А баб не пускайте, если будете пускать,
То архирей будет их смущать.
Он в баню завлечет, запрет проебет,
Ты купчиха не вертись, дай вволю наебись.
РУССКИЙ, ТАТАРИН, АРАП И ШВЕД
Из одного полка отправлялись со службы в отпуск русский и татарин. Татарин был побогаче, купил лошадь и поехал, а русский тащился пешком. Их застигла ночь, они вздумали ночевать у стога. Русский и говорит татарину:
— Татарин, не привязывай коня.
А сам думает, что конь уйдет и обеим пешком идти не так завидно. Татарин не послушал русского, лошадь привязал. Улеглись спать, татарин уснул, а русский лошадь удавил.
Поутру татарин будит русского:
— Русский, у меня конь задавился.
— Ну, говорил я тебе, татарская твоя морда, чтобы не привязывал, вот теперь и тащи шкуру, не кидать же ее здесь.
Шкуру содрали, татарин взял, и пошли дальше. Пришли к селу, а в селе, ночевать никто не пускает. Они увидели теплую баню и не заперта. Зашли в баню и на полке завалились спать, а кожу, татарин бросил под полок. Татарин сразу и заснул, а русский не спит. И слышит: кто-то подходит к бане, отворяет дверь и в баню заходит поп, заносит коробок и начал по бане ходить и говорит:
— Ах, как сегодня долго ее нет.
Солдат слушает и молчит. Вдруг заходит в баню женщина. Поп спрашивает:
— Что же ты, Марфа, сегодня долго? Затомила ты меня.
— Да так, запоздала. Из дома быстро не вырвешься.
— Давай, Марфа, наебемся сегодня от души, — сказал поп.
Угостились, поп и говорит:
— Вот что, Марфа, начнем по-собачьи. Такого у нас с тобой еще ни разу не было.
— А как, это, по-собачьи?
— А встань к лавке раком да и лай.
Она встала и залаяла по-собачьи тонким голосом:
— Ау, ау, ау.
И поп подскакивает, грубым голосом лает:
— Оу, оу, оу.
Русский толкает татарина и кричит:
— Татарин! Шкуру-то собаки съели.
Татарин просыпается и кричит:
— Вы тут, я вас, еб вашу мать! Побью и шкуры сдеру, на барабан одену.
Поп с Марфой испугались и давай руки в ноги и бежать, все оставили им. Русский с татарином слезли с полки и давай угощаться, что осталось забрали все с собой и отправились в дорогу. По дороге к ним пристали солдаты: швед и арап. Пришли в одно село, никто не пускает их ночевать. Один старичок сказал, что у нас вдова на краю села пускает. Вдова им сени отворила и говорит:
— Рада бы вас пустить, да у меня сегодня поп будет.
Русский и говорит:
— Давай, какой потоп! Потоп будет, так тонуть всем вместе.
Зашли и давай располагаться спать. Русский и говорит:
— Я лягу к окошечку, на лавку.
Татарин говорит:
— Да я от русского не прочь под лавку.
Арап говорит:
— Я чернее этого не буду, лягу я, пожалуй, в печь.
Швед был похитрее, нашел корыто и подвесил к потолку.
— Будет потоп, я корыто обрежу, да и поплыву.
Ночью все спят, а русскому что-то не спится.
Слышит, кто-то подходит к окну и приставляет лестницу. Он выглянул в окно и видит: поп. И стучится:
— Марфа, а Марфа.
Марфа и говорит:
— Нельзя, батюшка, каких-то четыре солдата пришло.
— Эка какое несчастье, вчера разогнали да и сегодня нельзя. Когда же будет можно, а там и пост великий начнется. Воздержание буду справлять. На, прими хоть гостинцы-то.
Русский берет.
— Смотри-ко, Марфа, сегодня у меня какая большая кутька-то стала, пощупай хоть. Сильно соскучился по твоей кунке.
Русский в одну руку взял кутьку, а в другую ножик — и отрезал. Поп соскочил с лестницы и побежал прочь. А русский давай есть поповские гостинцы. Выпил да и песенку замурлыкал. Татарин проснулся и говорит:
— Русский, да ты чего ешь-то?
— Ем-то, да вчерашней колбасы осталось, доедаю, грызу.
— Дай-ка мне-то поесть.
Тот ему подает поповский хуй. Татарин начал есть и говорит:
— Да, русский, колбаса-то сырая.
