– Он же сказал – она опасная! – возразил Питер.
– Из-за тебя она стала еще опаснее, – отозвался Кальцифер. – Не вздумай к ней приближаться. Сейчас трогать шкатулку нельзя ни в коем случае. Не знает ли кто-нибудь из вас, где тут можно найти хорошую, прочную каменную плиту, где я мог бы уничтожить эти яйца?
Питер изо всех сил старался не выглядеть как побитый котенок. Чармейн вспомнила, как падала с обрыва и едва не приземлилась на скалы, прежде чем сумела полететь. Она постаралась как можно нагляднее объяснить Кальциферу, где находятся эти утесы.
– Под обрывом. Понятно, – сказал Кальцифер. – Пусть один из вас, если можно, откроет заднюю дверь, а потом уйдет в дом.
Питер кинулся открывать дверь. Чармейн видела, что ему неловко за то, что он сделал со стеклянной шкатулкой. Но это не помешает ему наделать таких же глупостей в другой раз, подумала она. Жалко, что жизнь его ничему не учит!
Кальцифер на миг завис над стеклянной шкатулкой, а потом метнулся к открытой двери. Над порогом он словно бы застрял – дрожал и дергался, а затем весь напрягся, согнулся вдвое, будто большой голубой головастик, распрямился обратно и пулей пролетел поверх многокрасочного белья. Стеклянная шкатулка высвободилась из столешницы – при этом раздался скрежет и стук, словно кто-то разбрасывал деревянные доски, – и метнулась за ним. Она – вместе с яйцами – пронеслась над двором, следуя за маленькой каплевидной фигуркой Кальцифера. Питер и Чармейн подбежали к двери и смотрели, как стеклянная шкатулка, поблескивая, летит вверх по зеленому склону к лужайке лаббока и исчезает из виду.
– Ох! – воскликнула Чармейн. – Я забыла сказать ему, что принц Людовик – лаббокин!
– Правда? Он лаббокин?! – спросил Питер, затворяя дверь. – Теперь понятно, почему мама решила уехать из этой страны.
Биография мамы Питера никогда особенно не интересовала Чармейн. Она с раздражением отвернулась – и увидела, что столешница снова стала ровной. Это ее обрадовало. Она не знала, как поступают со столами, если посреди них появляются квадратные вмятины.
– Что это за заклятье безопасности? – спросила она.
– Сейчас покажу, – пообещал Питер. – Все равно хочу еще разок взглянуть на этот замок. Как ты думаешь, уже можно открыть окно и вылезти на луг?
– Нет, – отрезала Чармейн.
– Но ведь лаббок наверняка погиб, – сказал Питер. – Ничего страшного не случится.
У Чармейн появилось сильное подозрение, что Питер напрашивается на крупные неприятности.
– Откуда ты знаешь, что там был только один лаббок? – спросила она.
– Так написано в энциклопедии, – отчеканил Питер. – Лаббоки живут поодиночке.
Самозабвенно пререкаясь по этому поводу, они в пылу спора не заметили, как прошли во внутреннюю дверь и повернули налево, в коридор. Там Питер предпринял мятежный рывок к окну. Чармейн бросилась за ним и ухватила за куртку. Потеряшка бросилась следом, взвизгивая от огорчения, и умудрилась переплестись с ногами Питера, так что Питер упал вперед и обеими руками схватился за подоконник. Чармейн в тревоге выглянула на луг, который мирно поблескивал в оранжевых лучах заката: замок по-прежнему сидел себе возле выжженного черного квадрата. Чармейн в жизни не видела таких удивительных зданий.
Вспыхнул свет – такой яркий, что все на миг ослепли.
Мгновения спустя донесся грохот взрыва – столь же громкий, сколь яркой была вспышка. Пол под ногами дернулся, окно задребезжало в раме. Все содрогнулось. Чармейн показалось, будто сквозь слезы от вспышки вперемежку с разноцветными пятнами она видит, как замок весь завибрировал. Ей показалось, будто сквозь гул в оглохших ушах она различает рокот, скрежет и треск далеких скал.
Какая все-таки Потеряшка умная, подумала Чармейн. Если бы Питер оказался на лугу, он бы, наверное, погиб.
– Как ты думаешь, что это? – спросил Питер, когда к ним немного вернулся слух.
– Конечно, это Кальцифер уничтожил лаббочьи яйца, – ответила Чармейн. – Он отправился на скалы, которые прямо под обрывом.
Они моргали и моргали, пытаясь разогнать комья голубого, желтого и серого света, которые все вспыхивали и вспыхивали у них в глазах. Они всматривались и всматривались. Как ни трудно было в это поверить, от луга осталась только половина. От просторного зеленого склона отломился полукруглый кусок – словно его откусил кто-то огромный. Внизу, наверное, сошел целый оползень.
– Гм-м, – протянул Питер. – Как ты думаешь, он не мог сам погибнуть?
– Надеюсь, что нет! – воскликнула Чармейн.
