Весь юго-восток Техаса покрыт влажными хвойными лесами. Сделаешь шаг — и след сразу заполняется водой. Поднимешь голову, чтобы взглянуть на небо, а его почти не видно — только маленькие просветы, словно голубые лоскуты, между древними кронами. Заповедные, потаённые места, где обитают диковинные существа.
Ступать здесь надо осторожно. На каждом шагу — заросшие речные поймы, топкие болотца, то здесь, то там блестит озерцо, в которое стекаются быстрые ручьи. В высокой траве возле воды немало ядовитых гадов — гремучих змей, гадюк, коралловых змей. Есть и неядовитые змеи, но их тоже стоит остерегаться.
В этих краях обитают черепахи — каймановые, коробчатые, горбатые, живущие сотню лет, а то и больше. Громкое кваканье огромных лягушек заглушает потрескивание сосен. В илистой воде прячутся усатые речные раки.
Властелин этих болотистых мест — аллигатор. Обычно он плавает у самой поверхности, но заметить его нелегко. Он такого же цвета, как эта грязно-бурая вода, а спина его похожа на сучковатое бревно.
Аллигаторы никого и ничего не боятся. Особенно те, что обитают в Большой песчаной пойме, неподалёку от ручья Плакучего. Пойма тянется вдоль илистой протоки — широкого рукава реки, которая течёт в самом сердце этих заброшенных лесов. Ниже по течению находится овраг. Здесь от широкой протоки отделяется её младшая сестра — узкая, короткая протока, стекающая по склону оврага. Вокруг неё образовалась Малая песчаная пойма. Узкая протока, описав полукруг, снова сливается со своей старшей сестрой на полпути к реке Сабине. А между ними — сплошные болота, трясины и зыбучие пески.
Проклятые, гиблые места. Не вздумай отправиться в те края, на земли между Большой песчаной поймой и её младшей сестрой, Малой песчаной поймой. Лучше не ступать на их предательскую почву, не слушать их коварного зова. Если хочешь остаться в живых, держись подальше от песчаных сестёр.
9
Впервые Барракуда увидел это чудище, когда плыл на своей утлой пироге по илистой протоке вдоль Большой песчаной поймы. Барракуда убивал животных и сдирал с них шкуры. Он охотился на бобров, лис, зайцев, скунсов, опоссумов. Но больше всего на свете он хотел убить аллигатора. На брюхе у этих рептилий мягкая, нежная кожа, а ещё у них жёлтые немигающие глаза. Глаза, которые смотрят на тебя в упор. Когда Барракуда смотрел в глаза других животных, он всегда видел в них страх. Но аллигатор — совсем другое дело. Аллигаторы никого и ничего не боятся. Никого и ничего — в целом мире.
Барракуда убивал кабанов, оленей и енотов. Он убивал их каждый день, и это было неинтересно. То ли дело — охота на аллигатора!
Был предрассветный час, и первые солнечные лучи робко пробивались сквозь утренний туман, освещая верхушки громадных деревьев. Было прохладно и так влажно, что впору было дышать жабрами, но Барракуда всё-таки был не рыба, а человек. Он с трудом глотал воздух, сырость обволакивала тело, словно клейкая плёнка. Ранним туманным утром, когда в лесу, словно патока, разливалась липкая, влажная тишина, Барракуда плыл в своей пироге, отталкиваясь длинным шестом. На носу лодки горела керосиновая лампа. Добравшись до Малой песчаной поймы, он оглянулся и потёр глаза: действительно он видел это или ему померещилось? Всю ночь он пил обжигающий ром, и перед глазами у него до сих пор стояла пелена. Это была длинная, тёмная ночь. Бесконечная, одинокая ночь.
— Нет, не может быть! — пробормотал он. — Такие большие аллигаторы водятся только в Африке.
Он схватил керосиновую лампу и, подняв её, стал всматриваться в мутную воду. Но разглядеть сумел только две воронки, которые плавно кружились на тёмной поверхности, образуя пузыри и белёсую пену. Человек пожал плечами и снова опустил в воду шест.
Какая-то мысль продолжала тревожить его. Он озабоченно покачал головой. Эти странные воронки… Они возникают, только если в воду быстро погружается что-то тяжёлое и огромное. Расстояние между воронками было никак не меньше тридцати метров. Что же это такое? Гигантская тварь или старое бревно, опустившееся на илистое дно протоки?
Барракуда внезапно почувствовал, как по телу пробежали мурашки. Кровь бешено пульсировала в сонной артерии.
«У-у-у-ва-же-е-е-ние-е-е!» — гудело в густом, влажном воздухе.
Слово «уважение» впивалось ему в уши, словно тысячи голодных москитов.