Взглянул в печку, а арап там спит, только зубы белеют, да губы краснеют, а лица не видно.
— Русский, да вон угли, я пойду, колбасу дожарю.
Подошел к печке и давай у арапа на губах поповский хуй поворачивать. И стал есть опять.
— Русский, все не изжарился.
Не изжарил, а в одном месте уголья-то разворочал, смотри, как светят и дымят.
— А я их залью.
И начал арапу ссать в рот. Тот проснулся и закричал:
— Потоп!
А швед проснулся и веревку перерезал и упал с корытом на пол, голову разбил. Зажгли огонь, осветили, кто с чем?
Татарин сидит — в руках кутька, арап плюется — во рту солоно, а у шведа голова разбита. Русский давай над ними смеяться.
— Нет, пойдем каждый своей дорогой, мы с тобой больше, русский, не пойдем.
ПРАЗДНИК ОКАДКА
У жены был муж и любовник. Муж поехал в лес за дровами, а ей говорит:
— Жена, спекла бы хоть блинов сегодня.
Жена отвечает:
— Что сегодня за блины, ведь не праздник?
Он запряг лошадь да поехал. У них мясная бочка большая в избе стояла, а в печке варился большой горшок мяса. Вдруг любовник приходит и говорит:
— Что, муж-то уехал в лес?
Она отвечает:
— Уехал только что! Садись блины есть, я тебя накормлю хоть блинами.
Ну, он и сел блины есть, этот любовник, а муж в окошко заглянул, увидел, объехал вокруг дома, да лошадку в поставил и видит в окошко, что любовник сидит, блины ест. Он стал стучать о задвижку; жена любовника взяла да спрятала.
— Садись, — говорит, — в бочку, да ешь там с Богом блины. — И масло ему положила в кадку.
Муж заходит и спрашивает:
— Что же ты, жена, сегодня не хотела печь блины?
Она отвечает:
— Я узнала, что праздник сегодня Окадка, по поверью непременно нужно класть блины в кадку. Вот я и стала их печь.
Муж попросил:
— Дай мне хоть один блинок съесть в честь праздника Окадка.
Жена крикнула:
— Эдакий ты обжора! Сегодня не для тебя стряпаюсь, для праздника. И греха уже не боишься, безбожник. И праздники уже не чтишь.
А мужик отвечает жене:
— Жена, я сегодня для этого святого праздника вылью и щей горячих в кадку, не пожалею.
Она и говорит:
— Да ты с ума, что-ли спятил, щей то не порть.
А он хвать горшок в рукавицах, да и давай выливать в кадку. А любовник-то ошпаренный как заорет:
— А ебал я тебя в рот и с угощеньем твоим!
ПОП-ИСПОВЕДНИК
Крестьянин уехал в лес за дровами, приезжает с лесу, сразу домой под окно, а в доме в это время поп у хозяйки в гостях. Интересно, что они там делают. Пойду-ка я в дом. Стал стучаться.
Поп-то и говорит:
— Ах, дорогая, муж у тебя приехал, — я у тебя. Что будем делать?
А жена-то отвечает:
— Ах ты, поп, муж на улице, а ты в доме, и ты вдобавок ведь поп.
— Ну и хорошо.
Мужик заходит в дом, поп у стола сидит, а жена тут же разделась, да в углу на лавке улеглась кверху раком и кричит на весь дом.
Мужик не понимает, что происходит.
— Ну, здравствуй, батюшка, — говорит.
Поп и отвечает.
— Здравствуй, дитя духовно, я пришел к тебе, мне весть пришла, что жена твоя тяжело больна, так исповедать я пришел.
Муж отвечает:
— Да, батюшка, часто она болеет, так уж будь добр, исповедуй. В долгу не останемся.
Ну, он исповедывать и начал, а муж обычные стал дела свои делать, из дому вон вышел. Батюшка исповедь справил, ну, и зовет:
— Андрей, дитя духовно, иди в дом, к жене.
Так как муж был очень любящим и заботливым, спрашивает у попа:
— Батюшка, а батюшка, выздоровит или умрет?
Поп отвечает мужу:
— Ай, дитя, если бы ты справил заповедь ей, так она с болезней и справилась, может быть: сходил бы ты в Турьсию за турьским маслом и помазал бы ей очи, она поправилась бы и хворать не стала бы больше.
