Кашлять было очень приятно, но в конце концов это надоело Бабе-Море. И хоть ей и было жалко расставаться с таким исключительным кашлем, она не выдержала и приготовила настой из трав. Она решила испробовать одну давно задуманную смесь, которой до сих пор еще не пользовалась. Баба-Мора взяла листьев болотной мяты, шалфея, корень лапчатки, медуницы, зверобоя и полыни и чуть-чуть нераскрывшихся почек тимьяна. Из всего этого она сварила крепкий-прекрепкий и такой горький напиток, что слезы брызнули из глаз, а кашель как рукой сняло. От медуницы она пропотела, а от этого падает температура. Зверобой снял колики в животе, шалфей вылечил горло, а тимьян, как ни мало его было, прогнал прострел.
Баба-Мора скинула одеяло и распахнула настежь окно, чтобы удержать температуру. Правда, оставался еще сильный насморк. Сквозняк пришелся насморку очень кстати — из носу потекло, как из березы сок по весне, запас носовых платков уменьшался на глазах. Кашель совсем перестал ее донимать, но чихала она на славу.
— Ах ты, бедная Морушка, — с радостным возбуждением сказала Баба-Мора, — этот насморк тебя доконает.
Она чихала и сморкалась изо всех сил. Одно было плохо: от постоянного сморкания заболел, распух и до крови покраснел нос. К тому же Баба-Мора вдруг вспомнила, что все эти грязные носовые платки ей же придется потом стирать. Она тяжело вздохнула, вылезла из постели и втянула в нос целую пригоршню растертой в порошок руты. Разумеется, насморк тотчас прошел. И хоть смейся, хоть плачь, но от руты перестала болеть и поясница.
К счастью, оставался жар. Замечательно высокая температура с сильными приступами лихорадки и ноющей болью в суставах. Баба-Мора решила, что позволит себе хоть побредить как следует.
— Бедная Морушка, — сказала она. — Неужто твои дела так плохи? Ты бредишь?
Увы, и с бредом ничего не получилось. Мысли были на редкость ясные. Баба-Мора снова вылезла из постели и хлебнула порядочную порцию настойки спорыньи, чтобы в голове помутилось. Но то ли она в горячке перепутала настойки, то ли спорынья подействовала наоборот, только температура начала теперь быстро падать и боли в суставах прошли.
— Ну, Мора, — сказала она недовольно, — похоже, ты идешь на поправку.
С досады Баба-Мора выпила остывший отвар шиповника и крепко заснула.
Наутро Баба-Мора была совершенно здорова. Она вздохнула и сказала:
— Бедная Морушка, поболеть как следует и то не можешь.
Прошло некоторое время.
Как-то после обеда Баба-Мора сидела в муравейнике и лечила муравьиными укусами свой ревматизм. Вдруг она увидела в просвете между соснами резиновую лодку, приближавшуюся к острову. Баба-Мора выбралась из муравейника, вытряхнула из одежды и волос муравьев и помчалась к берегу встречать гостя.
В лодке был тот самый моряк, которого Баба-Мора вытащила из воды.
— Что случилось? — закричала Баба-Мора уже издалека. — Неужели кости, что я тебе срастила, снова расшатались? Ты что так скоро вернулся?
— Нет! — откликнулся моряк, подгребая к берегу. — Никто еще лучше тебя не лечил мне переломы. Я совсем по другому делу.
— Ну? — спросила Баба-Мора.
— Я к тебе с просьбой: помоги моему бывшему капитану, — начал моряк. — Беда с ним приключилась. Катался на коньках, упал и так подвернул ногу, что пятка у него теперь спереди, а носок сзади. Бедняга совсем не может ходить. Ступит вперед, а другая нога шаг назад делает, так что Трумм не может с места сдвинуться. Из-за этого несчастья ему даже пришлось купить машину. Ни один врач не берется помочь ему, уж больно необычный случай. Вот мы с ним и подумали: раз ты меня так здорово вылечила, не сможешь ли помочь и ему?
— Гм, — скромно ответила Баба-Мора. — Прежде чем дать ответ, хотелось бы взглянуть на эту ногу.
— Так это же проще простого, — обрадовался моряк. — Прыгай в лодку — и в путь!
— Ладно, — сказала Баба-Мора. — Прихвачу только лекарства для ног.
Моряк остался ждать на берегу, а Баба-Мора поспешила домой за лекарствами. Когда она вернулась, моряк остолбенел от удивления: лекарств оказалась целая копна, так что самой Бабы-Моры и видно не было.
— Если взять все это с собой, — сказал моряк, — мы же в лодке не поместимся.
— Конечно, берем все это! — заявила Баба-Мора. — Откуда мне знать, какое лекарство может понадобиться?