Он вытер пот со лба, зачерпнул воды и плеснул на лицо. Но это не помогло. Он никак не мог избавиться от слова, которое преследовало его. Теперь оно вертелось на самом кончике языка. Так и хотелось выкрикнуть: «Уважение!» Но Барракуда крепче стиснул зубы и, с трудом проглотив гулкое слово, облизал сухие губы.
«Уважение»… Ну, разумеется! Только безумец не испытывает ни уважения, ни страха перед лицом такой твари. «Уважение»… Это слово было для него непривычно. Так же как незнакомо ему было и само это чувство — почтения, благоговения перед другим человеком, перед живой тварью или перед самой природой. «Уважение»… Он чувствовал, как слово тяжело ворочается у него в животе, словно проглоченная живьём добыча. Мрачная улыбка вдруг исказила изувеченное лицо Барракуды. Уважение. Добыча. Он добудет эту тварь. Любой ценой.
Он двинулся дальше, помогая себе шестом. Туман постепенно рассеивался, утренняя свежесть уступала место летнему теплу.
«Я ещё вернусь», — мысленно произнёс Барракуда.
Вскоре он был уже возле своего покосившегося дома.
— Я вернусь! — повторил он уже вслух, громко и решительно, так что это прозвучало как твёрдое обещание. Как клятва. Он подкрепил её, с силой ткнув шестом в тёмный прибрежный ил.
Человек состоит из крошечных клеточек. Бесчисленных клеточек, которые все вместе образуют кровь, кожу, кости. Но клеточки — это всего лишь тело. Телом движут желания. Желания Барракуды были просты — еда и питьё, чтобы утолить голод и жажду; одежда и кров, чтобы защититься от холода и непогоды. А ещё ему нужна бутылка с каким-нибудь обжигающим напитком — джином, водкой или ромом, чтобы побыстрее миновала долгая, тёмная, одинокая ночь и настало ясное, солнечное утро.
Однако на этот раз, подплывая на лодке к своему покосившемуся дому, он чувствовал, что каждая клеточка его тела жаждет чего-то нового, прежде неведомого. Уважение! Он жаждал уважения. Это было незнакомое, но страстное желание. Оно пронизало его целиком, просочилось под кожу, дошло до самого нутра. Оно сосало у него под ложечкой и было похоже на боль. Но Барракуде нравилась эта боль. Он ни за что не согласился бы расстаться с ней.
Он добудет эту гигантскую тварь. Царя-аллигатора. Добудет или погибнет. Барракуда ещё раз ткнул шестом в илистое дно протоки. Небо нахмурилось. Начинался дождь.
10
Рейнджер. Так звали старого гончего пса. Он сразу полюбил маленькую трёхцветную кошку и честно постарался предупредить её об опасности. Он указал на шкуры лис, ондатр и норок, прибитые к перилам, на кожи гремучих змей и крокодилов, сложенные на ступеньках. Хозяином гончего пса был Барракуда. Это он посадил Рейнджера на цепь.
— Если только он увидит тебя… — оглянувшись, начал Рейнджер, но так и не смог договорить.
Барракуда безжалостен. К тому же у него есть ружьё, с которым он не расстаётся. Ружьё, которое стреляет.
Рейнджер отлично знал, что такое ружьё. Когда-то давно (пёс уже не помнил, сколько лет прошло с тех пор) он ходил на охоту с Барракудой. Он бежал рядом с хозяином, который стрелял в енотов и белохвостых оленей. А потом наступила та ужасная ночь, когда Рейнджер загнал рысь — большую дикую кошку с горящими жёлтыми глазами. Он запел свою победную песнь, но как только хозяин взял зверя на мушку, пёс вдруг почувствовал неладное. Он отпрянул от рыси, и в тот же миг грянул выстрел. Барракуда промахнулся — пуля попала в Рейнджера.
Человеку даже в голову не пришло пожалеть пса или попытаться ему помочь. Он злобно пнул раненую собаку кованым сапогом, прорычал: «Глупый пёс!» — и не оглядываясь зашагал к дому. Рейнджер, хромая, поплёлся за ним. Потом Барракуда посадил его на цепь и сделал сторожем, который должен был лаять, если дикие звери подходили слишком близко к дому. Так Рейнджер превратился из охотничьей собаки в цепного пса, который не мог отойти от крыльца дальше чем на шесть метров.
Рана его в конце концов затянулась, но пуля так и осталась в лапе, и каждый день боль напоминала о ней. Но страшнее пули была цепь, которая приковала его к крыльцу покосившегося дома. Приковала к жестокому хозяину.
Рейнджер знал: кошка обречена. Если она попадётся в руки Барракуде, он пристрелит её из своего старого ружья — просто так, ради забавы. Или сделает из неё приманку для охоты на аллигатора — привяжет к дереву, что растёт на заболоченном берегу песчаной поймы у кромки воды, где, невидимые глазу, плавают аллигаторы, и они одним махом перекусят пополам маленькую кошку. Барракуда способен на всё.
