— Чуяло моё сердце обман! — ведьма завопила и на чародея бросилась.
Схватились они, только чародей посильней оказался, живо старуху скрутил, руки и ноги её же пряжей связал и на широкую лавку положил. Билась старая ведьма, билась, да не могла свою пряжу порвать. Ведь пряла она нить не простую, а волшебную, вот её сила против неё и повернулась.
Чародей в дверь выбежал, залами-горницами, ходами-переходами наружу из замка выбрался, слуге сказал:
— Что выведывал, то выведал, что хотел узнать, то узнал. Да четверть дела — не полдела, полдела — не дело, а дело всё впереди. Иди за мной, ни о чём не спрашивай.
Подошли они к мосту, что через реку перекинут, схоронились под мостом в густом кустарнике. А как смеркаться начало, притащили толстое бревно и положили поперёк моста — ни пройти, ни проехать.
Отгорела вечерняя заря, яркие звёзды в небе засверкали. Потом тучи их закрыли, совсем темно стало. Слуга шепчет чародею:
— Темень-то, ровно в нашей родимой сторонке…
Только промолвил — посветлело вдали, всё ярче и ярче свет разгорается. Это скачет король, ведьмин сын, на краденом коне-солнышке домой поспешает. Дорога знакомая, родной замок близко, не чует король беды, скакуна по золотым бокам плёткой охаживает. Разгорячился конь, как гром загремел копытами по дощатому мосту, да со всего маху о бревно запнулся. Сам на ногах удержался, а всадника из седла вышиб.
— Эх, — вскричал король, — знать бы, кто бревно положил! Шкурой да кровью заставил бы того расплатиться.
Тут чародей перед королём предстал. Усмехнулся и говорит:
— Не велика ли цена, что ты назначаешь? Твоя шкура в ответе. Твоя кровь прольётся.
Зарычал король в ярости, выхватил меч из ножен. И у чародея неведомо откуда меч в руках оказался.
Тяжко они бились, мечами звенели, сталью о сталь ударяя. Тверда и крепка рука у короля, да и гнев ему силы придаёт. И чародей ни в чём не уступает, то кошкой назад отпрыгнет, то тигром вперёд бросится. До тех пор рубились, пока оба враз мечи не сломали.
— Что ж, — король говорит, — биться больше нечем… Давай, пан ворог, колёсами обернёмся да с той вон кручи вниз покатимся. Посмотрим, чья возьмёт.
Поднялись они на кручу, и превратился король в золочёное колесо от королевской кареты.
— Ну, а мы не знатного рода, — засмеялся чародей и сделался тележным колесом, с толстыми спицами, с железным ободом.
Стремглав ринулось вниз лёгкое золочёное колесо, а тележное, тяжёлое, еле переваливается. Да как раскатилось потом, так на середине склона и догнало. Сшиблись оба. Вылетела спица из каретного колеса, завертелось оно и набок упало, лежит. Тут тележное колесо вновь чародеем стало.
— Моя взяла!
— Не спеши, пан ворог, — ответил король и вылез из-под обломков золочёного колеса. — Не победил ты меня, только мизинец мне сломал.
— Ну, давай оба огнём сделаемся, один другого жечь станем, — чародей говорит.
— Будь по-твоему, — согласился король. — Я белым пламенем буду, ты — красным.
Взвились два огня — белый и красный, смешались в смертной битве, то разделятся, то друг друга жаркими языками лижут. То по земле стелются, то к небу вздымаются. Долго бились, ни один одолеть не может.
Тут — тюп-тюп по мосту — идёт-бредёт старый нищий — видно, к рассвету хочет в город поспеть.
— Эй, оборванец, — закричал ведьмин сын, белый огонь, — зачерпни шапкой воды из речки, залей красное пламя, я тебе золотой дам!
Послушался нищий, зачерпнул воды, полную шапку несёт. Только хотел плеснуть на красный огонь, тот вскричал:
— Лей скорее на белый, дедушка, целый грош заработаешь!
Тот нищий сроду золотого не видел, а грош ему часто подавали. Он на грош и польстился, плеснул на белое пламя. Зашипело оно, сникло, пар столбом поднялся. За паром и не видно было, что маленький белый язычок пламени не залитым остался.
Сделался чародей самим собой, подал нищему три гроша, и тот, довольный, своим путём дальше потащился.
А тем временем из белого язычка пламени выскочил мальчишка да за спиной у чародея подобрался к коню-солнышку и взлетел в седло. Сам кричит:
— Хоть и отнял ты у меня половину силы и лет мне поубавил, а пока конь мой — мой и верх. Ещё меня наищешься, за мной набегаешься.
Хлестнул солнечного коня плёткой и умчался вдаль, неведомо куда.
Тут слуга из-под моста и вылез.
— Что ж ты, — укоряет чародея, — дрался-бился, а коня упустил?
— А ты что же не помогал? — чародей отвечает.
— Да борони боже в такую драку соваться! Как вы биться начали, меня от страха скорчило. Глаза я руками закрывал, голову меж ногами держал, коленками уши заткнул.
Захохотал чародей, а как отсмеялся, вздохнул и сказал:
— Ну вот что, храбрец, что ни сделано, а до конца не доделано. Путь нам дальний и нелёгкий впереди лежит.
пошли они по следу кованых копыт, где дорогами, где тропами, где горами, где лесами. А как вышли на каменистую, выжженную равнину, тут и след потерялся. Наугад идут. Солнце палит, на небе ни облачка. Чародей вперёд шагает, слуга позади плетётся, спотыкается, под нос бормочет:
— Кабы ты взаправдашний волшебник был, хоть какую-нибудь еду наколдовал бы. Сколько времени не ели! А пустое брюхо ногам ходу не даёт.
Чуть промолвил, выросла на песке перед ними диво-яблонька. Листочки зелёные, яблочки краснобокие.
— Выходит, — обрадовался слуга, — ты не на шутку колдун-ведун! — И яблоко сорвал.
А чародей яблоко из его руки выбил. Выхватил обломок меча и ударил деревце под корень. Мигом яблонька зашаталась, сухой метлой на землю упала, по прутикам рассыпалась. Усмехнулся чародей:
— Верно, старая ведьма от пут освободилась, нас обогнала да отравленными яблоками угостить хотела. Её эта метла, что меня чуть не сшибла, когда я пташкой был. Теперь у неё треть силы колдовской убыло, а чему дальше быть, то дальше и сбудется.
Долго ли, коротко ли ещё шли, видят — из-под камня ключ пробился, вода в роднике чистая, прохладой от неё веет. Слуга к роднику кинулся, да чародей его оттолкнул.
— Не спеши на тот свет, — говорит, — этому свету ещё порадуешься. — И мечом по воде плашмя ударил.
Вот диво — не плеснулась вода, зазвенела, как хрусталь. Нет никакого родника, лежат на камнях осколки зеркальца.
— Перед этим зеркальцем, верно, старая ведьма свои космы расчёсывала, — сказал чародей. — Теперь она ещё треть злой силы потеряла.
Опять вперёд идут. Глядят, на каменистом откосе куст алыми розами расцвёл.
— Эх, — говорит слуга, — ни поесть, ни попить не удалось, так хоть цветок понюхаю…
— Стой на месте! — закричал чародей и ударил мечом по кусту.
Пропал розовый куст, а вместо него старый роговой гребешок валяется. Засмеялся чародей:
— Ну, старая всю свою ведьмовскую силу потеряла, нечем ей уже теперь колдовать. Больше вперёд забегать не будет, далеко за нами не потащится.
Полегче идти стало, повеселее. Вроде и солнце не так печёт, и травка зелёная меж камней пробивается. А как взошли на холм, широкое море увидели. На берегу замок стоит.
Подошли поближе, смотрят — перед замком на замшелом камне сидит король-мальчишка, вдаль глядит. Потом обернулся и закричал:
— Всё-таки нашёл ты меня! Ну да это сейчас к лучшему. На этот раз мы, может, и поладим. Знаешь, как оно бывает: что в руках, то не любо, что далеко, по тому душа томится. Вот и давай меняться.
Слуга слушает, рот разинул, ничего не понимает. А чародей отвечает спокойно:
— Что ж, пожалуй, в цене сойдёмся. Только не лёгкая это затея — княжна-то живёт на таком острове, что вершиной до неба достаёт, и приступу к нему нет, хоть о скалу разбейся.
— Ну, это твоё дело, не моё, — говорит король-мальчишка. — Как сторговались: княжна мне, конь тебе.
Принялся чародей ладью снаряжать. Всякого товару богатого наносили, коврами дорогими палубу устлали, положили на ковры шали да полушалки, ларчики с дорогими уборами на корму поставили. Паруса поднимают, в путь собираются.
Тут слуга скумекал, что к чему, говорит своему хозяину:
— Таскался я за тобой всюду, служил верно, в битвах первый помощник был, по пустыне-равнине впереди шёл, не жаловался… А по морю ходить нет моего согласия!
Махнул рукой чародей:
— Без такого помощника впрямь обойтись нелегко. Да уж попробую. Отправляйся-ка ты домой, скажи нашему королю, что дело делается, к концу идёт. Вот только найдёшь ли дорогу до нашего царства?
— Что ты! — слуга отвечает. — Это я сюда один не дошёл бы, заблудился. А домой сами ноги прямиком понесут…
Так они и расстались. Слуга — от берега моря по суше в одну сторону, а наш чародей по волнам на ладье — в другую сторону.
Паруса крепкие, ветер попутный — доплыли до острова. А княжна, что там жила, уже навстречу ладье служанку послала, узнать — кто такие, послы с дарами или купцы с товарами пожаловали. Чародей служанке говорит:
