— Правда?!
— Ты можешь послать режиссёров и сценаристов по всем румбам розы ветров и продолжать плавание куда угодно. С каким угодно капитаном!..
«Я не хочу с каким угодно!» — рванулось в нем. И к нему рванулось — к дяде Полю.
«А с ним хочешь?» — словно кто-то остановил его толчком. Да, после того, как тот с киношниками столько дней морочил его! И улыбался при этом, и шутил…
— Так что же нам делать, Том Сушкин? — глуховато спросил капитан и со стуком положил трубку.
Сушкин прекрасно понял вопрос. Но сказал с хмурой ухмылкой:
— Вы о крючке, что ли? Да берите, пожалуйста…
— Я о том, что напишу заявление. Об уходе. А ты напишешь в углу: «Согласен. Судовладелец Сушкин». Согласен?
«Это — всё?» подумал Сушкин. И уцепился за спасительную мысль:
— А кто поведёт пироскаф?
— Герцог поможет найти капитана…
Загудело в ушах. Сушкин прижал к щекам руки. Под ладонь попало колечко. Оно тихонько звенело, словно хотело что-то подсказать, но Сушкин не мог понять — что?
— Ну, подождите же! — отчаянно сказал Сушкин. — Сколько вы всего… на меня… Я же не знаю! Ну, дайте подумать! Хоть до вечера. Как мне быть…
Сзади раздалась возня. Две гибкие шеи охватили Сушкина за бока.
— Поль, ты умор-л-рил р-л-ребёнка…
— Он же ещё птенец, а ты… Подожди пару дней…
Сушкин уже не помнил, как оказался ничком на постели…
Сушкина разбудил Юга. Подёргал за пятку.
— Том, ну ты как?
Он помотал головой. Признался:
— Я какой-то пустой…
— Это бывает…
— Не потому, что есть хочу, а…
— Я понимаю…
Хорошо, когда кто-то тебя понимает. Они посидели рядом. Лампа не горела, за окном был какой-то ртутный полумрак. Похоже, что белая луна растворялась в тумане. В том тумане?
— Пойдём погуляем… — сказал Юга.
— Пойдём… Я хочу сходить к «Деду Мазаю». Юга, он ведь все-таки мой! Поликарп сказал…
— Я знаю…
— Вот. А я столько времени на нем не был! Наверно, он обижается, думает, что забыл…
— Идём… Возьми вот, надень… — Юга схватил со стула белеющую в сумерках бескозырку, нахлобучил на Сушкина. Тот не спорил.
Они прошли по коридорам, дворец казался пустым. Только у выхода посапывал гвардеец в полосатом мундире, он запоздало козырнул.
Столичный городок Герцоград тоже казался пустым. Где-то сердито орал кот, в отдалении играла губная гармошка, но не попался навстречу ни один человек.
Потом в лунном вязком тумане угасли вообще все звуки, только подошвы по брусчатке — хлоп, хлоп.
«Дед Мазай» стоял у конца каменного пирса, в районе Главной пристани, где швартовались герцогские катера и всякий мелкий флот. Дорога была не близкая… Или наоборот, совсем близкая? Пространство то сжималось, то растягивалось в рассеянном свете. Иногда казалось даже, что впереди вот-вот появится зыбкая тень…
Наконец засветились редкие огоньки пирса. Сушкин и Юга вышли на дощатый настил. Туман оседал, рвался на куски и пушисто обмахивал ноги. «Дед Мазай» горбато темнел и нависал над причалом круглым кожухом. У сходен тоже горела жёлтая лампочка. Она отражалась в позолоченном гребешке гвардейской каски.
Гвардеец увидел подходивших ребят и встал прямо — узнал.
— Добрый вечер, — сказал Юга (а Сушкин подумал, что теперь, скорее, уже ночь; только непонятная, туманно светлая).
— Здравия желаю, ваше высочество. Здравия желаю, господин… Том.
— Ваше имя и звание? — спросил Юга.
— Старший ефрейтор караульной службы Рапс, ваше высочество!
— На судне кто-нибудь есть?
— Никак нет. Только… четвероногое… — Рапс чуть хихикнул. — Известная вам пароходная крыса Изаура…
— Изольда, — сказал Сушкин.
— Виноват, господин Том! Она недавно пришла с прогулки…
— А художник Платон? Заходил? — спросил Сушкин.
— Так точно. Только два часа назад их просвещённость магистр Римский-Корсаков отправились во дворец. Изволили сообщить, что собираются работать ночью…
Юга встал прямо и сказал:
— Старший ефрейтор Рапс. Я освобождаю вас от дежурства. Идите отдыхать….
— Но, ваше высочество…
— Я беру ответственность на себя. Ступайте…
— Слушаюсь, ваше высочество…
Через несколько шагов он, однако, оглянулся.
— Ступайте, старший ефрейтор, — повторил наследник. — Спокойной ночи.
