Но забыл Таро добрый совет старухи, не прислушался к шелесту бамбука, и пошел как раз по той тропинке, где бамбук остерегал его: «Не ходи, ш-шу».
Идет он, а на ветке ворон гнездо вьет. Закричал ворон: «Не ходи, тон-тон!»
Но юноша, не слушая, пошел себе дальше.
Видит — на ветке большого дерева висит пустая тыква горлянка. Загремела она, застучала: «Не ходи, гара-гара!»
А он идет себе дальше, в толк не берет. Возле омута груши на дереве звенят: дзаран-дзаран! Влез он на дерево и начал их собирать. Но упала тень юноши на воду, и нуси [60], хозяин омута, проглотил его одним глотком.
Сколько ни ждали дома, Таро не вернулся.
Отправился собирать горные груши второй сын — Дзиро. Он тоже не послушался доброго совета старухи, и хозяин омута проглотил его.
Третий сын, Сабуро, был отроду разумней всех. Увидел он старуху на скале и рассказал ей, как братья пошли горные груши собирать, да не вернулись, и как матушка тревожится.
— Не послушались они меня, — сказала старуха. — А ты иди спокойно.
Дала она Сабуро острый меч, разящий с первого удара. Сабуро принял меч с благодарностью. Шел он, шел и пришел к тому месту, где на три тропинки разветвилась дорога. Три бамбука зашелестели:
«Не ходи, ш-шу», «Иди, иди, ш-шу».
Прислушался Сабуро. Бамбук на средней тропинке шелестит: «Иди, иди, ш-шу».
Пошел он по средней тропинке. Ворон на ветке гнездо вьет. Закричал ворон: «Иди, иди, тон-тон! Иди, иди, тон-тон!»
Идет Сабуро дальше. На ветке большого дерева висит тыква горлянка. Загремела она, застучала: «Иди, иди, гара-гара!»
Шел Сабуро, шел, видит горный поток. Плывет по нему красная щербатая чашка: цумбуку-камбуку. Выловил он ее и идет дальше.
Возле омута горные груши на дереве звенят: дзаран-дзаран! Каждый раз, как ветер подует, поют они:
На восточной стороне,
Берегись, опасность ждет,
И на западной, страшись,
Темный омут ждет тебя.
И на северной как раз
Тень на воду упадет.
Ты на южной стороне
Смело груши собирай.
Дзаран-дзаран!
«Ха-ха, значит, надо собирать груши на южной стороне дерева», — думает Сабуро. Влез он на грушу и стал срывать самые спелые, сочные плоды.
Но когда он начал слезать с дерева, то оплошал. Схватился за ветку как раз над омутом, и тень его упала на воду.
Увидел тень на воде хозяин омута и только собрался было проглотить юношу, как Сабуро выхватил из ножен меч, подаренный ему старухой, и нанес мощный удар. Зарубил он чудовище.
Вдруг из чрева нуси послышались тихие голоса:
— Эй, Сабуро, эй!
Рассек Сабуро чрево, а в нем Таро и Дзиро, бледные-бледные, но живые. Зачерпнул он тогда воды красной щербатой чашкой и дал попить братьям. И стали они опять здоровы и невредимы.
Пришли братья домой и угостили свою матушку спелыми грушами.
С тех пор стали они всей семьей жить в благополучии и радости.
26. Земляника под снегом
Жила в одной деревне женщина. И было у нее две дочери: старшая о-Тиё — неродная, а младшая о-Хана — собственное детище.
Мачеха одевала родную дочку в нарядные платья, а падчерицу — в лохмотья. На долю дочери доставались ласки да баловство, а на долю падчерицы — колотушки и трудная работа. Она и воду носила, она и стирала, и обед варила.
Но мачеха все равно ненавидела о-Тиё лютой ненавистью, только и мечтала, как бы сжить ее со свету.
Вот однажды в холодный зимний день мачеха и о-Хана грелись у очага. Разомлела о-Хана от жары и говорит:
— Ох, как мне жарко стало! Сейчас бы съела чего-нибудь холодненького.
— Хочешь немного снежку?
— Снег ведь невкусный, а я хочу чего-нибудь холодного да вкусного.
Задумалась о-Хана и вдруг как хлопнет в ладоши:
— Земляники, хочу земляники! Красных спелых ягодок хочу.
О-Хана была упряма. Уж если что ей в голову взбредет, никогда не отступится.
Подняла она громкий плач:
— Мама, дай земляники! Мама, дай земляники!
Не смогла ее мать утихомирить и вот что придумала.
— О-Тиё, о-Тиё, поди-ка сюда, — позвала она падчерицу.
О-Тиё как раз стирала белье на заднем дворе. Бежит она на зов мачехи, на ходу мокрые руки вытирает.
— Эй ты, ступай-ка в горы и набери вот в эту корзинку спелой земляники. Слышишь? А пока не наберешь полной корзинки, не смей домой и глаз казать. Поняла?
— Но, матушка, разве растет земляника в середине зимы?
— Растёт не растет, а ты одно помни: придешь с пустыми руками — домой не пущу!
Вытолкнула мачеха о-Тиё из дома и дверь за ней крепко-накрепко заперла.
Обула о-Тиё соломенные сандалии на босу ногу, а куда идти, не знает. Зимой в горах земляника не растет. Но и с мачехой не поспоришь. Постояла-постояла о-Тиё на дворе, взяла корзинку и пошла в горы.
В горах тихо-тихо. Снег валит хлопьями. Высокие деревья под снегом кажутся еще выше.
Ищет о-Тиё землянику в глубоком снегу, а сама думает: «Верно, мачехе надоело, что я на свете живу, оттого и послала меня сюда на погибель. Лучше мне здесь замерзнуть. Может, тогда я свижусь со своей родной матушкой».
Полились у девочки слезы, бредет она, сама не зная куда, не разбирая дороги. То взберется, спотыкаясь и падая, на гору, то скатится в долину. Наконец от усталости да холода упала она и не встала.
А снег все шел, все шел и скоро намел над ней пушистый белый холмик.
Вдруг кто-то окликнул о-Тиё по имени. Приоткрыла она глаза. Видит: наклонился над ней старый дед с белой бородой.
— Скажи, о-Тиё, зачем ты пришла сюда в такой холод?
— Матушка наказала мне набрать спелой земляники, — ответила девочка, еле шевеля ледяными губами. — А не то велела и домой не приходить.
— Да разве не знает она, что зимой земляника не растет? Но не печалься, идем со мной.
Поднялась о-Тиё с земли. И стало ей вдруг тепло, и усталости как не бывало.
Шагает старик по снегу легко-легко, о-Тиё за ним бежит, и — вот диво! — стелется перед ней снег, словно крепкая хорошая дорога.
— Вон там спелая земляника, — говорит старик. — Собери сколько надо и ступай домой.
Поглядела о-Тиё туда, куда он указывал, и глазам своим не верит. Растет в снегу крупная красная земляника! Вся поляна ягодами усыпана.
— Ой, земляника! — только и могла сказать о-Тиё.
Вдруг смотрит она: старик куда-то пропал, стоят кругом одни деревья.
— Так вот он кто! Бог-хранитель этой горы! [61] Вот кто спас меня!
Сложила о-Тиё молитвенно руки и низко поклонилась. Потом набрала полную корзину земляники и побежала домой.
— Как, ты и впрямь нашла землянику?! — ахнула мачеха. Думала она, что ненавистной падчерицы уже в живых нет.
Обрадовалась о-Хана, села у самого очага и давай класть ягоду за ягодой в рот, приговаривая:
— Ах, вкусно! Во рту тает!
— Ну-ка, ну-ка, и мне дай!
Попробовала мачеха и языком причмокнула. А падчерице ни одной ягодки не дали.
О-Тиё и не подумала обижаться: не привыкла она к лакомствам. Сморил ее сон. Прикорнула она у очага и дремлет.
Вдруг мачеха подбежала к ней, громко топая ногами, и закричала в самое ухо:
— О-Тиё, о-Тиё!
Встряхнула она девочку за плечо:
— Эй ты, слушай! О-Хана не хочет больше красных ягод, хочет лиловых. Ступай живо в горы, собери лиловой земляники.
Испугалась о-Тиё:
— Но, матушка, ведь уже ночь на дворе, а лиловой земляники, поди, и на свете нет. Не гони меня в горы, матушка!
— Что ты говоришь такое? Ты ведь старшая сестра! Должна все давать своей младшей сестренке, что та ни попросит. Нашла же ты красные ягоды, найдешь и лиловые. А не то и домой не приходи!
