— Господин, — сказал Граограман, обдумав все это. — Теперь я вижу, что моя смерть дает жизнь, а моя жизнь несет смерть. И то и другое хорошо. Теперь я понял тайну моего существования.
Он медленно и торжественно отправился в темный угол пещеры, и Бастиан услышал, как там что-то зазвенело. Вернувшись, Граограман склонил голову и положил к ногам Бастиана какой-то предмет.
Это был меч.
Но выглядел он не слишком привлекательно. Стальные ножны проржавели, а рукоять была как у детской сабельки, выструганной из деревяшки.
— Можешь дать ему имя? — спросил Граограман.
— Булат, — сказал Бастиан, задумчиво разглядывая меч.
В тот же миг меч сам по себе выскользнул из ножен и влетел Бастиану прямо в руку. Теперь он увидел, что лезвие его состояло из ослепительного света, плотного, как сталь, но невесомого.
— Этот меч, — сказал Граограман, — ждал тебя с незапамятных времен. Прикоснуться к нему может лишь тот, кто скакал на моей спине, ел и пил у моего очага и купался в моей воде. Теперь ты дал ему имя, и он принадлежит тебе.
— Булат! — прошептал Бастиан, жадно любуясь, как свет играет на лезвии. — Ведь это волшебный меч, не так ли?
— Ни сталь, ни камень, ни другой материал не могут противостоять ему. Но его нельзя принуждать. Ты можешь применить его, только если он сам прыгнет тебе в руку. Горе тебе и всей Фантазии, если ты вынешь его из ножен по собственному желанию!
— Я всегда буду помнить об этом! — пообещал Бастиан.
Меч скользнул в ножны и снова стал тусклым и неприметным.
— А теперь, господин, бежим в пустыню, — предложил Граограман.
Бастиан вскочил на него верхом, и они помчались. Утреннее солнце вновь поднялось над горизонтом, ночной лес давно рассыпался в пыль. Они носились по цветным холмам и дюнам, как пылающий вихрь. Весь мир обратился в единый свист ветра, будто Бастиан мчался на огненной комете.
К полудню Граограман вдруг остановился.
— Вот на этом месте, господин, мы встретились вчера.
Бастиан огляделся, но не нашел ни голубого, ни красного холмов. На сей раз холмы были оливковым и розовым. От букв не осталось и следа.
— Но тут все по-другому! — сказал он.
— Да, господин, каждый день все по-другому. До сих пор я не знал, почему так происходит. Но теперь, когда ты объяснил, что ночью из песка вырастает лес Перелин, мне все стало понятно.
— Но откуда ты знаешь, что это то самое место?
— Я чувствую это, как я чувствую любую точку на собственном теле. Ведь пустыня — это часть меня.
Бастиан спрыгнул с его спины и поднялся на вершину оливкового холма. Лев улегся рядом и стал оливкового цвета. Бастиан задумчиво смотрел вдаль.
— Скажи, Граограман, ты правда живешь здесь с незапамятных времен?
— Я жил здесь всегда.
— И пустыня Гоаб — она тоже была всегда? — Да, конечно. А почему ты спрашиваешь?
— Я не понимаю… — Бастиан задумался. — Я готов был поспорить, что она здесь только со вчерашнего дня.
— Почему ты так думаешь, господин?
И тут Бастиан рассказал ему все, что пережил с тех пор, как встретил Луниану.
— Все это очень странно, — сказал он. — Ко мне приходит какое-нибудь желание, и потом случается именно то, что приводит к его исполнению. Понимаешь, ведь я все это не выдумываю. Да я бы и не смог. Разве выдумаешь тебя или все многообразие ночного леса! Воображения не хватит. Но все появляется сразу после того, как я что-нибудь пожелаю.
— Это потому, что ты носишь АУРИН, — сказал лев.
— Но я не понимаю, возникает ли все это по моему желанию или это уже было здесь, а я просто каким-то таинственным образом все угадал?
— И то, и другое.
— Но как это может быть? Ведь ты живешь здесь всегда! Комната в твоем дворце дожидалась меня вечность. И меч Булат был мне предназначен с давних пор, ты сам это сказал!
— Правильно, все так и есть, господин.
— Но я только со вчерашнего дня в Фантазии! Значит, все это появилось не вместе со мной?
— Господин, — спокойно ответил лев. — Разве ты не знаешь, что Фантазия — это царство сказаний. Сказание может быть совсем новым, а повествовать о древних временах. И все прошлое возникает одновременно с ним.
— Значит, и Перелин был всегда? — озадаченно спросил Бастиан.
— С того мгновения, как ты дал ему имя, господин, он стал существовать с незапамятных времен.
— Значит, все-таки я сотворил его?
— Это может сказать тебе лишь Детская Королева. Ты все получил от нее. — Он поднялся. — Но нам пора возвращаться во дворец.
Тот вечер Бастиан провел с Граограманом на его черной плите. Он принес сюда ужин, заново приготовленный невидимыми волшебными руками, и ел подле Граограмана.
Когда свет люстр стал меркнуть, а потом запульсировал, постепенно угасая, он встал и обнял шею льва. Грива уже была каменная, холодная, как застывшая лава. И снова повторился вчерашний грохот и гром, но Бастиан уже не испугался.
Ночью он вышел наружу и долго любовался беззвучным ростом леса. Потом вернулся в пещеру, улегся между лапами льва и заснул.
Еще много дней и ночей он оставался у Граограмана, и они проводили долгие часы в бешеной скачке по пустыне и в диких играх. Бастиан прятался в дюнах, но Граограман всегда находил его. Они бегали наперегонки, и Граограман, конечно, побеждал. Они боролись — и уж тут Бастиан был ему равным соперником.
Однажды, вдоволь навозившись и еле переводя дух, Бастиан спросил:
— А можно, я останусь здесь навсегда?
— Нет, господин. Здесь только Перелин и Гоаб, здесь ничего не происходит. А тебе нужны события.
— Но я не могу уйти: пустыня слишком велика, а ты не вывезешь меня за ее пределы, потому что носишь ее с собой.
— Тебя могут вывести отсюда твои желания. Недостижимо для тебя лишь место, куда ты не захочешь. Только такое значение имеют в Фантазии слова «близко» и «далеко». Но недостаточно хотеть уйти ОТКУДА-ТО, надо стремиться КУДА-ТО.
— А я не хочу уходить отсюда, — отвечал Бастиан.
— Ты должен найти свое следующее желание, — сурово сказал Граограман. — И тогда ты сможешь уйти через Храм Тысячи Дверей. Так называется место, которое ведет куда угодно. И откуда угодно оно достижимо. Никто, однако, не видел его снаружи, потому что у него нет наружности. А его внутренность состоит из лабиринта дверей. И какая-нибудь обязательно выведет тебя туда, куда ты стремишься.
— Но как войти в этот храм, если снаружи к нему не приблизиться?
— Любая дверь, — продолжал лев, — даже самая обыкновенная дверь сарая или кухни, даже дверца шкафа может в какой-то момент ввести в храм. Но едва этот миг минет, она снова становится обыкновенной дверью, как была. Поэтому никто не может дважды пройти в одну и ту же дверь. И возвращения там не бывает.
— Но, очутившись там, — спросил Бастиан, — как выбраться наружу?
— Это не так просто, как в обычных домах. Из Храма Тысячи Дверей может вывести только желание ПРИЙТИ КУДА-ТО. У кого нет этого желания, тот будет блуждать по храму до тех пор, пока оно не появится.
— И как же найти входную дверь?
— Этого тоже надо захотеть.
— Очень странно, — размышлял Бастиан вслух, — что нельзя запросто пожелать, чего хочешь. Откуда в нас возникают желания? И что это такое вообще — желание?
Граограман поглядел на мальчика долгим взглядом, но не ответил.
Бастиан показал ему надпись на обороте амулета:
— Что бы это могло означать? «Делай что хочешь», ведь это означает, что можно делать все, что заблагорассудится, ведь так?
Морда Граограмана вдруг стала устрашающе строгой, даже грозной, и глаза его запылали.
— Нет, — проревел он. — Это означает, что ты должен исполнять только твою ИСТИННУЮ ВОЛЮ. Труднее этого нет ничего.
— Мою истинную волю? — повторил Бастиан. — Но что это такое?
— Это твоя глубочайшая тайна, которая спрятана от тебя самого.
— Но как я могу ее обнаружить?
— Идя по пути желаний, от одного к другому — до самого последнего. Этот путь и приведет тебя к твоей истинной воле.
