Ознакомительная версия.
– Случалось, – осторожно ответил Зербаган.
– Часто?
– По роду службы: да.
– Службы? – мило удивилась Гробыня. – А я думала: служат собачки, а мужчины работают.
От такой наглости Зербаган передернулся. За его спиной кто-то хихикнул. Маг быстро оглянулся на карлика, который ковырял пол загнутым носком ботинка, словно давил жука. Встречаться взглядом с хозяином он избегал. Зербаган сжал посох.
– Девушка! У вас что, дел нет? – спросил он с раздражением.
– Да какие у нас дела? Мама родила и на том спасибо! – отвечала Гробыня и, улыбнувшись Зербагану, отошла от него.
Быстро разобравшись цепким взглядом, кто уже прибыл, Склепова стала подходить ко всем по очереди. Одному она желала: «Приятного супа!», другому: «Доброго матраса!», третьему: «Чудесных аппетитов!», четвертому: «Чтоб трусы не жали!».
Бейбарсову она долго трясла руку и словно по ошибке назвала его Горизябликовым. Стоявшую рядом с ним Лизон Гробыня демонстративно не заметила. Той это не понравилось.
– Да, кстати… на случай, если ты не слышала! Сегодня Глеб сделал мне предложение! – громко похвасталась она.
– Предложение? Мозгов и желудка? – наивно спросила Гробыня.
– Нет, руки и сердца!
– А остальные органы кому? Ишь ты какой хитрый! – удивилась Склепова и кокетливо погрозила Бейбарсову пальцем.
– Почему хитрый? – не поняла Лизон.
– Как почему? У мужчины разве рука и сердце – главные органы? Я-то, дура, думала, что мозги и желудок. Мой Гуня, пока не сожрет что-нибудь, вечно мне мозги полощет.
Лизон пошла красными, свекольного оттенка пятнами.
– Ну знаешь, Склепова! Для тебя нет ничего святого… Тебе бы все опошлить… – задохнулась она.
– Погоди! Ты как сказала: опушлить или опошлъть? – заинтересовалась Склепова. В ней пробудилась телевизионная страсть к правильным ударениям.
– Отстань, а? Я к тебе как к подруге обратилась, про предложение рассказала, а ты… ты… – жалобно сказала Зализина. Губы у нее запрыгали.
Склеповой стало жаль ее.
– Да ладно тебе, Лизон, не дуйся! Кто же от нашего женского брата слова слушает? От нашенского женского брата слушают подтекст.
– Подтекст? – спросила Зализина подозрительно.
– Ну да. Это ж я тебе завидую! А я вот, видно, от Гуни никогда не дождусь предложения… Так и скончаюсь не замужем с девятью детьми на руках, – сказала Гробыня.
– Ты что, хочешь замуж? – не поверила своим ушам Зализина.
– Разумеется, Лизон. Все девушки хотят замуж. И тем больше хотят, чем реже в этом сознаются. Это игра с фиксированным началом и без фиксированного конца.
Гробыня заметила, что Бейбарсов почти ее не слушает. Взгляд его нет-нет, а перемещался чуть правее ее плеча. Обернувшись, Склепова заметила там Таню, а чуть в стороне – Зербагана. Кто же из них интересовал Глеба? Склепова подумала, что уж точно не Зербаган.
На ревущем пылесосе в Зал Двух Стихий влетел играющий комментатор, каким-то образом сумевший обойти запреты на полеты внутри Тибидохса.
– Преподов пока нет? Поклепа нет? Ну и класс! – крикнул он, не замечая Зербагана.
Ревизор подал знак Бобесу, и тот быстро отметил этот вопиющий факт в отчете. Затем маг несильно стукнул посохом по мозаичным плитам. В тот же миг в пылесосе Ягуна что-то взорвалось, и играющий комментатор очутился на полу.
– Ну вот я до вас и снизошел! Спустился, так сказать, к народу! – произнес Ягун, обнимая шланг своей машины.
Сам пылесос откатился невесть куда и теперь уныло подпрыгивал на полу, точно икающая черепаха.
– …и не понимаю, почему народ меня не поднимает! – созерцая потолок, продолжал Ягун.
Таня подошла к Ягуну и нетерпеливо дернула его за рукав.
– Опа! Чем поднимать так невежливо – лучше я сам встану! – сказал играющий комментатор и, качнувшись назад и сразу вперед, ловко поднялся, не коснувшись пола руками.
– Зербаган здесь! – шепнул ему Ванька.
– Знаю! Думаешь, я не догадался, кто помог мне слезть с пылесоса?.. Тпру! Не смотри на него! – предупредил Ягун.
– Почему? – не понял Ванька.
– У тебя все на лице написано. С таким лицом, как у тебя, в разведчики не берут. Вообрази: ты шпион, тебя послали стащить важные документы, а ты засыпался еще на вокзале, принявшись плевать в портрет Гитлера. Учитесь властвовать собой, вьюноша!
– А ты умеешь собой владеть? Ты выбалтываешь триста слов в минуту! – возмутился Ванька.
– Родной, я болтаю, но не пробалтываюсь! Когда-нибудь ты поймешь разницу! – назидательно сказал внук Ягге.
– Ягун, ты не забыл, что должен делать? – напомнила Таня.
Ягун моргнул, выбирая этот немой способ, чтобы сказать ей «да», и раздвинул рубашку, показывая Тане зудильник, висевший на цепи у него на шее. Они стояли шагах в пяти от Зербагана, скрытые от него широкой спиной Гуни.
– Все? Готов? – нетерпеливо спросила Таня.
– Не совсем. Дай мне стакан! – глядя в сторону, сказал Ягун.
– Зачем?
– На спрос! А кто спросит – тому в нос!
Таня огляделась. Два молодца из ларца одинаковых с лица, румяные, дюжие, в красных рубахах, разносили напитки. Подозвав одного, она взяла с подноса сок себе и Ягуну.
Сделав вид, что пьет, Ягун быстро сунул в сок палец с перстнем и, включая зудильник, выпустил искру. Это был лучший способ не привлечь внимание Зербагана вспышкой светлой магии. Зербаган, за которым Таня следила краем глаза, ничего не заметил, зато карлик Бобес озабоченно завозился. Хотя он – Таня была в этом уверена – не мог видеть искры.
– Теперь я готов!.. – сказал Ягун и с широкой улыбкой вручил ненужный стакан Демьяну Горьянову. – Пей сок, Демьян, и не булькай! Ведь что говорят врачи? Три пачки витаминов убивают лошадь!
Удивленный Горьянов взял стакан.
– Это ты мне? – спросил он недоверчиво.
– Конечно, Демьяша! Знаешь наш социальный девиз? Все лучшее детям, все худшее – взрослым!
Горьянов понюхал сок и, подозревая подвох, принялся разглядывать его на свет.
– И ты туда не плевал? – спросил он.
– Ты меня оскорбляешь! Разрази менягромус, если я туда плюнул хоть раз! – обиделся Ягун и отошел от Горьянова, жалея, что связался с этим занудой.
Разговор с Горьяновым оказался полезен Ягуну. Увидев кислое лицо Демьяна, с которым любому темному магу заранее было все ясно, карлик перестал смотреть в их сторону, и Ягун получил возможность спокойно снимать.
Убедившись, что Ягун снимает, Таня толкнула Ваньку локтем:
– Ну же! Давай!
– Уже? – спросил Ванька без большого энтузиазма.
– УЖЕ!
Ванька вздохнул. Заметно было, что он не в восторге от того, что ему предстоит сделать. Но все же он открыл сумку и выпустил Тангро. Упругим резиновым мячом дракончик метнулся к одной стене, к другой, переполошив жар-птиц. Сияющие птицы взлетели, как перепуганные куры, осыпав выпускников Тибидохса пылающими перьями. Тангро остался чрезвычайно доволен. Мгновенно изменив свои планы, он принялся гоняться за жар-птицами. Те спасались от него, забиваясь под ноги атлантам.
Распугав жар-птиц, пелопоннесский малый описал круг над головами у выпускников. Это произвело фурор. Кто-то присвистнул, кто-то крикнул. Рита Шито-Крыто улыбнулась с такой таинственностью, что Монна Лиза в сравнении с ней показалась бы хихикающей дурочкой. Гуня Гломов прогудел одобрительное «гы!». Семь-Пень-Дыр прищурился, не выказав, к слову сказать, особенного удивления.
Демьян Горьянов выронил стакан и, присев, закрыл голову руками, когда Тангро – из чистого озорства! – дохнул у него над головой огнем. Для бывшего драконболиста, особенно для драконболиста-камикадзе, по терминологии Ягуна, это был малодушный поступок.
Однако Ягун смотрел не на Горьянова. Демьян интересовал его сейчас не больше, чем цвет плитки в общественном туалете. Он снимал лицо Зербагана, который с того момента, как появился Тангро, не отрывал от него взгляда. Его обрюзгшее лицо дрожало, как желе. Сросшиеся пальцы с плавательными перепонками вцепились в посох. Он даже начал поднимать его, но опомнился и лишь пристально смотрел на дракончика немигающими глазами.
Его веки и брови все еще сохраняли следы драконьего пламени. Таня подумала, что если бы не закаленная огнем Тартара кожа, Зербаган обгорел бы до самого черепа.
Карлик-секретарь отнесся к появлению пелопоннесского малого поначалу так же беспокойно, как его хозяин. Он нетерпеливо подпрыгнул и облизал тонкие губы синеватым языком. Затем, спохватившись, ссутулился, словно у него был горб, и внешне потерял к дракону интерес. Таня заметила, что Бобес искоса, с пристальным вниманием наблюдает за хозяином. «Опасается, что Зербаган себя выдаст», – заключила Таня.
Однако ревизор уже взял себя в руки. Ясно было, что здесь, в Зале Двух Стихий, он ничего не предпримет.
– Не получилось! Зови Тангро! – шепнула Таня Ваньке.
Негромко свистнув, Ванька показал дракону сушеную лапку ящерицы. Увидев лакомство, пелопоннесский малый рванулся к нему, однако, прежде чем он схватил лапку, Ванька бросил ее в сумку. Дальше было уже дело техники: подождать, пока Тангро окажется внутри, и дернуть за огнеупорный шнурок.
Ознакомительная версия.