Они смотрели и ждали. До них снова стали доноситься привычные звуки – почти как раньше, если не считать легкого жужжания. Яркие пятна перед глазами понемногу растаяли. Через некоторое время стало заметно, что замок с печальным и потерянным видом перемещается через луг к скалам. Чармейн, Потеряшка и Питер смотрели и ждали, пока он не перебрался через скалы и не исчез из виду в горах. Кальцифера по-прежнему нигде не было видно.
– Может быть, он вернулся в кухню? – предположил Питер.
Они отправились туда. Открыли заднюю дверь, вгляделись в белье, но нигде не было ни следа голубой слезинки. Они прошли через гостиную и открыли входную дверь. Но из голубого там были только гортензии.
– Разве огненные демоны умирают? – спросил Питер.
– Понятия не имею, – отозвалась Чармейн. Как всегда в тяжелые моменты, она знала, чего хочет. – Пойду почитаю, – сказала она.
Чармейн села на ближайший диван, нацепила очки и подобрала с пола «Путешествие мага». Питер сердито вздохнул и ушел.
Чтение не помогало. Чармейн не могла сосредоточиться. Она все время думала о Софи – и о Моргане. Было ясно, что Кальцифер каким-то непонятным образом был Софи близким родственником.
– Это даже хуже, чем потерять тебя, – сказала Чармейн Потеряшке, которая пришла посидеть у нее на туфлях.
Она подумала, не следует ли ей отправиться в Королевскую резиденцию и рассказать Софи о случившемся. Но было уже темно. Наверное, Софи вынуждена присутствовать на официальном обеде и сидит напротив принца-лаббокина, а кругом свечи и все такое прочее. Чармейн не осмелилась бы ворваться на подобное мероприятие. Кроме того, Софи в панике от той записки с угрозами Моргану. Чармейн не хотела тревожить ее еще сильнее. Вдруг Кальцифер объявится к утру? Он же все-таки огненный. С другой стороны, такой взрыв мог разнести в клочки что угодно. Чармейн представила себе клочки голубого пламени, разбросанные среди оползня…
Питер вернулся в гостиную.
– Я знаю, что нам надо сделать, – объявил он.
– Что? – подскочила Чармейн.
– Надо пойти и рассказать кобольдам о Ролло, – сказал Питер.
Чармейн вытаращила на него глаза. Сняла очки и вытаращила глаза еще раз – так было лучше видно.
– При чем тут кобольды, когда Кальцифер…
– Ни при чем, – удивился Питер. – Зато мы можем доказать, что лаббок подкупил Ролло, чтобы тот сеял раздоры.
Чармейн всерьез задумалась, не вскочить ли и не огреть ли Питера по голове «Путешествием мага». Чтоб они провалились, эти кобольды!
– Надо пойти прямо сейчас, – убеждал ее Питер, – пока не…
– Утром, – сказала Чармейн твердо и окончательно. – Утром, после того как мы сходим на скалы и посмотрим, что случилось с Кальцифером.
– Но… – возразил Питер.
– Потому что, – сказала Чармейн, быстро выдумав причину, – Ролло все равно сейчас здесь нет, он ушел прятать свой горшок с золотом. А надо, чтобы он присутствовал, когда ты будешь его обвинять.
К ее удивлению, Питер обдумал это и согласился с ней.
– И еще мы должны прибрать в спальне дедушки Вильяма, – сказал он, – на случай, если его привезут уже завтра.
– Вот иди и прибирай, – отрезала Чармейн. Пока я не запустила в тебя книгой, подумала она, а вдогонку и вазой с цветами!
Глава четырнадцатая,
в которой снова полным-полно кобольдов
Когда Чармейн проснулась на следующее утро, Кальцифер по-прежнему не шел у нее из головы. Она пошла в ванную и увидела, что Питер увлеченно перестилает постель дедушки Вильяма, а грязное постельное белье запихивает в очередной мешок. Чармейн вздохнула. Опять стирка.
– Зато он будет занят и доволен, пока я ищу Кальцифера, – сказала она Потеряшке, поставив перед ней полную мисочку собачьего корма. – Ну что, пойдешь со мной на скалы?
Потеряшка, как всегда, была только рада пойти с Чармейн куда угодно. После завтрака она бодро засеменила за Чармейн через гостиную к входной двери. Но на скалы они так и не пошли. Стоило Чармейн взяться за дверную ручку, как Потеряшка выскочила у нее из-за спины и толкнула дверь, и дверь распахнулась. А на пороге стоял Ролло – он как раз протягивал маленькую синюю руку за ежедневной крынкой молока. Потеряшка, отрывисто рыкая, прыгнула на Ролло, стиснула челюстями ему шею и прижала его к земле.
– Питер! – завопила Чармейн, стоя в луже пролитого молока. – Беги скорее сюда! Неси мешок! – Она поставила ногу на спину Ролло, чтобы не дать ему убежать. – Мешок! Мешок! – вопила она.