– Веселую.
– Отлично.
И он рассказал ей о девочке Красная Шапочка. Вы, конечно, знаете эту историю, дети? Может быть, она не очень веселая, особенно когда волк глотает бабушку, надевает ее чепчик, который ему совсем не идет, и ложится в постель, поджидая Красную Шапочку с пирогами. Но зато все кончается хорошо. А ведь это самое главное, особенно когда все начинается плохо.
Лора запомнила ее слово в слово – ведь у нее была превосходная память. Но слова почему-то запомнились ей в обратном порядке. Например, не "Жила да была девочка, которую прозвали Красная Шапочка", а "Шапочка Красная, прозвали которую девочка, была да жила". Понятно, что Петька послушал минуть пять, а потом засмеялся и сказал:
– Да, здорово это у тебя получается.
И снова принялся за чтение. Теперь, когда Лора приходила к нему, он только лениво смотрел на нее одним глазом и читал себе да читал строку за строкой, страницу за страницей. Иногда, впрочем, он рисовал на полях чертиков с хвостами, изогнутыми, как вопросительный знак.
Великий Завистник рассказывает о себе
Когда у Великого Завистника начиналась бессонница, он завидовал всем, кто спит. Он скрипел зубами, думая о том, что соседи сладко похрапывают с открытыми форточками: кто на боку, а кто на спине. А где уж тут уснешь, если то и дело приходится скрипеть зубами! Он завидовал даже ночным сторожам, впрочем, только тем, которые – даром что они были сторожа – все-таки спали.
Все люди стараются уснуть, когда им не спится. Старался и Великий Завистник. Он ведь тоже был как-никак человек. Он считал до тысячи, представлял себе медленно текущую реку или слонов, идущих один за другим, важно переставляя ноги. Ничего не помогало! Он открывал окно и долго ходил по комнате в туфлях и халате – остывал, чтобы потом сразу бухнуться в постель и заснуть. Остывать удавалось, а заснуть – нет. Может быть, потому, что он начинал беспокоиться, что слишком долго остывал и теперь еще, не дай бог, простудился. В этот вечер он даже решился слазить на крышу с авоськой – авось удастся словить хоть какой-нибудь сон – ведь над городом по ночам проплывают сны. И поймал, даже не один, а целых четыре. Но, спускаясь с чердака, он выронил авоську, и сны неторопливо выплыли из нее, задумчивые, неясные, похожие на дым от костра в сыром еловом лесу.
Когда не спится, лучше не смотреть на часы. Часы, как известно, иногда врут. Нельзя, например, сравнить их с зеркалом, которое всегда говорит только чистую правду. И все-таки, взглянув на часы, почти всегда можно узнать, далеко ли до утра, или близок ли вечер. До утра было еще далеко, и Великий Завистник решил сходить в аптеку "Голубые Шары".
– Извините, – сказал он, постучав в стекло, за которым неясно виднелась маленькая фигурка в халате. – Прошу простить, это я. Как живете, старина? Вы не спите?
Ему казалось, что подчиненным, чтобы они его любили, нужно почаще говорить: "Ну как, старина?", или: "Как делишки, собака?"
– Здравствуйте. Сейчас открою, – ответил Лекарь-Аптекарь. – Это он, – торопливо прошептал он Сороке. – Тебе нужно спрятаться, Таня. Сюда, сюда!
За аптекой была маленькая комнатка, в которой он готовил лекарства.
– Заходи, пожалуйста.
Он зажег полный свет, и фарфоровые белочки, притаившиеся между пузырьками, стали протирать глаза сонными лапками: они решили, что наступило утро.
– Извините, старина, что так поздно, – сказал, входя, Великий Завистник. – Что-то не спится, черт побери. Решил узнать, как ваши делишки, и кстати прихватить у вас какую-нибудь микстурку, чтобы поскорее уснуть. Нет ли у вас чего-нибудь новенького, дружище?
– Хм… новенького? Надо подумать.
Великий Завистник устало опустился в кресло. Пожалуй, он не был похож на Великого Завистника в эту минуту. Он вздыхал, и левая ноздря у него не раздувалась, как всегда, а уныло запала.
– А вы молодец, как я посмотрю, – сказал он, глядя, как Лекарь-Аптекарь, быстренько вскарабкавшись по лесенке, сунул свой длинный нос сначала в одну бутылку, а потом в другую. – Интересно, знаете ли вы, что такое скука?
– Аптекарю очень нужен нос, – не расслышав, ответил Лекарь-Аптекарь.
– Скука, я говорю.
– Скука? Скука, нет, не нужна. Нос и руки.
– Я смертельно скучаю, старый глухарь, – сказал Великий Завистник. – Все мне врут, и, кроме дочки, меня никто не любит. А ты думаешь, мне не хочется, чтобы меня любили, старик? (В минуту откровенности он любил называть подчиненных на "ты".) Очень хочется, потому что, если подумать, – я совсем неплохой человек.
Лекарь-Аптекарь промолчал. Он был занят – взвешивал маковый настой и перемешивал его с липовым медом.
– Ты думаешь, мне так уж хочется, чтобы этот мазилка умер? – продолжал Великий Завистник (так он называл Таниного отца). – Ничуть! Все равно ему уже никогда больше не придется нырять. Что касается его чудес, честно скажу, – не могу согласиться. Я видел его картины. Ничего особенного: холст, рама и краски.
Лекарь-Аптекарь молчал. Он размешивал микстуру стеклянной палочкой и старался не подсыпать в нее крысиного яду.
– Все, что угодно, можно сказать обо мне, – продолжал Великий Завистник. – Я простодушен, нетребователен, терпелив; меня легко обмануть. На днях, например, божья коровка притворилась мертвой, чтобы я ее не убил. И я поверил! Поверил, как ребенок. И только потом догадался и убил. У меня много недостатков, но уж в зависти меня никто и никогда не смел упрекнуть.
"Именно не смел", – подумал Лекарь-Аптекарь.
– Готово, – сказал он вслух. – Примите, и я ручаюсь, что через полчаса вы прекрасно уснете.
Возможно, что самое главное произошло именно в эту минуту. Великий Завистник встал и подтянул брюки – он забыл дома свой пояс. Разумеется, он сделал это по возможности незаметно – в присутствии подчиненных неудобно подтягивать брюки. Но у Лекаря-Аптекаря был острый глаз и, пробормотав: "Извините, пожалуйста", он торопливо прошел в маленькую комнатку за аптекой.
– Таня, – прошептал он одними губами.
Сорока, забившаяся в темный уголок, встрепенулась.
– Лети к нему. Он забыл дома свой пояс. Ты помнишь адрес?
– Да.
Лекарь-Аптекарь распахнул окно.
– Я постараюсь задержать его. Принеси мне пояс. Забудь о том, что ты девочка. Ты – Сорока-воровка.
Таня и Петька ищут и не находят пояс
Днем Великий Завистник ссорился с дочкой: все хотел превратить Петьку в летучую мышь, а она не хотела. Днем Лора приходила и показывала, как она теперь ловко ставит ножки, когда ходит, и как изящно складывает их, когда сидит. А ночью Петька был один-одинешенек, если не считать папы-Дрозда.
Никто не мешал ему читать и читать. Некоторые книги он перелистывал – они были холодные, точно на каждой странице лежала тонкая ледяная корка. Зато другие… О, от других невозможно было оторваться!
Однажды – это было как раз в ту ночь, когда Великий Завистник отправился в аптеку "Голубые Шары", – Петька заметил, что он похудел. Теперь уж никто не назвал бы его толстым мальчишкой! Это ему понравилось. Плохо только, что штаны стали падать. Он поискал веревочку – не нашел. У Великого Завистника на спинке кровати висел ремешок. Недолго думая Петька затянулся им и опять принялся за книжку.
Лора сладко похрапывала в своей комнате – набегалась за день, устала, повторяя на память уроки вежливости и приличных манер; кошка с разбойничьей мордой шумно метнулась на кухне – поймала мышонка – и все утихло, ни звука, тишина. Только страница прошелестит – прочитана, до свидания!
Вдруг кто-то постучал в окно. Петька взглянул одним глазом. Ничего особенного – Сорока. И он перевернул страницу. Но стук повторился.
– Открой.
"Гм… Странно. Сорока, а говорит человеческим голосом. Впрочем, в этом доме лучше не удивляться".
– Открой, ты слышишь? Сию же минуту.
Петька лениво распахнул окно и швырнул в Сороку пустой чернильницей – жаль, не попал!
– Хорош, – влетая в комнату, укоризненно сказала Таня. – Не пускает, да еще и кидается. Дай срок, влетит тебе от меня, глупый мальчишка.
Пожалуй, не стоит рассказывать, как они ссорились. Петька все говорил: "а ты…", "а ты…", и получалось, что Таня сама виновата в том, что ее превратили в Сороку. Наконец они принялись искать ремешок. Конечно, Петька забыл, что не прошло и часа, как он подтянул им брюки, – ведь это случилось между двумя страницами, из которых одна была интереснее другой! Да и трудно было представить себе, что Великий Завистник носил этот старенький ремешок. Его пояс – так им казалось – должен был состоять из стальных колец, тонких, как паутина.
Они искали долго. Нет и нет! Зато в письменном столе Таня нашла рецепт доктора Мячика и бережно спрятала его под крыло.
Они искали все время, пока Великий Завистник, зевая, шел домой из аптеки "Голубые Шары". Он задремал в лифте – так сильно подействовал на него настой на меду. Полусонный, еле передвигая ноги, он вошел в свою комнату, и только тогда Таня с Петькой перестали искать ремешок. Полумертвые от страха, они притаились под кроватью, на которую он рухнул, едва стащив с себя пиджак и брюки.