, по патентонскому обычаю, поцеловал пана Кляксу в ухо. Это был знак особого уважения, и пан Клякса ответил на него точно так же, но при этом ему пришлось подпрыгнуть очень высоко — ведь патентонец был на добрых четыре головы выше его.
Остальных сказандцев приветствовали менее торжественно: дело ограничилось только взаимным дерганьем за уши. Петрику страшно понравился этот обычай. Первый раз в жизни он мог дергать за уши других. До сих пор дергали только его, и вовсе не для того, чтобы оказать ему честь.
После церемонии, во время которой собравшиеся сыграли на носах «Марш Изобретателей», самый длинноносый патентонец поднес ко рту сетку из стеклянной проволоки величиной с карманные часы и начал говорить.
Удивительным изобретением была эта сетка! Она переводила патентонскую речь на любой другой язык, нужно было лишь установить стрелку. Приветствие патентонцев сказандцы услышали на своем родном языке.
— Достопочтенный гость! — обратился оратор к пану Кляксе. — Отважные путешественники! Прежде всего я хочу сказать, что в Патентонии существует высокий сан Гроссмеханика, который соответствует сану Великого Сказителя в вашей стране. Три года назад, когда Патентное Бюро установило, что самое большое число изобретений принадлежит мне, я принял власть из рук моего предшественника, Патентоника Двадцать Восьмого, и правлю теперь под именем Патентоника Двадцать Девятого. Тому, кто превзойдет меня числом изобретений, я передам власть как моему наследнику. Таков закон нашей страны.
Тут все хором закричали:
— Элла бэлла Патентоник адурэлла! — что по-патентонски должно было означать: «Да здравствует Патентоник Двадцать Девятый!»
Оратор продолжал:
— Я счастлив, что могу приветствовать в нашей стране такого великого ученого, как пан Амброжи Клякса, которого я хочу поблагодарить за его гениальные идеи. Они не могли быть осуществлены на его родине из-за недостатка материалов и отсталой техники. Но их описания и наброски, свидетельствующие о гениальности этого ученого, дошли до нас и позволили сделать много важных изобретений.
При этих словах Гроссмеханик низко поклонился, еще раз поцеловал пана Кляксу в ухо и продолжал:
— Позволь, достопочтенный гость, перечислить изобретения, которыми мы тебе обязаны. Итак, на первом месте — увеличительный насос. Благодаря ему мы смогли увеличить наш естественный рост на одну треть. Я хотел бы продемонстрировать это изобретение.
Патентонец вынул из кармана насос, похожий на обыкновенную масленку, приставил его к уху пана Кляксы и несколько раз надавил на донышко. В то же мгновение наш ученый начал расти и через несколько секунд сровнялся с патентонцем. Это было просто поразительно!
Сказандцы с завистью смотрели на пана Кляксу, который стал почти великаном.
Они сразу окружили Гроссмеханика, подставляли уши, назойливо требуя, чтобы с ними сделали то же самое. Только рулевой стоял в стороне — ведь он не видел, что происходит вокруг.
Гроссмеханик догадался, что рулевой слеп, и, дотянувшись до слепого через головы матросов, нацепил ему на нос пенсне с призматическими стеклами. Невозможно описать радость рулевого.
Он неожиданно прозрел и с изумлением огляделся вокруг. А когда Гроссмеханик приложил к его уху насос и увеличил его рост, счастью рулевого не было границ!
Остальных сказандцев Гроссмеханик вежливо, но решительно отстранил рукой, поднес сетку ко рту и продолжал прерванную речь:
— А вот еще изобретения, основанные на идеях пана Кляксы, — ключик, отпирающий все замки, шкатулки для сохранения свечных огоньков, играющие мосты, автоматы против насморка и много-много другого. Вот только нам никак не удается наладить производство таблеток для ращения волос. У нас нет подходящих витаминных красителей. К сожалению, наша химическая промышленность не поспевает за развитием техники.
— Таблетки для ращения волос? Пожалуйста! — воскликнул пан Клякса и вынул из кармана серебряную шкатулку, с которой никогда не расставался. — Прошу вас! У меня их много!
Он тут же открыл шкатулку и угостил таблетками стоявших поблизости патентонцев. Шкатулка мгновенно опустела.
У тех, кому досталось угощение пана Кляксы, сразу же выросли буйные кудри.
Затем капелла сыграла на носах кантату, сложенную в честь пана Кляксы.
Но патентонец, видимо, еще не окончил речь.
Он сделал знак, чтобы все утихли, и продолжал:
— Мы никогда не развлекаемся, не веселимся — все свое время мы посвящаем работе. Вы найдете у нас много интересного, а кое-что даже сможете взять с собой в родную Сказандию. Вы наши гости, но дольше суток вы не должны находиться у нас, потому что мы не можем отрываться от работы. Таков закон нашей страны.
«Боятся, как бы мы чего-нибудь не подглядели», — подумал Петрик.
Как только Гроссмеханик закончил речь, все его подданные поднесли сетки ко рту и закричали хором:
— Да здравствует Амброжи Клякса!
— Да здравствует Патентоник Двадцать Девятый!
Потом они еще раз сыграли на носах приветственную кантату.
Когда утихли последние звуки песни, слово взял пан Клякса и в короткой речи поблагодарил за сердечный прием.