— С… спокойной ночи, ваше высочество…
Юга и Сушкин прошли по сходням. Сразу поднялись на верхнюю палубу, к рубке. Сушкин вдохнул знакомый запах пироскафа.
— Юга, а кто будет на часах, когда мы уйдём? — спохватился Сушкин.
— Я думаю, мы не уйдём…
— Будем ночевать здесь?
— Ну… посмотрим…
Сушкина не встревожила эта непонятность. Он готов был слушаться Югу во всем.
Ткнулось в ступню тугое, покрытое шерстью тельце.
— Изольда!
Она зацарапала коготками ногу Сушкина, просилась на руки. Сушкин взял, погладил. Изольда замурлыкала почти по-кошачьи. Юга поёжился, он, видимо, недолюбливал крыс.
— Да не бойся, — посмеялся Сушкин, — погладь её.
Юга вежливо провёл по спинке Изольды указательным пальцем, но больше общаться не стал. Перешёл к другому плечу Сушкина.
— Юга, давай прогуляемся, — попросил Сушкин. Юга кивнул.
Они спустились на нижнюю палубу и прошли в машинное отделение. Сами собой зажглись жёлтые лампочки. Юга бывал здесь много раз, но всегда удивлялся мощи клёпаных котлов, толщине чугунных дверец, гладкости отшлифованных шатунов, толщине гребного вала. За фигурными спицами ограждения виднелись темно-красные лопасти колёс. Из-за спиц несло сыростью.
Юга отступил к ближней топке. Огня там не было, но от дверцы веяло давним теплом. Сушкин потянул рычаг, двухпудовая дверца плавно отошла. Дохнуло тёмным жаром: видимо, был загружен запас активированного кашевария, и он излучал рабочую температуру. Сушкин отскочил, потёр коленки — они чуть не испеклись, как картошки…
Закрыли дверцу вдвоём. Отдышались и пошли гулять по каютам, коридорам, салону. Все было удивительно знакомым Сушкину и в то же время будто уже не его. А почему? Ведь пироскаф по-прежнему принадлежал ему, Тому Сушкину!
Заскреблось опасение. Даже Изольда беспокойно завозилась на плече у Сушкина. Он сказал:
— Юга… что-то не то.
— Подождём немного, — непонятно отозвался Юга.
Поднялись в рубку. Замигали на панели разноцветные огоньки, засветились круглые часы и репитер гирокомпаса. У рубки почему-то сам по себе звякнул колокол. И сразу раздался хрипловатый мужской голос — негромкий, но проникающий всюду:
— Том, послушай меня…
Крыса испуганно шлёпнулась на пол. Том вскинул голову. Не испугался, но понял: началось что-то такое.
— Это кто? Это…ты Бэн?
— Бэна размонтировали и увезли сегодня утром, кончился срок аренды. А это — просто я, «Дед Мазай».
Голос шёл, видимо, из динамика над пультом. Но казалось — отовсюду сразу.
Сушкин повертел головой. Страшно не было, но он растерялся.
— Я не знал, что ты умеешь так… А почему ты раньше не говорил?
— Зачем, если был старина Бэн… Да и нелёгкое это дело — человеческие разговоры… — в голосе «Деда Мазая» теперь явно прозвучали старческие нотки. — А теперь вот пришлось заговорить.
Сушкин быстро оглянулся на Югу. Тот стоял с поднятым лицом и, кажется, не удивлялся. Внимательно приоткрыл рот и поглаживал на водолазке золотого муравья. Изольда столбиком сидела у его башмаков.
Сушкин помигал. Надо было что-то сказать.
— Дед… — Он иногда называл пироскаф просто Дедом, но только про себя, а сейчас получилось вслух. — Дед, а почему ты заговорил сейчас?
— Пришлось… Том, я ведь твой пароход… пироскаф… — похоже, что в голосе скользнула усмешка. — Помоги мне…
— В чем? — испугался Том. И правильно испугался. «Дед» сказал:
— В последнем деле. Пора на дно…
— Нет! — сразу крикнул Сушкин. — Ни за что!
Юга крепко взял его за локоть. А «Дед» как будто подышал и проговорил со стариковской лаской:
— Том, я тебя люблю. Вот и говорю честно… Я живой.
— Я знаю…
— Да…Все большие создания чуют, когда приходит их час: лошади, медведи, слоны, киты… и динозавры чуяли… Говорят, чуют и планеты… Вот и я… Для каждого судна приходит срок, при котором бесполезен любой ремонт. Швы текут, шестерни ломают зубья, заклёпки сыплются, как горох…
— Это киношники тебя довели!
— Не ищи врагов, Том. Это закон природы… И я прошу тебя, мальчик, помоги мне…
— Как? — сквозь комок в горле выдохнул Сушкин. А Юга покрепче взял его за локоть.
— Том, я же твой корабль. Побудь моим последним капитаном. Это недолго, не больше часа…
