— Идите, идите, — говорит им Пампалче, — она совсем заждалась.
Бежит Пампалче по лесу, а навстречу ей плетется, ковыляет старуха, такая дряхлая, что от старости вся мохом обросла.
— Куда идешь, бабушка? — спросила Пампалче старуху.
Старуха прошамкала глухим голосом:
Иду за невестой,
За красивой невестой с серебряными зубами,
Румяной, как спелая клубника,
Светлой, как солнце.
Иду на свадьбу гулять,
Буду петь и плясать.
Засмеялась Пампалче, отвалилась еловая смола, заблестели серебряные зубы.
— Я узнала тебя! Ты Сереброзубая Пампалче! — закричала старуха и вцепилась в Пампалче костлявыми пальцами. — Из моих рук не уйдешь, я сама отведу тебя к Водяному владыке.
Вырвалась Пампалче и побежала.
Бежит Пампалче, летит, словно птица, а старуха не отстает от нее ни на шаг, потому что это была не просто старуха, а злая ведьма Вувер-кува.
Добежала Пампалче до дальнего леса, до высокой горы, нет у нее уже сил бежать дальше, а Вувер-кува вот-вот догонит и схватит ее.
Влезла Пампалче на высокую сосну и запела:
Ой, сестрица, сестрица,
Спусти мне шелковую лестницу!
Не то поймает меня Вувер-кува,
Отдаст в жены Водяному владыке.
Подбежала Вувер-кува к сосне, отломила свой костлявый палец, выдернула свой кривой зуб, сделала топор и стала рубить под корень сосну, на которой сидела Пампалче.
Вувер-кува сделала топор и стала рубить под корень сосну, на которой сидела Пампалче.
Ой, сестрица, сестрица! —
поет Пампалче.
А сестра отвечает ей с горы:
— Подожди, сестрица, я шелковый клубок разматываю.
В это время вышел из лесу медведь. Жалко ему стало Пампалче, подошел он к Вувер-куве и говорит ей:
— Дай порублю сосну, а ты отдохни.
Отдала Вувер-кува топор медведю, а сама легла под куст и заснула.
Медведь взял топор и забросил его в озеро.
Проснулась Вувер-кува — нет ни медведя, ни топора, только круги по озеру идут.
Рассердилась старуха, одним глотком выпила всю воду из озера, достала со дна топор и опять принялась рубить сосну.
Пошел по лесу страшный шум и стук, задрожала высокая сосна, а Пампалче запела еще громче:
Ой, сестрица, сестрица,
Спусти шелковую лестницу!
Не то поймает меня Вувер-кува,
Отдаст в жены Водяному владыке.
А сестрица снова отвечает ей с высокой горы:
— Подожди, сестрица, я шелковую лестницу плету.
Услыхала песню Пампалче рыжая лиса, прибежала под сосну и говорит Вувер-куве:
— Ты устала, бабушка! Дай-ка мне топор, я помогу тебе, сосну порублю.
Дала Вувер-кува рыжей лисе топор. А той только этого и нужно было: схватила она топор, стукнула один раз по сосне, а в другой раз размахнулась и закинула топор в озеро.
Снова Вувер-кува выпила всю воду из озера, достала топор со дна и принялась сама рубить сосну.
И опять запела Пампалче:
Ой, сестрица, сестрица,
Спусти мне шелковую лестницу!
Не то поймает меня Вувер-кува,
Отдаст в жены Водяному владыке.
Ничего не ответила ей сестра.
Затрещала сосна, стала валиться, но тут спустилась сверху шелковая лестница. И поднялась по ней Сереброзубая Пампалче на высокую гору, к старшей сестре своей.
Как увидели звери лесные, что Сереброзубая Пампалче спаслась, обрадовались, пустились в пляс. Запели в зеленых ветвях голосистые птицы, а на высокой горе весело запела Пампалче:
По блестящей шелковой лестнице
Поднялась я на высокую гору —
Не поймает меня Вувер-кува,
Не достанет Водяной владыка.
ОГОНЬ И ЧЕЛОВЕК
Один мужик облюбовал себе в лесу место под ржаное поле. Хорошее место — на холме, на южном склоне.
Стал мужик сводить лес, валить деревья, расчищать поляну.
С рассвета дотемна раздавался по лесу стук его топора: тюк да тюк, тюк да тюк.
Сначала он срубил деревья, потом принялся корчевать пни.
А когда подошло время сеять рожь, оглянулся мужик вокруг и видит: сил положил много — места расчистил мало. С такого поля не прокормишься. Да еще бревна и пни надо с поля прочь убрать. Тоже работа нелегкая.
Сидит мужик под елкой и горюет.
Вдруг видит он: по лесу среди черных лип и белых берез, среди желтых сосен и зеленых веток идет кто-то. Вроде бы и человек, да чудной какой-то. Быстро идет, словно ветром его несет. Кафтан на нем алый, широкий, длинные полы развеваются, белую подкладку кажут.
Приблизился он к мужику, остановился и говорит:
— Удачи тебе, мужик, в твоем деле. А что ты делаешь?
— Лес под поле свожу. Трудился, трудился не покладая рук — расчистил лишь малое место. С такого поля не прокормишься. Да еще надо бревна и пни с поля убрать, тоже работа нелегкая.
— Хочешь, я тебе помогу?
— Помоги, приятель. Вдвоем больше сделаем.
— Я один управлюсь, а ты отойди в сторону.
Мужик отошел в сторону, а тот распахнул свой алый кафтан, взмахнул широкими рукавами на белой подкладке, взмахнул алыми полами.
Стали рукава белым дымом, а полы алым пламенем.
И тотчас же наваленный на поле сушняк задымился, полетели искры, забушевало пламя, охватило и пни и бревна.
Мужик испугался.
«Высок его дым, остер красный язык, этак он и меня съест, — подумал мужик. — Бежать надо».
Кинулся мужик прочь, да споткнулся о ведро с водой. Ведро опрокинулось, вода разлилась, пламя потухло.
Обернулся мужик, видит: вместо бревен и пней одна серая зола, а на поляне стоит тот, в алом кафтане, в своем прежнем обличье и похваляется:
— Видал, как я с бревнами и пнями управился?
— Видал, — отвечает мужик. — Спасибо тебе. Да кто же ты такой будешь?
— Я — огонь. И тебе спасибо, мужик, за угощенье: ведь для меня нет ничего лучше смолистой сосны и белой березы. Теперь ты приходи ко мне в гости. Угощу я тебя тем, чего ты никогда не едал: печеным да вареным.
Полетел огонь дальше, а мужик распахал поле и посеял рожь.
Хороша уродилась рожь. Осенью убрал ее мужик, смолотил, сложил в клеть.
«Теперь можно и в гости сходить», — решил мужик.
Пришел он к огню:
— Здравствуй, друг огонь.
— Здравствуй, друг мужик. Садись за стол.
Уселся мужик, а огонь выставил перед ним горячих блинов жареных да румяных пирогов печеных.
Очень понравились мужику блины и пироги. Правду говорят: жареный, да еще с маслом и лапоть съешь.
Наелся мужик, завел беседу.
— Что-то ты, друг огонь, вроде отощал, вроде поменьше ростом стал.
— Как тут не отощаешь, когда в доме ни обеда, ни ужина: ни смолистых плах сосновых, ни белых поленьев березовых, ни даже щепы осиновой, — вздохнул огонь. — Ежели я сегодня не подкреплюсь, то завтра мне придет конец.
— Зачем же тебе, друг, конца ждать? Пойдем ко мне, уж я найду, чем тебя попотчевать.
