— Осторожнее — сзади!
Гром мгновенно повернулся, его праща обвилась вокруг рукоятки страшного топора лисицы Зирал, который она уже занесла над головой. Доля секунды — и топор уже в лапах Грома, он тотчас размахнулся и со всей силы метнул страшное оружие в лисицу. Этот удар и решил исход битвы. Водяные крысы, увидевшие, как обезглавленная Зирал упала, в ужасе завопили:
— Белолис убит! Белолис убиииит!
В мгновение ока оставшиеся водяные крысы и их властители перескочили через канаву и пустились наутек. Флориан, размахивающий граблями, пробежал вслед несколько шагов, громко ругая врагов:
— Невежды! Мерзавцы! Похитители безголовые! Мы настигнем вас и покажем, почем фунт лиха! За ними!
Командор схватил Флориана за длинные фалды Фрака:
— Успокойся, приятель, их все еще в два раза больше, чем нас. Пусть уходят! И нам лучше отступить!
Звери аббатства победили, но какой ценой! Артист труппы Флориана Борракуль был ранен, он сидел, положив голову Элахима себе на колени, и повторял:
— Мой брат заснул. Мой брат заснул.
Еж Остроигл осторожно уложил убитого на траву.
— Он не заснул, друг Борракуль. Иди, я о нем позабочусь.
Рузвел опирался на плечо Грома, тот поддерживал его.
— С тобой все в порядке? Это копье торчит у тебя прямо из бока!
Рузвел вздохнул и стиснул зубы, когда Гром дотронулся до копья. Потом сказал:
— Глубоко вошло. Но ничего — выживу. Другим не так повезло.
Командор подошел к лежащему на траве Траггло Остроспину и, дотронувшись до его лба, мягко сказал:
— Пойдем-ка домой, старина. Незачем здесь лежать, в кровати намного лучше. Пойдем в аббатство.
Старый еж открыл глаза и слабо улыбнулся:
— В меня попали из пращи чем-то железным. По-моему, этот кусок металла застрял у меня в голове.
Ужасный крик раздался с южной стороны, откуда атаковали врагов землеройки:
— Логалогалогалог! Капитан погиб!
Флориан, который помогал Остроиглу нести тяжелое тело Элахима, оглянулся на этот крик:
— Во имя всех сезонов, что там такое? Землеройка Майон, проходя мимо них, дрогнувшим голосом объяснил:
— Это прощальный крик землероек. Убит Лог-а-Лог. Его нашел Баргл.
Как ни удивительно, именно Флориан взял на себя командование:
— Сегодня, друзья, здесь была ужасная битва, и многие погибли, но прежде всего мы должны позаботиться о живых. Надо собрать всех раненых и увести в аббатство, где о них позаботятся. Потом мы вернемся за погибшими. Да-да. А теперь пойдемте, не надо здесь сидеть всю ночь, оплакивая павших.
Командор поддерживал Остроспина, не обращая внимания на его колючки.
— Господин Флориан прав, друзья. Надо идти в аббатство. Наши малыши и старшие ждут от нас вестей.
Из-за облаков появилась луна и залила неярким светом тропу у юго-западной стены Рэдволла. Сегодня здесь так много выиграли и так много потеряли.
Песенка почувствовала, как к ее лбу прикасается влажная прохладная ткань, которую прикладывала бабуля Эллайо. В висках у белочки стучали молотки, откуда-то сверху доносился встревоженный голос матери, вторгавшийся в ее беспамятство.
Наконец она огромным усилием заставила себя открыть глаза. Оказалось, она лежит в Большом зале на полу, а ее голова покоится на коленях матери. Гром беспокойно расхаживал по залу. Когда Песенка заговорила, ей показалось, что кто-то другой произносит за нее слова:
— Белолисы… Где они… Ореховое Крылышко!
Гром с облегчением вздохнул. Он опустился на колени рядом с дочерью:
— Моя маленькая Песенка, к счастью, у тебя такая же крепкая голова, как и у твоего отца!
Песенка, не сопротивляясь, позволила довести себя до стула. Сестра Тернолиста напоила ее каким-то отваром. Глядя поверх кубка на своих друзей, белочка увидела, что у Дипплера на голове повязка, а Кротоначальник Губбио показывает ошеломленной землеройке зарубку на шлеме.
— Хурр, хурр, да ты счастливчик! Тебя спас только шлем, иначе лежать бы тебе с головой, рассеченной надвое. Бурр, да!
Дипплер дотронулся до повязки:
— Оох! Такое ощущение, словно на моей голове начала расти еще одна. Ну, Песенка, ты наконец проснулась? Где Позднецвет?
Тот, о ком шла речь, сидел на скамье и молча хлопал глазами. Добрый брат Мелиот пытался пристроить примочку ему на затылок. С сожалением в голосе он заметил:
— Шаль, сейчас не зима, лед был бы очень кстати. Но ничего, сейчас ты как новенький. Жить будешь, малыш!
Позднецвет, пошатываясь, поднялся с места и неуверенно огляделся, словно никак не мог вспомнить, что же произошло.
— Фью! Чувствую себя отвратительно! Что случилось?
Рузвел в гневе оттолкнул от себя двоих рэдволльцев, которые перевязывали его рану. Опираясь на копье, он с яростью набросился на сына:
— Что случилось? Я расскажу, что случилось! Вас оставили охранять аббатство, а вы позволили парочке мерзавцев побить вас! Ореховое Крылышко убит, величайшая драгоценность Рэдволла — гобелен украден, вот что случилось! Вы играли, разгадывали загадки, да? Нет, кололи орехи, вижу по скорлупкам. Пока вы этим занимались, сюда проникли враги, убили птицу, украли символ Рэдволла. И ты еще называешь себя Регуб! Ха! — Рузвел разломал копье и отшвырнул обломки. — Лучше бы это копье попало мне в сердце! Лучше быть мертвым, чем стоять тут и смотреть, как меня позорит мой собственный сын! Трус!
Отвернувшись от сына, Рузвел вышел в сад.
Брат Мелиот положил лапу на плечо Позднецвету и покачал головой, недовольный вспышкой Рузвела:
— И как можно такое говорить собственному ребенку?
Позднецвет пытался удержаться, но по щекам катились непрошеные слезы. Гром подошел и положил ему лапу на плечо:
— Ну, тише, тише, парень. Твой отец вовсе не это хотел сказать. Мы все знаем, что вы сделали все возможное.
Землеройка Майон промаршировал и отдал салют Барглу, который временно исполнял роль Лог-а-Лога.
— Я запер восточные ворота. Эгей, Дипп! Живой? Дипплер улыбнулся и продемонстрировал покореженный шлем:
— Со мной-то все в порядке, а вот шлем погиб. Вы нашли их, Майон?
Землеройка наполнил кубок октябрьским элем и, прежде чем отпить из него, сдул пену.
— Нет, ни следа. Они уже давно убежали, так что все тихо, правда, господин Флориан с другими сейчас хоронят павших в бою. Печальное это дело!
Дипплер поглядел в сторону и вытер глаза кончиком повязки.
— Бедняга Ореховое Крылышко. Если бы только я подбежал быстрее…
— Ты не должен себя винить! Вы не могли противостоять тем мерзавцам, у вас практически не было шансов. Ты уже слышал, что Лог-а-Лог умер?
— Лог-а-Лог был мне как отец. Он всегда будет жить в моем сердце. Хотел бы я, чтобы мне в лапы попалась та крыса, которая сразила его. Я заставлю ее за все заплатить!
Баргл удивленно посмотрел на Дипплера:
— Но его убила не крыса, в битве они бы к нему не подобрались. Его убил Фенно. Мы нашли его рапиру в спине капитана.
Дипплер крепко стиснул зубы, потом спросил:
— Где этот негодяй Фенно?
Баргл взял кубок из лап Майона и отпил глоток.
— Никто не знает. Фенно сбежал, как последний трус. Да он трус и есть.
Дипплер вынул из ножен рапиру и облизал лезвие, как это всегда делали воины-землеройки, собираясь принести клятву.
— Однажды я найду Фенно, и тогда это оружие обагрится его кровью. Моя клятва так же верна, как и то, что меня зовут Дипплер.
Крот Гурмант спустился из спален, покачивая головой по мере того, как считал, сколько у них раненых.
— Вы трое, Дипплер, Песенка и Позднецвет, можете разместиться в комнате Крегги. Сама она осталась в домике отца Батти. Хотя не знаю, она хотела прийти оплакать Ореховое Крылышко.
Мать Песенки взяла дело в свои лапы.
Гром вышел в сад и уселся под старым деревом груши рядом с Рузвелом.
— Ну, старина, ты все еще думаешь, что твой сын позорит имя Регуб?
Рузвел всматривался в тени сада.
— А ты что думаешь? Потянувшись, Гром сорвал грушу.
— Что бы там ни было, я считаю, что ты — великий воин, сильный и храбрый. Мы с тобой немало побродили в юности вместе, мы до сих пор друзья и, надеюсь, таковыми и останемся. Но позволь сказать, Рузвел Регуб, никогда до сегодняшней ночи я бы не подумал, что ты можешь свалять такого дурака. Наши малыши — наше будущее. Им надо помогать, а не унижать! Не требуется много храбрости назвать Позднецвета трусом, он слишком тебя любит, чтобы ответить в том же духе. Единственно, чего ты добьешься, так того, что тебя все будут стыдить за обращение с сыном. Не спорь, просто подумай об этом.
Сказав это, Гром встал и ушел, оставив Рузвела бороться с собственным упрямством.
Три друга лежали на большом диване Крегги, все они думали об Ореховом Крылышке. И мысли эти были самыми печальными. Хуже всех чувствовал себя Позднецвет — слова отца глубоко его ранили. Он сел, глядя на меч Мартина Воителя, который висел на стене, и внезапно воскликнул:
