Вениамин Каверин - Ночной сторож, или Семь занимательных историй, рассказанных в городе Немухине в тысяча девятьсот неизвестном году

– Нет, нет, вы ошибаетесь. Спину и плечи теперь носят бледно-голубые, а головку – золотисто-черную.

– Милая моя, это вы ошибаетесь. Спинку – розовую, плечи – белые с голубыми чешуйками, а ножки – красненькие.

– Ну уж, только не красненькие! На открытие школы нужно прийти в чем-нибудь строгом.

Да, это был большой день для всех Лихоборских сорок. Но в особенности для Тани, потому что не кто иной, как именно она, была назначена директором школы.

Серьезная, застенчивая, держась скромно, но с достоинством, она прилетела на поляну, и ребята, трещавшие наперебой, почтительно замолчали.

– Итак, дети… – начала Таня.

Но больше она ничего не успела сказать, потому что в эту минуту в далеком Немухине Великий Завистник лопнул от зависти и все его чудеса потеряли силу. Перед детьми (и родителями, облепившими вокруг все кусты) появилась девочка, Таня Заботкина, одетая и причесанная точно так же, как в ту ночь, когда она отправилась в аптеку "Голубые Шары".

Через час она уже садилась в поезд, а сороки провожали ее. Их было так много, что один местный Любитель Природы даже написал об этом в газету. Его особенно поразило, что, улетая, они покачивали крыльями, как самолеты, – он не знал, что они прощались с Таней.

– Шакерак! – высунувшись в окно, крикнула им Таня.

Это значило: "Будьте счастливы!"

– Шакерак маргольф! – отвечали сороки.

Это значило: "До свидания, мы тебя не забудем!"

Прошел месяц, за ним другой. Наступила осень. А осенью, как известно, ребята начинают понемногу забывать о том, что случилось летом. Забыла и Таня. Петька, которого она пригласила на день своего рождения, тоже забыл, тем более, что для него важнее всего были книги, стоявшие в нарядных переплетах у бывшего Великого Завистника, а он с тех пор прочел много других, поинтересней.

Он опять потолстел, но был уже не трусишка, как прежде, а толстый храбрый мальчик, успевший – это было видно по его толстому носу – испытать в жизни немало.

Конечно, Таня пригласила не только его, но и Ниночку, и Лекаря-Аптекаря, и косолапенькую Лору, которая научилась теперь ходить легко, как снегурочка, или, во всяком случае, не так тяжело, как медведь.

Дети говорили о своих делах, а взрослые – о своих. И все было так, как будто на свете нет и никогда не бывало сказок.

И вдруг Солнечные Зайчики побежали по комнате – веселые, разноцветные, с коротенькими розовыми хвостами.

Одни спрятались среди стаканов на столе, другие, кувыркаясь и прыгая, побежали вдоль стен. А один, самый маленький, уселся на носу ЛекаряАптекаря, отогнув разноцветные ушки.

Это Петька откупорил бутылку с Солнечными Зайчиками – разумеется, просто из озорства, потому что у всех и так было превосходное настроение.

Но, может быть, Солнечные Зайчики выскочили не из бутылки? Может быть, по улице пронесли зеркало? Или в доме напротив распахнули все окна?

Так или иначе, все кончается хорошо. А ведь это самое главное – не правда ли? – особенно если все начинается плохо.

– Конечно, все, что касается сорок, не может пригодиться для моего путеводителя, – сказал дядя Костя. – Но то, что случилось с Аптекарем и его Аптекой, – помилуйте, да это же бесценный материал, который может украсить раздел «Знаменитые здания»! Ручаюсь, что ни одна аптека в СССР не может похвастаться такой историей. Порошки, пилюли, банки и склянки, скучая по своему хозяину, летят за ним в другой город без ведома и разрешения Начальника Аптекоуправления! Какова привязанность! Однако есть неясность. Николай Андреевич был известным художником и жил в Москве. Почему он переехал в Немухин? Очевидно, Нил Сократыч об этом не знал.

– А вы знаете?

– Да. Во-первых, потому, что Мария Павловна – коренная немухинка, и, когда ей предложили должность Директора Института Красоты, отказаться она была просто не в силах. А во-вторых, потому, что Николаю Андреевичу после болезни доктора запретили жить в больших городах. Живопись он не бросил, но Главному Архитектору города Немухина и без живописи хватает дела. Так или иначе, кое-что мне пригодится. Я, кстати, успел уже написать первую фразу: «Время основания Немухина история точно еще не установила; по-видимому, оно затерялось в седой глубине веков». Ну как?

– Отлично.

– «И только легенды, дошедшие до нас, – продолжал дядя Костя, – говорят, что он был основан в XX веке».

– Превосходно!

– А вот с картой беда! К Путеводителю надо приложить карту, а у меня, как на грех, еще в школе по географии были двойки и тройки.

