Пелле был настолько мал, что ещё не успел подписаться на «Ежедневный кошачий листок», не говоря уже о том, что и читать он тоже ещё не научился, так что он ни о чём не догадывался, когда на следующее утро вышел на свою обычную прогулку. Он только что вылакал блюдце молока, настроение у него было превосходное и на шее блестела медаль.
Как обычно, он направился на Дворцовый Взвоз. Ему там очень нравилось. К тому же там было много деревьев, чтобы спрятаться на них в случае появления какой-нибудь дурацкой собаки.
Он прогуливался взад и вперёд, иногда обнюхивая камешек или веточку, или обрывок бумаги. Вокруг не было никого — ни котов, ни людей, нм собак. Всё было мирно и спокойно.
Но вдруг послышалось злобное мяуканье, и из-за дерева выглянула кошачья голова, из-за другого ещё одна, потом ещё и ещё. Пелле не успел бы сосчитать до трёх (если бы он, конечно, умел считать), как его окружили двадцать кошек, нет, тридцать кошек, чёрных кошек и белых кошек, серых и рыжих и полосатых. Все они выглядели такими злыми, и то там, то сям угрожающе шипели.
Пелле сжался в комочек и почувствовал себя ещё меньше, чем был на самом деле.
А кошки окружили Пелле, взялись за передние лапы и стали водить вокруг него хоровод, припевая:
Вы когда-нибудь видали,
Чтобы кот носил медали?
Не идут хвастливой морде
Ни медаль, ни даже орден!
И они набросились на Пелле и сорвали с него шёлковую ленточку с медалью. Даже думать не приходилось, чтобы как-то защититься от такого количества здоровенных котов.
— Фу, какой растеряха, — сказала Биргитта, — медаль потерял. Будешь теперь ходить без медали.
— Мяу, — сказал Пелле и подумал, что это вовсе неплохо — не носить медаль.
Глава пятая. Приключения в Пасхальный вечер
Настала Пасха.
Биргитта накрывала стол, а Пелле ей помогал. Он сидел на стуле и следил за происходящим. Он вытягивал шею и наблюдал, как Биргитта раскладывает маленьких жёлтеньких цыплят[3] около каждого прибора. Они выглядели так симпатично! Совсем неплохо было бы поиграть с таким цыплёнком, хотя бы немножко. Пелле умильно склонил голову и умоляюще глядел на Биргитту-ну что, трудно ей, что ли, дать ему цыплёнка!
Нет, непохоже было, чтобы у неё возникло такое желание. Вдруг один цыплёнок упал на пол, — Пелле был тут как тут. Он стрелой метнулся на пол и подкинул цыплёнка лапой, да так, что тот отлетел к противоположной стене. Пелле оказался на месте приземления чуть ли не быстрее, чем цыплёнок. Он схватил его передними лапками, и начал подбрасывать и кусать так, что цыплёнок вскоре приобрёл очень жалкий вид. Тут Пелле оставил свою жертву, попятился, выгнул спину, подвигал угрожающе передними лапами и опять набросился на бедного цыплёнка.
— Пелле! Как ты можешь быть таким жестоким с этим несчастным цыплёнком! — сказала Биргитта.
«Да он же не настоящий!» — подумал Пелле, но всё же оставил цыплёнка в покое, подошёл к Биргитте и потёрся об её ногу, чтобы показать, что на самом деле он милый и послушный котёнок. Биргитта погладила его, и Пелле несколько раз подтолкнул её руку головой, как делают все кошки, когда хотят, чтобы их приласкали.
Наступило время ужина. Когда принесли традиционые пасхальные яйца, Биргитта сказала:
— Вообще говоря, на яйцах должны быть написаны стихи. А поскольку стихов нет, нам придётся самим их сочинить. Папа начинает.
— Ой-ой-ой, — сказал папа. — Мы же уже сочиняли стихи на Рождество!
— Ну и что, — сказала Биргитта. — На Пасху тоже надо сочинять. Так что не задерживай всех, пожалуйста. Папа выглядел совершенно несчастным.
— Яичко неплохо слегка посолить, — сказал он медленно. Наступила долгая пауза.
— Покуда оно не успело остыть, — пришла на помощь мама.
— Спасибо, — сказал папа. — Я отстрелялся.
— Ничего подобного! — воскликнула Биргитта. — Папа должен весь стих придумать сам.
— Ой-ой-ой! — опять застонал папа. — Ты меня замучила. Хотя подожди… вот так. Готово!
Ни капельки из этого яйца
Не попадёт на бороду лица.
— Во-первых, так не говорят: «борода лица», — сказал Улле, — а во-вторых, у тебя и бороды-то нет. У тебя даже усов никогда не было.
— Всё равно папин стих засчитан, — сказала Биргитта. — Теперь мамина очередь.
Для мамы это была нетрудная задача.
