Ознакомительная версия.
– Что-то виднется… Не то мушка, не то блоха… А может быть, и просто мусоринка.
Крюшон отобрал у приятеля жемчужину и тоже посмотрел ее на просвет.
– Это – гнэльф! – сказал он уверенно. – У мух и блох по шесть ног, а у этого существа – четыре. Точнее, две ноги и две руки. Это – Трехглазый Петер!
– Ну, что: берем? – Морс достал из кармана пять монет по десять гнэльфдингов и выложил их столбиком на туалетном столике Скорпины.
– Берем! – отважно выдохнул Крюшон и бережно положил жемчужину в металлическую баночку из-под леденцов, которую он припас заранее.
– Прощаться с Глюком не станем? – спросил Морс, лукаво посмеиваясь. – Кто знает, что взбредет ему в голову после того, как он наберется свежих сил!
– Никто не знает, – согласился Крюшон, – уйдем, не прощаясь! Так гнэльфы и сделали.
Луиза Бекар была действительно прекрасной певицей. Но зато госпожа Скорпина была очень плохой театралкой. Чем божественней звучал голос великой актрисы, тем скучнее становилось сидеть в отдельной ложе капризной злюкенбергской колдунье. Вся извертевшись и искрутившись, она, в конце концов, принялась откровенно зевать. А когда Луиза Бекар запела «Балладу о блудном сыне», Скорпина вспомнила о пропавшем Мерзопаксе и решила покинуть театр и вновь поискать непутевого мальчишку.
«Все-равно никто на меня не смотрит, – подумала она и полезла в сумочку за зеркальцем и губной помадой, – все уставились на эту крыску Луизку… А если кто и посмотрит, так не оценит издалека мою новую обворожительную улыбку… Кстати, ее нужно снять и наклеить другую – „доброй, заботливой мамочки“…»
Закончив заниматься макияжем, Скорпина хотела было уже подняться и выйти из ложи, как вдруг ей в голову взбрела еще одна идея: «А не посмотреть ли, где сейчас находится Мерзопакс? Вдруг он уже давно полеживает в постели, а я тут напрасно извожусь и понапрасну себя мучаю? Тогда я могла бы заглянуть в ресторан и от души еще немного повеселиться…
Правда, каждое лишнее волшебство отнимает у меня много сил, но чего не сделаешь ради дорогого сыночка!».
И злюкенбергская колдунья, склонившись над зеркальцем, произнесла заклинание:– «Флик – фляк – флюк!.. Звяк – дзынь – бум!..» Гладкая поверхность зеркала затуманилась, подернулась мелкой рябью… А когда рябь и туман исчезли, в глубине зеркальца показались комнаты дома Скорпины: сначала холл и кухня, потом комнаты первого этажа, затем второго… Грязная посуда и объедки, оставленные Глюком на кухне, не смутили хозяйку дома: Мерзопакс часто устраивал подобный погром, возвращаясь с улицы и набрасываясь на еду словно голодный волк. Но вот стопка монет на туалетном столике в ее спальне и рваная ниточка из-под ожерелья очень взволновали злюкенбергскую колдунью. «Неужели Мерзопакс похитил жемчуг?! – подумала она и схватилась левой рукой за сердце (в правой она держала чудесное волшебное зеркальце). – Но зачем тогда он оставил деньги? Платить за украденное – на это Пакси не способен, по себе знаю! Значит… Значит, это кто-то другой похитил жемчужное ожерелье!».
Скорпина вновь взглянула в зеркальце и увидела две маленьких жемчужинки возле кроватной ножки. «Ага!.. Нитка порвалась, и ожерелье рассыпалось!» – догадалась волшебница и злорадно рассмеялась, забыв о том, что все еще находится в театре. На нее зашикали соседи, и Скорпина поспешила покинуть ложу. Но выходя уже на улицу и подзывая взмахом руки свободную карету, она вдруг вздрогнула и побледнела: «Однако ведь кто-то оставил деньги на столике! Но за что?! Наверное, за жемчужину с зондерлингским оракулом! А если это так, то, значит, и сбудется его предсказание!.. Но этому не бывать, не бывать!».
Скорпина запрыгнула в карету и злобно крикнула кучеру:
– Гони, что есть мочи, к моему дому! Слышишь? Гони во весь опор!
И, захлопнув дверцу, рухнула на бархатное сиденье и стала сдирать с лица осточертевшую искусственную улыбку.
Поезд на Зондерлинг отходил в девятнадцать часов тридцать минут по местному времени. Если бы он отправлялся в рейс в девятнадцать двадцать пять, то наши герои на него обязательно бы опоздали, и тогда еще не известно как закончилась бы эта история. Но гнэльфам и пуппитроллям повезло: в девятнадцать двадцать восемь они появились на платформе (появились Морс и Крюшон, а Тупсифокс и Кракофакс сидели в сумке, которую держал взмыленный толстячок Крюшон). Гнэльфы запрыгнули в вагон для пассажиров – всего в составе было два вагона: один пассажирский, другой багажный – показали билеты проводнику Безенкопфу и вошли в ближайшее купе.
– Успели! – сказал Морс, светясь улыбкой и вытирая со лба пот. – Я говорил тебе, что мы не опоздаем!
– У тебя был верный шанс ошибиться… Ладно, Морс, забудем про это… – Крюшон положил сумку с пуппитроллями на лавку и тоже достал из кармана носовой платок. – Ну, и жара! Я весь взмок!
– Сейчас вечер, скоро станет прохладнее. – Морс выглянул в коридор и удивленно присвистнул: – Кажется, мы одни в вагоне! Исторический рейс, а нет ни пассажиров, ни провожающих! И, главное, нет оркестра и цветов! Такое событие – и никакой шумихи!
– Тебе обязательно нужна шумиха… – поморщился Крюшон. – Дай хоть часок отдохнуть!
Вагон вдруг дернулся, и мимо окна поплыли привокзальные строения, тополя и клумбы с яркими цветами.
И в этот момент в купе вошел еще один пассажир и, поздоровавшись с юными гнэльфами, уселся на свободное сиденье. Это был красивый молодой брюнет с черными щегольскими усиками, высокий, стройный, одетый в приятного сиреневого цвета костюм и обутый в начищенные до блеска темно-желтые, почти коричневые, туфли. Синий галстук-бабочка с бриллиантовой булавкой-заколкой на безукоризненно отглаженной белой сорочке делали его еще больше похожим на кинозвезду со старинных афиш и плакатов.
Морс и Крюшон сначала и приняли его за артиста. Но стоило только ему назвать свое имя, как мальчикам пришлось отказаться от этой версии. Нового соседа по купе звали Гэг. Он был волшебник!
– Эдвард Гэг, – представился юным спутникам новый пассажир исторического рейса и посмотрел внимательным изучающим взглядом на, притихших разом, друзей. – Я вижу, мое имя вам о чем-то говорит?
– Да… – прошептал Крюшон и проглотил сухой комок, подступивший к горлу. – Говорит…
– Мы про вас уже слышали, господин Гэг, – признался Морс и почему-то махнул рукой в открытое окно, – там… и немного раньше…
В сумке, стоявшей на лавке в углу, кто-то завозился и тяжело вздохнул. Этот шорох и этот вздох не прошли мимо ушей знаменитого волшебника незамеченными.
– Зайцы? – Он показал на подозрительную сумку и добродушно улыбнулся.
– Не совсем… Пуппитролли. – Морс заглянул в убежище крошечных путешественников и пригласил их выйти наружу.
Кракофакс и Тупсифокс выползли из сумки на лавку и, щурясь от яркого света, уставились на всемирно известного чародея.
– Рад познакомиться, меня зовут Эдвард Гэг, – еще раз представился красавец – брюнет, теперь уже пуппитроллям.
– Кракофакс, – нехотя буркнул седенький малютка-старичок.
– Тупсифокс! – весело отчеканил крошка-малыш в клоунском костюме. – А вы думали, что в сумке зайцы? – И он задорно, от всей души, расхохотался тонким фальцетом.
– На билеты для всех не хватило денег, – объяснил Гэгу смущенный Морс, – а бросать кого-то в Злюкенберге мы не хотели.
– Попробовали бы вы бросить самих себя в этом городишке! Я посмотрел бы, как у вас это получится! – проворчал Кракофакс и ехидно хихикнул.
– Мы и не стали никого оставлять! – вмешался в разговор Крюшон. – За себя мы, конечно, заплатили. А за них… – Он сделал паузу, смерил пуппитроллей изучающим взглядом и закончил свою мысль: – … Тут и платить не за что!
Услышав эти слова, Кракофакс побагровел и надул с возмущением щеки:
– Да я… Да ты… Да вы…
– Успокойся, дядюшка, Крюшончик не хотел нас обидеть! – вступился за пухленького гнэльфа Тупсифокс. – Просто он хотел сказать, что у них не хватило денег для покупки билетов на всех четверых!
– Да… Именно это я и хотел сказать… – выдохнул Крюшон и снова полез в карман за платком. – Кстати, господин Гэг, у нас тут прячется еще один «заяц», – он достал вместе с платком металлическую баночку из-под леденцов и, бережно открыв крышку, показал волшебнику жемчужную бусинку из ожерелья Скорпины. – Вы не можете его, как бы это поточнее выразиться…
– Расколдовать! – прямо и открыто вылепил Морс и протянул перламутровый шарик Гэгу. – Злая колдунья превратила зондерлингского оракула и предсказателя в крошечную козявку и заточила его в этой жемчужине. Но бедняга Петер никак не заслуживает подобной участи!
– Он пострадал за свой длинный язык, – хихикнул Кракофакс. – В следующий раз будет думать КОМУ и ЧТО предсказывать!
Ознакомительная версия.