Я взглянул на карту, которую начертил дядя Костя, и подумал, что для путеводителя она все-таки едва ли может пригодиться. Площадь Фигурного Катания, которая называлась так, потому что зимой на ней устраивался каток, он переименовал в Площадь Бальных Танцев на Льду. Прямой переулок в Не Очень Прямой.

Я объяснил ему, что переименование улиц – обязанность Горсовета, и хотя похвально, что дядя Костя взял это на себя, однако карта, приложенная к Путеводителю, должна соответствовать действительности, а не воображению.

– Жаль, – со вздохом сказал дядя Костя. – Ну что же! Тогда придется попросить Павла Степановича. Ведь он, как учитель географии, в этом деле, как говорится, дока.

– Без сомнения!

– Так, может быть, заглянем к нему?

Гроссмейстер был занят, когда мы пришли: выслушивал ежа, у которого было больное сердце.

– Н-да, – задумчиво сказал он. – Сердечная недостаточность. Вам сколько лет?

Еж показал лапкой сперва пять, а потом еще три.

– Восемь? Немало. Надо почаще отдыхать, мой милый.

Еж послушно пошевелил коротким хвостиком и ушел, а дядя Костя развернул перед Павлом Степановичем свою карту.

Кстати, рассказывая о Гроссмейстере, я совершенно забыл упомянуть, что он был человеком удивительно вежливым – не случайно, например, он обратился к ежу на «вы». Лицо его осталось совершенно спокойным, когда он рассматривал карту, – без сомнения, он боялся, что даже добродушная улыбка обидела бы дядю Костю.

– Я попрошу своих десятиклассников начертить карту Немухина, – сказал он, – и самой удачной мы воспользуемся для Путеводителя. Идет?

И в эту минуту… Трудно даже сказать, что случилось в эту минуту! На первый взгляд ничего не случилось. Радио было включено, и, когда мы вошли, передавалась музыка. А теперь музыка прекратилась, и звучный женский голос сказал: «Приятная новость! Журнал «Новости науки и техники» вместо очередной корреспонденции напечатал сказку «Песочные часы», подписанную Н. Кто. Это можно понять как «Никто» или «Некто». Мы подозреваем, однако, что таинственный «Некто» или «Никто» знаком немухинцам и что они порадуются вместе с нами».

Забегая вперед, я должен заметить, что эта заметка произвела сильное впечатление в городе – не было дома, в котором ее не прочитали бы вслух. Теперь редко употребляется слово «фурор», то есть шумное публичное одобрение. Так вот, заметка произвела фурор, причем, обсуждая ее, немухинцы делились радостными предположениями, хотя для радости не было, казалось бы, никаких оснований. Разговоры вертелись вокруг загадочного вопроса: «он» или «не он». Одни утверждали, что это «он», поскольку «он» подчас подписывался «Никто». А другие, что это – «не он», поскольку иногда под его корреспонденциями стояла подпись «Некто».

Но был в городе один человек, который не только огорчился, услышав по радио эту заметку, но перестал спать и даже провел целый день в постели с холодным, мокрым полотенцем на лбу. Это был – вы не поверите! – Павел Степанович Неломахин. Куда делась его невозмутимость, спокойствие, трезвый, рассудительный ум? В старом халате он, ничего не делая, бродил по квартире. И это началось именно в тот день, когда мы советовались с ним насчет карты Немухина.

Услышав по радио, он немедленно побежал в газетный киоск, держа в руках свежий номер «Новостей науки и техники». Должно быть, он уже успел просмотреть его, потому что выбежал из дома одним человеком, а вернулся совершенно другим – мрачным, с остановившимся взглядом.

И в киоске и в книжном магазине все номера журнала были разобраны, но, подходя к гостинице, я встретил Петю Воробьева, который шел, читая журнал на ходу и натыкаясь на прохожих. Я спросил его, кто, по его мнению, напечатал сказку, и он ответил не задумываясь:

– Конечно, Нил Сократович.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что мы с Танькой Заботкиной когда-то – сто лет тому назад – все это ему рассказали. Хотите прочесть?

– Еще бы!

И, вернувшись к себе, я прочел сказку, которая называлась

В газете «Немухинокий голос» появилось объявление: «Для строительства воздушного замка требуются летающие мальчики».

Немухинцы прочитали его с удовольствием: это значило, без сомнения, что в городке будет строиться воздушный замок. Не поверил этому только Петька Воробьев, который случайно знал, что воздушный замок можно построить только в воображении. Потом он подумал о себе – летающий ли он мальчик? И решил, что едва ли. Правда, ему случалось летать во сне, и он решил, что в объявлении пропущены два слова: "Для строительства воздушного замка требуются мальчики, летающие во сне". Это было бы строго научно: мальчики, летающие во сне, приглашались построить замок в воображении. Но в редакции "Немухинского голоса" ему сказали, что он не годится. "Тут нужен не сон, – сказали ему, – а практический подход к делу".