Хоть не имеют яйца дыр,
Они вполне заменят сыр, —
быстро сказала она.
— Это пойдёт, — одобрила Биргитта. — Теперь Улле.
Улле встал в позу и продекламировал:
Ел бы яйца круглый год,
Но от них желтеет рот.
— Особенно, если не пользоваться салфеткой, — ехидно сказала Биргитта. Теперь была её очередь.
И в хижине, и во дворце
Мечтают люди о яйце!
А Пелле никто не спрашивал. Но он, сидя в своей корзинке, тоже придумал стишок. И если бы он умел разговаривать, то этот стишок прозвучал бы так:
Дурак лишь станет яйца есть,
Когда на свете сливки есть.
После ужина случилось нечто ужасное. Пелле исчез! Его нигде не могли найти. Биргитта заглядывала в шкафы и на полки, смотрела под диваном, под креслами и под кроватью — Пелле нигде не было.
— Он мог выпасть из окна! — всхлипнула девочка.
— В таком случае он должен был бы сам его открыть, — сказал папа. — Не волнуйся. Я думаю, Пелле скоро сам появится. А теперь ты и Улле должны получить свои подарки.
И он принёс из комнаты огромный пакет.
В пакете лежали два огромных ярко раскрашенных картонных яйца. Папа положил их на стол.
— Можете быть уверены, там внутри кое-что есть, — сказал он. — Это яйцо для Биргитты, а это для Улле.
Но не успел папа договорить, как одно из яиц повело себя странно. Каким-то немыслимым образом оно начало само кататься по столу. И вдруг изнутри его послышалось отчаянное мяуканье.
— Это ещё что такое?! — воскликнул папа и открыл яйцо. И оттуда выскочил Бесхвостик Пелле, перепуганный и встрёпанный Бесхвостик Пелле!
Биргитта схватила его и начала обнимать и целовать в нос, отчего Пелле пришлось несколько раз чихнуть.
Но как же вышло так, что Пелле оказался в яйце?
А дело было вот как. Улле обнаружил папин подарок и решил подшутить. Он выгреб из яйца все конфеты и затолкал туда Пелле. Это было не особенно благородно с его стороны. Но всё же он сообразил сделать в яйце дырочки, чтобы Пелле не задохнулся. Поэтому Улле избежал нагоняя, просто остался без шоколада и конфет.
А Пелле? Что ж, Пелле получил блюдце с особенно жирными и нежными сливками.
Стоял уже июнь, и дело было за обедом.
— В субботу мы всей семьёй едем попастись на травке, — сказал папа.
— Ура! — закричала Биргитта и захлопала в ладоши.
— Потрясающе! — сказал Улле. Он только что выучил это замечательное слово — «потрясающе».
Пелле Бесхвостик навострил ушки в своей корзине. «Попастись на травке» — это звучало очень привлекательно. «Я наверняка поеду с ними, — думал Пелле, — я ведь тоже семья. Не оставят же меня одного в городе. Неужели буду здесь болтаться один-одинёшенек среди мешков с нафталином и свёрнутых ковров!» Пелле облизнулся, как он всегда делал, когда бывал огорчён или озадачен. Но тут он подумал, что не повредит лишний раз доказать свою преданность, выскочил из корзины и потёрся о ноги папы.
Папа взял его на руки и сказал:
— И тебе, Пелле, неплохо попастись на травке.
«Всё в порядке, — подумал Пелле. — Я еду».
— Но запомни, Пелле, — сказала Биргитта, — тебе нельзя пастись слишком много. У нас есть поговорка: «Если кошки едят траву, значит, будет дождь», а нам нужна хорошая погода. Так что обещай мне, Пелле, не есть слишком много зелени, когда мы поедем пастись на травке.
«По-моему, у неё что-то не в порядке с головой, — подумал Пелле. — Стану я есть траву! Что я, корова, что ли? Нет уж, я с удовольствием буду придерживаться своей молочной диеты. Так что из-за меня дождь не начнётся, уж будьте уверены».
Всё это Пелле подумал про себя, но сказал только «Мяу!», как он делал всегда, когда разговаривал с людьми.
Началась страшная суета. Папа паковал свою трубку и книги, мама рассовывала одежду и кастрюли. Биргитта аккуратно завернула куклу Лизу и её постель, Улле тщательно упаковал порошок для хлопушек. Ещё ему понадобился чихательный порошок и книга про индейцев под названием «Секрет Крадущейся Пантеры». Мама к тому же захватила для него немецкую грамматику.
«А мне-то что упаковывать?» — думал Пелле. Он выглядел очень грустным. У него был замечательный красно-жёлтый мяч, который он просто обожал, и ещё у него был кусок старой кожи, с которым он играл иногда в кошки-мышки. Он бы охотно взял всё это с собой, но у него не было даже самой маленькой сумки. Тут было над чем призадуматься.
