Ознакомительная версия.
Лишь пять минут спустя, когда действие заклинания начало мало-помалу ослабевать, водопад удалось обуздать.
– Надо было сказать Сантехникус! – и вода потекла бы тонкой струйкой. Этого было бы вполне достаточно, – раздраженно простучал зубами кентавр, на крупе которого начал образовываться лед.
– Извини, я не сообразил… Он попросил воды, ну я и плеснул! – сказал И-Ван. Он единственный из всех был почти сухим. Действие заклинания Джур-Джур! не распространяется на тех, кто его произнес.
– Х-х-х-хорошо, что я не попросил п-п-п-п-рикурить! А то бы вместо Зажигалкуса ты ляпнул бы Адскис пламмис, – продрожал Шурасино.
Вспомнив о браслете, он с беспокойством уставился на него, но, как оказалось, волноваться не стоило. Браслет был покрыт толстым слоем льда. В ближайшее время он явно не доставит хлопот.
Настроение у Шурасино резко улучшилось, особенно когда обнаружилось, что в кладовой башни еще полно теплой одежды. Вскоре, просохнув, они вновь вышли наружу. По приблизительным подсчетам, лететь до Царства Огня, где мог оказаться нужный холм, было никак не меньше двух часов.
Глядя вниз, где тянулись лесистые равнины, Шурасино быстро прокручивал в памяти недавний рассказ Мардония.
– Ты помнишь, как он сказал? «Ботинки, достаточно широкие, чтобы кентавр всунул в них свои копыта»… Ботинки кентавра. Какой-то безумный артефакт, ноумен, вещь в себе, как выражался мой прапрадедушка Иммануил Кант! – насмешливо сказал Шурасино, радуясь, что сумел вспомнить деталь, явно относящуюся к темной, скрытой пеленой части его памяти.
– Твой прадедушка был Кант? – заигрывая с магией вуду, повторил И-Ван.
– Ну да. Наши называли его просто дедушка Муня. Я, правда, его уже не застал. Мне потом ужасно не хватало дедушки Муни, – Шурасино исторг вздох, но его грусти надолго не хватило, и он принялся хихикать, дразня кентавра ботинками.
Тяжелое копыто поднялось и опустилось, прижав ногу Шурасино. Да так, что у него глаза полезли на лоб.
– Кентавры не носят ботинки, да будет тебе известно. Особенно если в имени у них восемь букв. Это оскорбление для кентавров! – сказал отчетливо Мардоний.
– И для ботинок! – бунтуя, буркнул Шурасино, но не раньше, чем кентавр убрал копыто и он сам вдоволь не напрыгался на уцелевшей ноге.
Больше юный магистр никого не дразнил. Вместо этого он достал записную книжку и, пролистывая ее, стал размышлять, какое оружие может оказаться опасным для бессмертного существа, лишенного плоти.
– Заговоренные латы… Отпадает… Антимагия вирусная. Поражает амулет, который начинает делать нечто противоположное заданному… А если у него нет кольца?.. Кровать Прокрустова лесопильная… Кровожадная дрянь! Водные мечи: клинок – струя воды. Огненный меч – струя пламени. Земной меч – меч, рассекающий скалы. Воздушный меч – убивает, не оставляя ран… Но если нет тела, то и от мечей толку нет.
Лизнув палец, Шурасино перевернул страничку:
– Что у нас тут? Боевой туман – окутывает войско так, что ничего не видно. Внушает ужас, обманчиво искажает звуки, голоса, усиливает лязг оружия. Ничего не различая, воины начинают наносить удары своим товарищам в уверенности, что на них коварно напал неприятель… Нет, и от боевого тумана толку будет мало, разве чтобы подойти поближе. Тут нужно что-то совсем другое… Например, разобраться, какую власть имеют над ним тапки кентавра, а потом этой калошей его по мозгам, по мозгам…
Пока Шурасино стряхивал пыль с чемодана своих знаний, попутно для ободрения ощупывая в кармане ручку «Паркер», Мардоний с И-Ваном обсуждали их дальнейшие действия.
– Эта девушка, которую должен забрать Шурасино… – задумчиво говорил кентавр. – Скорее всего и ее аура будет многоцветной. Мы могли бы сейчас просто повернуть крепость и не встречаться с ней, но тогда Стихиарий забьет тревогу и придумает другой план. Лучший способ – внешне повиноваться Стихиарию. Ему нужна эта девушка для каких-то магических целей – отлично. Вот только будут ли это его цели.
– Вряд ли он интересуется девушками в каком-то другом смысле. Да наш И-Ван тоже, по-моему, – Шурасино, услышав свое имя, отвлекся от абстрактных суждений и встрял в разговор.
И-Ван прикусил губу. Мардоний, заметив это, заржал. И-Вану пришлось напомнить себе, что в ржании Мардония нет ничего обидного. Просто кони по-другому не умеют.
– Не обижай его, бореец! – вступился Мардоний и тотчас со свойственной всем копытным бестактностью ляпнул: – Ты не прав! У него есть девушка на песке, большая и светлая любовь, которая не известно, существует ли на самом деле. И он будет верен ей всегда, хотя ее смыло волнами!
И-Ван вспыхнул.
– Эй, восьмибуквенный, я же просил тебя не лезть мне в душу! Ты просто… Да ты… – крикнул он, кидаясь в башню и хлопая дверью.
Мардоний покачал головой.
– Не ходи за ним, Шурасино. Я был глуп, но прощение лучше попросить позже, когда он отойдет. К тому же, сдается мне, эта девушка на песке не такой уж миф. Опыт учит меня, что наше воображение не в состоянии показать нам то, чего не существовало бы хоть где-то… А раз так – надо только искать, – сказал он.
– А вдруг Стихиарий уже понял, что его планы нарушились? – озабоченно спросил борейский маг.
– Этого я не знаю, но очень в этом сомневаюсь. Он может подозревать, догадываться, но чтобы знать наверняка… Пока ты никак не нарушал его предписаний. Обстрелять на мелководье дракона и мальчишку – ты это сделал. Лететь на крепости за девушкой – летишь. Догадывается Стихиарий или нет, только едва ли он будет менять свои планы, пока все происходит так, как он желает. А там… там все решит случай… – серьезно заметил кентавр.
Внезапно Шурасино понял, что Мардоний давно уже не смотрит на него. Он говорит, но глаза его прикованы к чему-то, что происходит в небе. Неожиданно его рука скользнула к колчану. Лук натянулся, тетива тренькнула и вытолкнула мгновенно исчезнувшую стрелу.
– Невероятно… Он все там же. Я готов поклясться, что попал, – мрачно произнес кентавр.
Обернувшись, Шурасино увидел, что высоко над пикирующей крепостью, раскинув крылья, парит огромная белокрылая птица. Она казалась неподвижной, точно ее не существовало на самом деле, а она была лишь росчерком пера на горизонте.
– Это альбатрос. Зачем ты стрелял? Говорят, убить альбатроса плохая примета, – сказал Шурасино.
– Знаю. Но альбатросам место над океаном. Эта птица сопровождает нас от самого побережья. И за все это время не сделала ни одного взмаха крыльями… Поверь мне, это неспроста.
Борейский маг задумался.
– Хотите, я попытаюсь сбить ее молнией? – предложил он, потянувшись к амулету.
– Не стоит. Если бы эта птица могла умереть – она бы уже умерла, – глухо сказал Мардоний.
У него появилось предчувствие, что все это будет иметь нехорошие последствия.
Ург озабоченно потрогал пальцем промятую пластину на своей кожаной куртке – воспоминание о посещении Лысых Опят, от гостеприимства жителей которых они едва спаслись полчаса назад.
– Еще раз разжевываю план для самых одаренных. Мы идем в Арапс с чашей, чтобы встретиться там с Хозяйкой Медной Горы. А перед этим заглянем ненадолго в Тыр, – сказал он.
– Зачем в Тыр? – спросил Ягуни.
На скуле у него красовался внушительных размеров фингал – доказательство того, что даже подгнившее яблоко, пущенное умелой рукой, может быть грозным оружием.
– Потому что Тыр нам по пути. И еще потому, что я должен показаться мамуле на глаза, – объяснил Ург.
– На глаза?
– Ну да. У нас с мамулей договоренность. Она должна увидеть меня хотя бы раз в неделю, чтобы прочитать мне мораль и убедиться, что со мной все в порядке. Если меня нет дней десять, она начинает нервничать, а через две недели поднимает всех на уши. Все берут копья, луки, мечи и идут вправлять мозги либо мне, либо тому, по чьей милости я задержался. У моей мамули дар. Она умеет стимулировать энтузиазм у мужского населения нашего поселка. Правда, иногда мне кажется, что у них просто не остается выбора.
– А твой отец не беспокоится? – удивился Ягуни.
Ург замотал головой:
– Мой отец замечательный человек! Его невозможно встревожить. Правда, кое-кто скажет, что это оттого, что он никогда меня не видел. Но мне лично кажется, что от этого он замечателен вдвойне.
– Ты уверен?
– Разумеется. Его же видели мои старшие братья. У одного из них он даже успел срезать кошелек, – сказал Ург и, не нагружая больше никого своими семейными проблемами, быстро пошел через лес.
Ягуни и Таня последовали за ним. Колени у Тани были уже синие от слишком близкого знакомства со струнной музыкой, представленной громоздким изделием Феофила Гроттера. Еще не начинало смеркаться, когда внизу, под холмом, блеснула голубоватая чешуя реки, которая узкой змейкой вилась по равнине.
Ознакомительная версия.
