Три апельсина(Итальянские народные сказки) - Задунайская Зоя Моисеевна

Страшная ведьма Мичиллина жила в лесу у самого подножия холма. Стоило ей только дунуть, и коровы как не бывало. Крестьяне, слыша, как с наступлением темноты ведьма шуршит и возится в лесу, стучали от страха зубами и падали на колени, призывая всех святых. Они даже стихи сложили:

Раньше в Покапалье коровы паслись, сколько хотели и когда хотели, а ночевали, где придется. Теперь их на ночь сгоняли на полянку, выставляли дозорных и разводили огромные костры. Но и это не помогало. Потому что стоило проклятой ведьме Мичиллине зашевелиться в кустарнике, как дозорные жались к костру, затыкали себе уши пальцами и зажмуривали глаза. А чуть рассветет, глядь — опять в стаде не хватает одной, а то и двух коров. Тут дозорные принимались вопить и плакать, трясли кулаками и посылали ведьме проклятья.

Не подумайте, что коров не искали. Крестьяне Покапальи устраивали даже облавы, только, разумеется, днем. Но ни коров, ни самой Мичиллины они так ни разу и не видели. С наступлением дня Мичиллина исчезала, оставляя только следы огромных сапог на сырой земле да пряди длинных черных волос на колючих ветках кустарника.

Пришлось бедным покапальцам запереть своих коров в хлевах и ни на шаг не выпускать оттуда.

Шли недели и месяцы. Коровы взаперти совсем захирели. Они так отощали, что вместо скребницы их можно было чистить граблями — зубья грабель как по мерке приходились между торчавшими ребрами.

Никто не отваживался водить скотину на пастбище, никто не ходил в лес, и грибы, которых никто не собирал, вырастали величиной с зонтик.

Жители Покапальи каждый вечер сходились на деревенской площади, чтобы решить, что же им делать. Вечера в горах холодные, и покапальцы разводили костер. Сидя у огня, они чесали затылки и на все лады кляли свою несчастную судьбу, а заодно и ведьму Мичиллину.

Чесали они затылки семь дней, чесали дважды семь дней, чесали трижды семь дней и, наконец, надумали просить защиты у самого графа.

Граф жил в круглом замке на вершине соседнего холма. Замок был обнесен высокой каменной стеной, густо утыканной поверху гвоздями и битым стеклом.

Вот в одно прекрасное утро покапальцы подошли к воротам замка. Они сняли свои круглые рваные шляпы и только потом осмелились постучать в ворота. Им открыли, и покапальцы очутились во дворе замка. Они увидели множество графских наемных солдат. Солдаты сидели на земле и мазали свои пышные рыжие усы оливковым маслом. А посреди двора в бархатном кресле восседал сам граф. Четыре солдата, могучие, как молодые дубы, старательно расчесывали графу его длинную-предлинную черную бороду четырьмя гребешками. Чесали они ее с самого верху до самого низу, а потом опять с самого верху до самого низу.

Старший из покапальцев долго переминался с ноги на ногу, наконец набрался храбрости и заговорил:

— Мы пришли, чтобы просить у вашей светлости помощи.

Граф не промолвил ни слова.

— Проклятая ведьма Мичиллина, — продолжал старик, — совсем нас замучила.

Граф не промолвил ни слова.

— Мы хотим, — добавил старик, — просить вашу светлость о великой милости. Прикажите своим солдатам изловить ведьму Мичиллину, чтобы мы спокойно могли пасти наших коров.

Тут граф открыл рот.

— Если я пошлю в лес солдат, мне придется послать и капитана… — Крестьяне радостно заулыбались. — Но если я пошлю капитана, — сказал граф, — с кем же я буду играть по вечерам в лото?

Крестьяне упали на колени.

— Смилуйтесь, синьор граф, помогите нам!

А солдаты вокруг зевали во всю глотку и мазали рыжие усы оливковым маслом.

Граф сказал:

— Я граф, и стою троих. Поэтому скажу вам — нет, нет и нет. Да и вообще, раз я не видел вашу ведьму Мичиллину, — значит, никакой ведьмы нету.

Тут солдаты зевнули в последний раз, взяли ружья наперевес и стали медленно наступать на покапальцев. Те пятились, пятились и сами не заметили, как очутились за воротами.

Ничего другого не оставалось покапальцам, как снова собраться вечером на площади, развести костер и чесать затылки. Через час кто-то из крестьян сказал:

— А не написать ли нам Мазино?

Все обрадовались. Написали письмо и отправили.

И вот как-то вечером Мазино явился на побывку.

Сколько тут было шуму и радости! Мазино обступили со всех сторон. Его расспрашивали наперебой и рассказывали наперебой. Через каждые два слова поминали ведьму Мичиллину.

Мазино всех выслушал, а потом заговорил сам:

— В Африке я видел людоедов, которым приходилось питаться саранчой, потому что люди не соглашались, чтобы их ели. В море видел я рыбу, обутую в туфлю и башмак; она хотела стать царицей рыб только потому, что у ее подруг не было ни туфли, ни башмака. Видел я в Сицилии женщину, у которой было семьдесят сыновей и всего один котелок для супа. Видел, как в Неаполе люди мчатся по улице, не двигая ногами, потому что если двое неаполитанцев остановятся посудачить на углу, от их крика поднимается такой ветер, что во всех четырех улицах невозможно устоять на месте. Видел людей черных и белых, желтых и красных, видел худых, как буйвол, и толстых, как щепка, видел немало храбрецов, а еще больше трусов. Но таких трусов, как в моей родной Покапалье, я еще не встречал.

Односельчане слушали речи Мазино, развесив уши и разинув рты. Однако, когда он дошел до конца, рты их захлопнулись, и они в первый раз призадумались, не следует ли им обидеться.

Но Мазино не дал им времени подумать об этом как следует. Он заговорил снова:

— Сейчас я задам вам три вопроса, а когда пробьет полночь, я отправлюсь ловить вашу ведьму Мичиллину.

Где уж тут было обижаться!

— Спрашивай! Спрашивай! — хором закричали покапальцы.

— Пусть первым отвечает цирюльник. Много ли бород пришлось ему брить и стричь за последние полгода?

И цирюльник ответил:

— Так я и думал, — сказал Мазино. — Теперь пусть скажет сапожник. Много ли сапог заказывали тебе за последние полгода?

— Айме! — вздохнул сапожник.

— И это похоже на правду! — сказал Мазино. — На третий мой вопрос пусть ответит веревочник. Много ли веревок продал ты за последние полгода?

И веревочник ответил: