Прошёл ещё год, и ему поручено было содержать в чистоте пол, но так как пол этот был из стекла, то и эта работа оказалась не из лёгких. Чтобы вытирать пол, он должен был оборачивать ноги сукном и разъезжать так по всем комнатам.
Наконец на пятый год его перевели на кухню. Это была почётная должность, которой можно было достигнуть только после долгих испытаний. Яков прошёл все степени, начиная с поварёнка и до первого повара, и достиг такой ловкости и уменья во всём, что касается кухни, что часто дивился самому себе. Самые замысловатые блюда, паштеты из двухсот снадобьев, супы из всевозможных кореньев и зелени – всё это он научился приготовлять необыкновенно быстро и хорошо.
Так провёл он около семи лет в услужении у старухи. Но вот однажды она сняла кокосовые туфли и, взяв корзину и клюку, собралась уходить, причём приказала ему, чтобы к её возвращению он ощипал курицу, начинил её зеленью и хорошенько изжарил. Так Яков и сделал. Свернув курице шею, он обварил её кипятком, искусно ощипал перья, соскоблил кожу, чтобы она стала гладка и нежна, и вынул внутренности. Потом он начал собирать коренья, которыми должен был начинить её. На этот раз он заметил в кладовой стенной шкафчик с приотворённой дверью, которого он до сих пор ни разу не видел. Он с любопытством заглянул туда.
В шкафу стояло множество корзинок, из которых исходил сильный приятный запах. Он открыл одну из них и увидел растение какой-то особенной формы и цвета. Стебли и листья его были голубовато-зелёные, а цветок огненно-красный с жёлтой каймой. Яков задумчиво посмотрел на этот цветок, понюхал его и заметил, что он пахнет совсем как тот суп, которым когда-то угостила его старуха. Запах был так силён, что он начал чихать и проснулся.
Он лежал на диване старухи и удивлённо осматривался кругом. «Удивительно, какие бывают вздорные сны, – сказал он самому себе, – и такие ясные! Ведь я мог бы побожиться, что был белкой, товарищем морских свинок и, наконец, сделался великим поваром. Вот уж посмеётся маменька! Впрочем, не будет ли она меня бранить за то, что я заснул в чужом доме, вместо того чтобы помогать ей на рынке?» С этими мыслями он поднялся, чтобы уйти домой, но всё его тело так онемело от сна, в особенности затылок, что он не мог повернуть голову. Он невольно рассмеялся над самим собою и над своею сонливостью, так как каждую минуту стукался носом то о шкаф, то о стену, то о косяк двери. Белки и морские свинки с визгом бегали вокруг, как будто желая проводить его. На пороге он обернулся и позвал их за собой, но они побежали обратно в дом и только издали провожали его жалобным писком.
Улица, куда привела его старуха, находилась в дальней части города, и он едва мог выбраться из узких переулков. Там была страшная толкотня. По всей вероятности, думал он, где-нибудь поблизости показывают карлика, так как поминутно слышались возгласы: «Ах, посмотрите на безобразного карлика! Какой у него длинный нос и как смешно голова торчит у него прямо на плечах! А руки-то, руки какие чёрные, безобразные!» В иное время Яков и сам побежал бы за толпой, потому что очень любил смотреть на великанов или карликов и вообще на всякие диковинки, но на этот раз ему было не до того: он спешил вернуться к матери.
Ему стало как-то жутко, когда он пришёл на рынок. Мать всё ещё сидела на своём месте, и в корзине у неё оставалось довольно много овощей; значит, он проспал недолго. Но ему ещё издали показалось, что мать какая-то грустная: она не зазывала покупателей, а сидела неподвижно, подперши голову рукою; а когда он подошёл поближе, то ему показалось даже, что она бледнее обыкновенного. С минуту он постоял, не зная, что делать, но потом собрался с духом, подошёл к ней сзади, ласково опустил руку на её плечо и сказал:
– Что с тобой, мамочка, ты сердишься на меня?
Мать обернулась, но в ту же минуту отшатнулась от него с криком ужаса.
– Чего тебе нужно, безобразный карлик? – воскликнула она. – Прочь, прочь от меня, я терпеть не могу подобных шуток!
– Но, мамочка, что с тобой? – спросил Яков с испугом. – Тебе, верно, нездоровится, зачем же ты гонишь от себя своего сына?
– Я уже сказала тебе – убирайся прочь! – возразила она с гневом. – От меня ты не получишь ни гроша за свои шутки, уродливое создание!
«Господи помилуй, да она совсем помешалась! – подумал Яков. – Как бы мне отвести её домой?..»
– Милая мамочка, будь же рассудительна, посмотри на меня хорошенько, ведь я твой сын, твой Яков…
– Нет, это уж чересчур! – воскликнула она, обращаясь к соседке. – Посмотрите на безобразного карлика! Вот он стоит передо мной и разгоняет покупателей, да ещё осмеливается смеяться над моим горем. Этот урод не стыдится уверять, что он мой сын, мой Яков.
Тут соседки поднялись с шумом и осыпали Якова отборнейшей бранью; ведь торговки, как известно, на этот счёт мастерицы. Они ругали его за то, что он смеётся над несчастьем бедной Анны, у которой семь лет тому назад украли красавца сына. Они грозили, если он не уйдёт, сейчас же выцарапать ему глаза.
Бедный Яков не знал, что и подумать обо всём этом. Ведь не далее как сегодня утром он пошёл с матерью на рынок, помог ей разложить товар, потом пошёл за старухой, поел у неё супу, вздремнул маленько и скоро вернулся назад, а между тем и мать, и соседки толкуют о каких-то семи годах, да ещё называют его безобразным карликом. Что же такое случилось с ним? Убедившись, что мать не узнаёт его, он с трудом удержался от слёз и печально побрёл по улице в отцовскую лавку. «Посмотрим, – думал он, – не узнает ли хоть отец меня; я встану у дверей и заговорю с ним». Дойдя до лавки сапожника, он остановился перед дверью и заглянул внутрь. Отец был так занят работой, что сначала и не заметил его, но когда случайно поднял голову, то выронил из рук сапог, шило и дратву и воскликнул с ужасом: «Господи помилуй, что я вижу?»
– Добрый вечер, хозяин! – сказал карлик, входя в лавку. – Как идут дела?
– Плохо, очень плохо, маленький господин! – отвечал отец, к великому изумлению Якова: как видно, и он не узнавал сына. – Дело у меня не спорится: я одинок, становлюсь стар, а держать подмастерья мне не по средствам.
– Но разве у вас нет сына, которого вы могли бы приучить к делу? – продолжал расспрашивать Яков.
– Да, был у меня сын по имени Яков. Теперь он был бы уже стройным, ловким двадцатилетним парнем и мог бы стать мне отличным помощником: то-то была бы жизнь! Уже когда ему было двенадцать лет, он выказывал большое проворство и ловкость и кое-что смыслил в ремесле. И какой он был красавчик! Будь он при мне, я имел бы столько заказчиков, что перестал бы чинить старьё и шил одно только новое. Да, видно, этому не суждено быть!
– Где же теперь ваш сын? – спросил Яков дрожащим голосом.
– Про то знает один бог! – отвечал тот. – Лет семь тому назад его украли у нас на рынке.
– Семь лет! – воскликнул Яков с ужасом.
– Да, маленький господин, семь лет тому назад. Я как сегодня помню, как жена моя вернулась домой с криком и плачем, что мальчик целый день не возвращался и что она искала его повсюду, да не нашла. Я всегда опасался, что так случится. Яков был мальчик красивый – вот жена и гордилась им, и была довольна, когда чужие его хвалили. Часто она посылала его с овощами в богатые дома; положим, это было выгодно, потому что его каждый раз щедро награждали, а всё-таки не раз говорил я ей: «Берегись, город велик, злых людей много, смотри в оба за Яковом!» Так беда и случилась. Однажды пришла на рынок безобразная старуха и накупила столько, что не могла сама снести всё домой; у жены моей сердце жалостливое, вот она и послала с ней мальчика, и только мы его и видели.
– И это случилось семь лет тому назад, говорите вы?
– Да, весной исполнится семь лет. Уж мы искали его, искали, ходили из дома в дом и везде расспрашивали о нём. Многие знали хорошенького мальчика, любили его и помогали нам в розысках, но всё было напрасно. Да и старуху, которая купила у нас овощи, не могли отыскать. Только одна старая-престарая женщина, прожившая на свете девяносто лет, сказала, что это, вероятно, злая волшебница, которая каждые пятьдесят лет приходит в город, чтобы закупить себе разные травы.
Сказав это, отец Якова снова взял в руки башмак и обеими руками вытащил дратву.
Яков же мало-помалу догадался, что то, что казалось ему сном, произошло в действительности и он в самом деле прослужил у старухи семь лет в виде белки. Сердце его преисполнилось горя и гнева: как, целых семь лет его юности украла у него старуха, и что же он получил взамен? Только то, что он может чистить туфли из кокосовых скорлупок, мести стеклянные полы, или то, что он научился от морских свинок всем тайнам поварского искусства? Так простоял он несколько минут, раздумывая о своей судьбе, пока отец не спросил его:
