— Это не корова, а Козяка-бозяка. Пускай она тоже уходит пастись на луг и пускай подальше уходит.
Как мне ни жалко, но мне пришлось расстаться с Козякой-бозякой.
— Молоко, молоко, — требовала Пушинка. — Хочу молока.
В конце концов она вскочила и стала летать по комнате. И со всех сторон, как из динамиков, летели на меня ее требовательные слова:
— Молоко, хочу утром пить молоко!
— Пожалуйста, — вдруг услышали мы.
Из щели комнаты, где у меня не сошлись линии рисунка, вылез Мыш с чайником. Он посмотрел на нас ясными голубыми глазами и опять повторил:
— Пожалуйста, пейте молоко. Тут целый чайник.
Мыш налил в чашку молока, а Пушинка опять капризно сказала:
— Нарисуй, Леша, на чашке голубые цветочки. А то чашка белая, молоко белое, и я могу ничего не увидеть.
Пушинка позавтракала и потребовала, чтобы я нарисовал ей магнитофон, потому что она, оказывается, хочет слушать теперь музыку.
Мне это было не очень трудно, потому что магнитофон похож просто на ящик. Но самое неприятное, что Пушинка заставила меня танцевать, а голубоглазого Мыша с чайником — хлопать в такт крышкой.
Мыш с чайником все время повторял, что он торопится обратно в щель, что он очень взрослый Мыш, что у него остались в норке дети, что им пора в школу.
А Пушинка ничего и никогда не хотела слушать. Наконец, она сказала:
— Нарисуй, Леша, дверь, я хочу пойти гулять. Даже не только гулять, а я хочу поехать в тот город, которого нет на свете, и подружиться в том городе с таким зверем, которого никто никогда не видел и не знает, как зовут.
Ну что мне оставалось делать? Я нарисовал дверь.
Дверь открылась, и мы вышли на дорогу. О, это было совсем не просто. Надо было рисовать дорогу, а вдоль дороги — деревья с апельсинами, грушами, бананами и даже с арбузами. Но и это было не самым трудным. Пушинка никак не хотела, чтобы я шел впереди нее. Мы должны были идти так: впереди Пушинка, сзади я со своими цветными карандашами, а за нами — Мыш с чайником.
— Извините, — кричал Мыш, — у меня в доме остались дети. Кто их накормит? Кто их напоит молоком?
— Дети-мышата, — наставительно сказала Пушинка, — сами должны добывать себе пищу.
И повернулась ко мне:
— Леша, нарисуй солнышко, мне чего-то холодно.
Я не спорил и быстро нарисовал солнышко и множество желтых горячих лучей, а уже через пять минут Пушинка сказала:
— Ой-ой, мне жарко! Нарисуй что-нибудь, чтоб не было жарко.
И тут началась ужасная кутерьма. Туча закрыла Солнышко, из Тучи пошел дождик. Над Пушинкой раскрылся кружевной зонтик. Я надел Пушинке резиновые сапожки, а она топнула ногой в резиновых сапожках так, что в луже вода разлетелась в разные стороны.
— Прекрати дождик. Немедленно нарисуй солнышко, звезды и луну.
— Но так не бывает, — попробовал возразить я.
— Как хочу, так и будет.
Конечно, вы понимаете, что так и было. Долго ли, коротко, но впереди мне пришлось нарисовать дворец со множеством башенок.
— Вот тут мы отдохнем, — подумал я.
И напрасно. Впрочем, немножко мы отдохнули. Самую, самую малость. Пушинка закрывала свои пушистые глаза на какую-то минутку, а потом открывала и требовала:
— Леша, иди на кухню и приготовь завтрак, обед и ужин. И почему на тебе нет передника и белого чепца на голове?
— Ну, я же не девчонка, — попробовал возразить я.
— Ты будешь, как я захочу.
Целый день я вместе с Мышом провел на кухне. Я готовил, а вернее, рисовал разные, самые удивительные, самые вкусно-непонятные кушанья. Потом мне надо было скорее бежать рисовать стол, стулья. Потом рисовать множество комнат, ведь это все-таки был дворец. В главной комнате дворца — зале — был камин и горел огонь. Пушинка села за стол, а мы с Мышом бегали и на кухню, и в зал и приносили кушанья. Их было, может быть, сто пятьдесят, а может быть, больше. От всего Пушинка отщипывала маленький-маленький кусочек. Я уже говорил, что Мыш мне помогал. Но ему было еще труднее моего. Он не хотел выпускать из лапки и чайник. Когда Пушинка позавтракала, пообедала и поужинала сразу, она вздохнула и объявила:
— Теперь я хочу смеяться. Леша, нарисуй целую комнату смеха.
Это я сделал с удовольствием. В комнате были зеркала разной формы — выгнутые и вогнутые — и мы в них отражались, будто нас стало множество.
— Какие у тебя уши, Леша… А нос…. Ха-ха, — смеялась Пушинка.
— И ты не один. Тут сто Леш. И сто пузатых Мышей с худенькими чайниками. Ха-ха, и сколько Пушинок, — раздавался ее пушистый смех. Потом она тихо сказала:
— Пора, чтобы дворец захватили разбойники. Надеюсь, это будут самые кровожадные разбойники на свете.
Вдруг в дверь дворца сильно застучали. Мыш пошел открывать, и вскоре он появился с мальчиком в синей матроске.
— Разве ты его рисовал? — спросила Пушинка.
— Я — Миша Малинин, — сказал мальчик, — никто меня не рисовал. Просто я увидел дворец и пришел. Лично я очень люблю дворцы.
Без приглашения он подошел к нарисованному мною креслу возле камина и преспокойно в него плюхнулся.
Ночь все темнела. Испуганная Луна не только зашла к себе в дом, но еще спряталась в глубоком подвале. Солнце закрылось черным-черным одеялом. Звезды щелкнули выключателями и погасли. Такой темноты еще никогда не было на земле.
— Карр, — сказала Ворона, обращаясь ко всему вороньему царству. — Наконец, наступила наша Воронья Ночь.
А старый Ворон добавил:
— И воронья ночь, и воровская.
И поэтому совсем неожиданно и очень ярко на лесной поляне загорелся костер. Вокруг него сидели такие кровожадные разбойники, которых свет еще не видывал. Они были ужасно зубастые, зубастый рот у них был не только спереди, но и сзади. Спереди у них было два глаза, а сзади, правда, только один. Зато всюду за поясом у них были заткнуты пистолеты и ножи: и спереди, и сзади, и с боков. Карманы их штанов были оттопырены от огромного количества пуль.
— Разбойники! — сказал Главный разбойник, а попросту Атаман. — Сегодня ночью мы захватим заколдованный дворец.
— Подумаешь, захватить дворец! — сказал один из разбойников. — В нем только маленькая Пушинка, двое мальчишек да Мыш с чайником.
— Закрой рот, Косой, спереди и сзади! — грозно сказал Атаман. — Я же предупреждал: этот дворец заколдованный. — И он развернул карту переходов и залов дворца. Разбойники склонились над картой. Три раза прокаркал Ворон.
— Три часа, — сказал Атаман. — Самое глухое время, и нам пора.
А во дворце мы легли спать, и так как я очень устал, то сразу же заснул. Во сне мне приснилось, что я иду по зелено-серебристому лугу. Потом как-то незаметно для себя я превращаюсь в бабочку с разноцветными крыльями. Этот сон мне снится давно, даже во сне я чувствую запах цветов, слышу, как на перекатах шумит река, и легко порхаю от цветка к цветку. Вдруг что-то темное скользнуло по лугу, будто злая птица с кривым носом зависла над ним.
— Тень! — я открыл глаза и увидел, что стекло в моей комнате разбилось и появилось усатое лицо Атама на разбойников.
— Миша! — позвал я. — Пришли разбойники.
— Я сплю, — откликнулся он.
— Миша Малинин, — опять позвал я. — Уже окно разбито.
— Я крепко, крепко сплю, — ответил он.
Я вбежал в соседнюю комнату. Это была дворцовая спальня. На огромной кровати, положив голову на три подушки, под двумя красно-синими пуховыми одеялами спала Пушинка.
— Проснись, — прошептал я. — Ты хотела разбойников, и они пришли.
— Ничего я не хотела. Ночью надо спать.
В соседних комнатах уже слышался грохот бьющихся стекол в окнах. И тогда я вспомнил зеркальную комнату. Я открыл дверь комнаты смеха и позвал:
— Если вы настоящие разбойники, то заходите в эту комнату, и мы сразимся. Но, может, вы боитесь?
Разбойничий Атаман просто зарычал от обиды и злости. А я быстро нарисовал меч и пуленепробиваемый щит. Вооружившись, я хотел бежать вслед за разбойниками, как вдруг услышал:
— Леша, я с тобой.
Внизу я увидел Мыша с чайником.
— Чем же ты станешь сражаться?
Мыш поднял крышку:
— Вот этим.
Мне некогда было спорить. Зеркальная комната дрожала от смеха разбойников. Когда мы вбежали, разбойники показывали друг на друга, хохотали. И вдруг увидели в зеркалах множество мальчиков и мышей. Атаман зарычал:
— Начинаем сражение.
— Да, начинаем, — откликнулся я.
Мыш загремел крышкой чайника.