Всю копну лекарственных трав она уложила в лодку, а сама уселась сверху. Лодка по самые борта погрузилась в воду. Моряк попытался было тоже сесть, но их стало заливать.
— Ты что, не видишь, что в лодке больше нет места? — рассердилась Баба-Мора. — Ведь мои травы намокнут и сопреют!
Ничего не поделаешь, обратный путь моряку пришлось проделать вплавь.
«По крайней мере, Трумм поправится», — печально думал он, рассекая сильными гребками холодную воду.
Так они добрались до большого портового города.
В гавани их встречал на своей машине Трумм. Из-за больной ноги он передвигался с большим трудом, да и то лишь вприпрыжку. Подпрыгивал он так смешно, что привлекал к себе всеобщее внимание. Люди думали, что это цирковой артист. И сейчас, пока он стоял и ждал у причала, его окружила целая толпа зевак, собравшихся поглядеть на забавные прыжки.
Бабу-Мору и моряка народ встретил тоже с большим интересом. Все решили, что и они участники представления.
— Вот это да! — сказала Баба-Мора, увидев толпу. — Такой торжественной встречи я никак не ожидала.
Она помахала рукой. Люди засмеялись и захлопали.
Баба-Мора выбралась со своими травами на причал, и Трумм вприпрыжку проводил ее к машине. За ними плелся насквозь промокший и продрогший моряк. Трумм велел ему устроиться в багажнике — иначе его мокрая одежда испортила бы сиденья новой машины.
Копну трав они привязали к крыше автомобиля.
Все свои лучшие годы Трумм провел, плавая по морям и океанам. Он пережил целых семнадцать кораблекрушений, но всякий раз благополучно спасался в самый последний момент. При этом он нерушимо следовал суровому морскому закону, по которому капитан не имеет права покинуть тонущий корабль, а должен вместе с ним идти на дно. Но, очутившись на дне, капитан освобождается от своих обязанностей и может с чистой совестью оставить судно и всплыть на поверхность. Поскольку Трумм был исключительно хорошим пловцом, он выплывал из любого положения.
Восемнадцатое судно Трумму уже не доверили. И ему пришлось обосновать на суше.
Нынче Трумм жил в своем домике на большой площади. К потолку просторной гостиницы были подвешены модели всех семнадцати затонувших кораблей. Наконец-то он смог осуществить заветную мечту своего детства: научиться рисовать акварельными красками и кататься на коньках. Плохо было только то, что каждый раз, когда он становился на коньки, с ним непременно приключалось какое-нибудь несчастье.
Так было и теперь.
Когда Баба-Мора, моряк и капитан Трумм добрались до места, Баба-Мора велела Трумму лечь в постель. И немедля приступила к осмотру.
— Как болит нога? — спросила она, изучая вывернутую ступню капитана. — Ноет или колет?
Трумм подумал и ответил:
— Колет.
— Прекрасно, — заметила Баба-Мора. — Если б ныла, то надежды было бы мало. Но сейчас, я думаю, дело поправимо.
Трумм несказанно обрадовался.
Баба-Мора велела моряку, все еще дрожавшему в своей мокрой одежде, принести травы. Они почти наполовину заполнили просторную гостиную Трумма. После долгих поисков Баба-Мора наконец нашла какой-то сморщенный корешок. Затем она велела проводить ее на кухню. Там она поварила корешок, пока тот не стал мягким, протерла сквозь сито, добавила воды и потребовала наперсток с руки левши.
— О господи! — простонал Трумм. — Наперстка-то у меня и нет, в моем доме отродясь не бывало женщин!
— Как же я отмерю лекарство? — спросила Баба-Мора. — Его надо выпить ровно один наперсток. И, конечно же, это должен быть наперсток для левши, ведь у тебя повреждена левая нога.
Делать нечего, пришлось моряку, как был в мокрой одежде, бежать в магазин за наперстком для левши.
Вскоре он вернулся.
— Нет наперстка для левши, — сообщил он. — Есть только обычные.
Трумм совсем расстроился.
— А обычный не сойдет? — спросил он печально.
— Ни в коем случае, — возразила Баба-Мора. — Ладно уж, попробую обойтись без наперстка, вдруг да получится.
Она сделала на стакане метку высотой с ноготь, налила лекарства точно до метки и протянула стакан Трумму. Трумм выпил. Лекарство оказалось обжигающе горьким. Трумм остался доволен: он был убежден, что помочь ему может только горькое лекарство.
Остатки лекарства Баба-Мора слила в большую бутылку из зеленого стекла.
— Если за неделю нога не поправится, помогут только заклинания, — заявила она.
— Что-то холодно мне, — подал голос продрогший моряк. — По-моему, у меня жар.