Как-то ночью Дику приснилось подземелье, полное гномов. Гномы, как мыши, сновали туда-сюда и постукивали по камням крошечными молоточками. Звук молоточков так растревожил Дика, что он пробудился. Гномы исчезли, а звук остался. Дик с ужасом понял: это Мэйбл стучала зубами! Он запалил лучину:
– Малютка Мэйбл, ты что?
Мэйбл сильно знобило, губы ее посинели.
– Холодно, Дик. Очень холодно.
Дик поплотнее укутал Мэйбл в старенькую овчину («Я сейчас. Потерпи!»), быстро набросил плащ и, не думая, бросился к лесу. Ночь – редкий случай осенью – была светлая, лунная. Это неплохо. Все видно. Он быстро – туда и обратно.
Углубляться в лес Дик не стал. По краю хвороста меньше и ветки, как правило, тоньше, но он торопился. Обратный путь – с тяжелой вязанкой – показался длиннее. Дик подгонял себя и приговаривал: «Малютка Мэйбл, чуть потерпи! Скоро будет тепло!» Он даже вспотел, хотя было прохладно.
Когда Дик вернулся, Мэйбл знобило еще сильнее. Все ее исхудавшее тело то и дело вздрагивало, будто Мэйбл везли на телеге по разбитой дороге. Дик свалил вязанку у очага и попробовал высечь искру огнивом. Сырые сучья упорно не хотели гореть. Но Дик был упорнее, и в очаге наконец появился огонь. Дик выдохнул: так-то! – и помог малютке Мэйбл перебраться к огню.
– Спасибо, Дик. Хорошо, – выдавила Мэйбл и стала смотреть в огонь.
И Дик стал смотреть вместе с ней. Пламя скакало по изогнутым сучьям и что-то болтало на своем огненном языке. Дик прислушался повнимательней. В разных звуках – воды, огня, в древесном шелесте листьев – можно услышать слова. Что говорит огонь? Хвастается, что красив.
Да, огонь – это хорошо. Если он в очаге… Бывает другой огонь – как на стене, в часовне. Там на этом огне стоят большие котлы, а в котлах сидят грешники. Говорят, среди них есть воры… Дик поежился, но тут же отогнал от себя видение. Чего это он вспомнил? Вон Мэйбл пришла в себя. И трясется поменьше. Ей от огня хорошо. А без хвороста как же? Дик сделал это для Мэйбл. Правда, мало собрал. Весь хворост того и гляди прогорит.
– Щёрк-щёрк! Щёлк-щёлк – давай ещё! – сказал огонь, забираясь на последнюю толстую хворостину.
Ну да, Дик поторопился. Хотел побыстрее вернуться. А мог собрать в три раза больше. Может, стоит еще сходить… До рассвета есть время. Вдруг Мэйбл опять начнет колотить. Да, надо сходить еще раз.
– Я скоро, малютка Мэйбл.
Огонь в очаге сделался совсем крошечным. Дик сгреб в кучку тлеющие угольки. Огонь обрадовался, подрос. В глазах у малютки Мэйбл отразились блики вспыхнувших язычков.
– А ты смотри на огонь-то. Угли еще горячие.
Небо стало светлее. Луна превратилась в бледное расплывающееся пятно. Дик на этот раз прихватил топор и решил зайти в лес поглубже. Нужны толстые сучья, они будут дольше гореть. Он вдруг решил, что Мэйбл нужно много сидеть у огня. А то в последнее время пальцы ее не слушались. Это от холода, точно. Дик как-то слышал, что огонь может прогнать болезнь. Огонь и тепло помогут вернуть ей силы… Пожалуй, вязанка вышла тяжеловата…
На деревьях зашевелились самые ранние птицы.
– Ага! Вот так та-а-ак! Попа-а-ался! – Кто-то сзади с силой дернул вязанку Дика. – Ну наконец! Я как чуял! Вышел сегодня пораньше! Ты теперь у меня не отвертишься! Я застукал тебя с поличным. Ишь, вязаночку накрутил. Ну, я тебе покажу! – Томми-Шныряло еще раз крепко дернул к себе вязанку. – Вот прямо сейчас и оттащу тебя к сэру Гриндли. Он примерит тебе колодки.
Целый рой крупных бабочек взвился у Дика внутри. У них очень холодные крылья. Кыш! Нельзя поддаваться. Дик рванулся.
– Не рыпайся. Не убежишь. – Томми-Шныряло опять потянул за вязанку.
Тут Дик с силой отбросил хворост, как ящерица хвост. Вязанка свалилась на лесника, чуть не выколов тому глаз и расцарапав щеку. Томми замешкался: вместо мальчишки в руках у него оказался хворост. А Дик уже удирал, петляя между деревьями. Лесничий бросился следом, поминая святых и дьявола к ним в придачу:
– Я тебе покажу, недоумок! Ты мне за это ответишь! Думаешь, я тебя не признал, ведьминское отродье? Ты у меня не отвертишься!
Дик бежал, задыхаясь. Ветки били его по лицу и хватали за плащ. Пару раз он упал, обдирая колени и руки. Томми-Шныряло отстал, но Дик оказался далеко от деревни, и ему пришлось брести полем.
– Кто ж, Виттингтон, тебя так отделал? Рожа-то как разукрашена, – ухмыльнулся встречный виллан.
Дик ничего не ответил. У колодца плеснул в лицо холодной воды. Вода привела его в чувство. Подумаешь, Томми-Шныряло. Ничего он его не признал. Он же схватил его сзади… Вот хворост жалко. Ну и пусть. Дик пойдет еще. Теперь-то он точно знает, что поможет малютке Мэйбл.
И плевать он хотел на указы. Если Томми-Шныряло хочет, может платить за хворост. А они с Мэйбл скоро отправятся в Лондон. Как только Мэйбл поправится. И если они в чем-то и виноваты, их будет судить не сэр Гриндли, а добрые горожане. Сэров в Лондоне нет. Туда сам король не может приехать без разрешения.
– Как ты, малютка Мэйбл?
Мэйбл не отвечала. Она сидела, чуть завалившись на бок, и больше не шевелилась.
* * *
Отпевали Мэйбл в часовне, где Дик помогал отцу Уильяму.
На отпевании Херинг плакал. Дик видел своими глазами: у кузнеца блестела щека. Кузнец пришел в церковь, опираясь на палку. И Дик вдруг его пожалел: бедный Херинг! Разве он мог что-то сделать, раз у сэра Гриндли есть право? Дику стало ужасно жалко и Мэйбл, и Херинга, и себя. И даже старуху Гельвецию, хотя она плохо говорила про Мэйбл. Но отец Уильям сказал, что Мэйбл отправилась к ангелам. Иначе и быть не может. И Гельвеция закивала.
Дик вот-вот тоже заплачет.
А потом, когда Мэйбл выносили… У выхода Херинг замешкался и отпихнул Дика в сторону, не давая пройти. Дик попятился. Херинг процедил едва слышно сквозь зубы:
– Там спрашивают про тебя.
Из-за спины кузнеца Дик успел разглядеть, как на дорогу к кладбищу выехали три всадника – лесничий и с ним люди Гриндли.
– Ты наткнулся на Томми-Шныряло?
Дик побледнел и кивнул.
– Спрячься, – тихо сказал кузнец Дику и специально еще потоптался в дверях, чтобы выйти последним.
Томми орал:
– Где мальчишка? Куда он делся?
Кто-то пытался его урезонить:
– Томми, побойся Бога! Мы хороним малютку Мэйбл.
Но Томми не унимался:
– Я застукал Дика в лесу. С огромной вязанкой хвороста. Это точно был он. Я уже доложил сэру Гриндли.
– Передай лучше сэру Гриндли, что малютка Мэйбл умерла.
– Подумаешь, умерла! Много вас тут помирает. Вы покрываете вора.
Наконец подошел отец Уильям:
– Добрый Томми! Все знают, ты верный слуга сэра Гриндли. И мы ценим тебя за это. И сэр Гриндли безмерно ценит. Но ты видишь своими глазами: брата покойной здесь нет. А тревожить покойницу – грех. Не стоит множить грехи, добрый Томми. И дай нам спокойно завершить свое дело.
Томми-Шныряло сказал, что еще вернется. Что достанет Дика из-под земли. Пусть тот не думает, что ему удастся избежать наказания. И теперь Дик лично должен еще и Томми (лесничий коснулся огромного синяка под глазом) – за увечья, которые тот получил на службе.
* * *
– Если ты здесь, вылезай!
Таким сердитым отца Уильяма Дик ни разу не видел.
– Ты прятался под алтарем? Ты знаешь, что это грех? И ты пропустил погребение. А еще ты поднял руку на лесничего сэра Гриндли. Столько грехов за такое короткое время! Ты не боишься грешить? Я учил тебя: «Помни о смерти!» А ну-ка, давай, повтори, как эти слова звучат на языке писания!
– Мементо мори, – тихо промямлил Дик.
– Вот именно: «Memento mori». А почему, ты знаешь? Почему нужно помнить о смерти? Что ожидает грешников на том свете?
Дик поежился: вот он, ад. На фреске в часовне. Среди едких желтых огней копошатся серые черти. В лапах у них дубинки, которыми черти бьют по человеческим головам. А головы торчат из большущих котлов. Лица грешников перекошены, рты разинуты. Дик не любил смотреть на эту картинку. Но если взгляд натыкался на роспись, отвести глаза уже не было сил и по телу бежали мурашки. Все это время Дик старался туда не смотреть. Неужели он так же грешен? Прямо как эти, в котлах?
– Простите, святой отец. С лесничим – это нечаянно. Томми-Шныряло сам за меня ухватился. И сказал, что посадит меня в колодки.
– Он Томми, а не Шныряло. И он выполнял свой долг, – сурово сказал отец Уильям. – А ты собирал в лесу хворост. Ты воровал чужое.
– Малютка Мэйбл дрожала. Ей было холодно. Она могла умереть… – Дик почувствовал себя глупо. – Ей хотелось согреться…
– Закон запрещает собирать в лесу хворост, – чуть смягчился отец Уильям. – А лес, как ты знаешь, принадлежит сэру Гриндли.
– Это все из-за сэра Гриндли, – Дик все никак не мог ощутить себя виноватым. – Это из-за него не стало малютки Мэйбл.
– Каждый живущий грешен. Каждому воздается за его прегрешения.
– Но вы говорили, Мэйбл отправилась к ангелам… Она ничего не сделала. Она не грешила. Это все из-за сэра Гриндли. Это из-за него… – Дик упрямо, отчаянно настаивал на своем.
