— Эх ты, бедняга, бедняга, плохую ты выбрал дорогу! Сразу видно, что ты чужеземец и здешних мест не знаешь. Твоё счастье, что меня встретил, пока не успел спуститься по откосу, а то пришёл бы тебе конец. Там внизу, вон в том ущелье — страшенный бык, и многих он смельчаков безрассудных порешил. Давеча я сам, на что уж смел, и то еле от него ушёл, не знаю, как только жив остался. Возвращайся обратно, а уж если должен непременно вперёд идти, бери себе помощника. Я и сам мог бы к тебе наняться в услужение коли будет на то твоё согласие.
— Так бы и нужно мне сделать, добрый человек, — ответил королевич, — только открою тебе правду: когда я ещё из дому уходил, батюшка мне наказывал остерегаться рыжего человека, а ещё пуще — плешивого: не иметь с ними никаких дел. Вот ежели бы ты не был плешивым, я бы с радостью тебя нанял.
— Ну что ж, путник, коли ты на этом стоять будешь, так скорее поломаешь себе в наших местах все косточки, чем найдёшь слугу по вкусу, — в здешних краях только плешивые и живут. А если уж говорить начистоту, ответь мне, пожалуйста, какая с тобой из-за рыжего да плешивого может беда стрястись? Видно, не знаешь ты, как говорится: «На волосы да на суму жаловаться ни к чему». Коли чёрных глаз нет, целуешь и голубые. Так и ты должен сделать: скажи господу богу спасибо, что повстречался со мной, и нанимай в услужение. Я твёрдо знаю — что со мною свыкнешься, так от себя уж не отпустишь: сроду я таков — только и умею служить хозяину верой и правдой. Ну, не сомневайся, а то, боюсь, как бы нас здесь ночь не захватила. Был бы у тебя хоть конь стоящий, ещё куда бы ни шло, а то на такой кляче тащишься, что жалко смотреть.
— Сам не знаю, как мне быть, — ответил королевич. — С малых лет привык я батюшки слушаться, и как-то не по сердцу мне тебя нанимать. Но раз уж повстречались мне здесь двое плешивых, а ты третий — видать, и впрямь попал я в страну плешивых, и нет у меня другого выбора. Хочу-не-хочу, а должен я тебя взять, коли правду говоришь, что знаешь здешние места.
Нанял его королевич не торгуясь, и сразу же поехали они вместе, чтобы выбраться на дорогу, какую Плешивый знал. Миновали они добрый кусок пути, как вдруг прикинулся плешивый, будто ему пить хочется, и попросил у хозяина флягу с водой. Королевич дал ему флягу, а плешивый поднёс её ко рту, пригубил, но тут же скривил губы, и всю воду на землю выплеснул.
Королевич рассердился, крикнул:
— Что же это ты, плешивый, натворил? Сам разве не видишь, что воды здесь и в помине нет? По такой жаре нас жажда вовсе замучает.
— Не гневайся попусту, хозяин. В фляге вода затхлая была, и захворать недолго. А о хорошей воде не заботься; сейчас доберёмся до колодца, в нём вода сладкая и как лёд студёная. Отдохнём там немного, я сполосну флягу как следует и наполню свежей водой на дорогу, а то дальше колодцев мало и с водой будет трудно.
Свернули они на другую тропинку, ещё немного проехали и очутились на поляне, а там колодец — крышка над дубовым срубом в сторону сдвинута. Глубокий был колодец, но ни колеса, ни журавля при нём не было, только лесенка до самой воды.
— Ну, плешивый, посмотрим теперь, что ты умеешь делать, — говорит королевич.
Плешивый ухмыльнулся, спустился в колодец, наполнил флягу и прицепил её себе на бок. Потом постоял ещё на ступеньке у самой воды и сказал;
— Эх, и прохладно здесь:
Словно фея чистых вод
У ручья венок плетёт.
Даже выходить не хочется. Прости, господи, грехи тому, кто этот колодец соорудил, доброе дело он сделал. В эдакую жарищу прохлада многого стоит.
Постоял ещё немного, потом вылез и говорит:
— Ты, хозяин, даже не знаешь, как я себя теперь чувствую: легко и привольно. Просто летать хочется. Полезай туда, освежишься, тоже совсем по-иному себя почувствуешь, покажется тебе, что стал ты лёгким как пёрышко…
Королевич, доверчивый, как малое дитя, послушался и полез в колодец, ни о чём плохом не думая. Стоит он там и прохлаждается, а плешивый как захлопнет крышку у колодца! Сам на неё сверху уселся и говорит злобным голосом:
— Попался-таки мне, подлое отродье! Чего опасался, на то и нарвался! Славно я тебя прибрал к рукам! Теперь говори всю правду, кто ты таков, откуда едешь и куда путь держишь, а не скажешь правду, здесь твои кости и сгниют.
Куда королевичу деться? Жизнь-то дороже всего, вот и рассказал он без утайки всё от начала и до конца.
— Ладно, гадёныш, вот это и надо мне было от тебя узнать, — говорит плешивый. — Только смотри, коль обманул меня, худо тебе придётся. Я и теперь могу тебя свободно убить, да жалко мне твоей молодости… Если хочешь ещё солнце увидеть и по зелёной траве ходить, поклянись мне на своём мече, что будешь во всём мне послушен и покорён и все мои веления выполнять станешь, даже если прикажу тебе в огонь броситься. Отныне я буду вместо тебя племянником того царя, а ты — моим холопом. Будешь ты мне служить до самой смерти, да и после, коли воскреснешь. Всюду, куда со мной ни пойдёшь, никому слова не смей проронить о том, что между нами было, а не то сотру тебя с лица земли. Согласен так дальше жить — хорошо, а коль нет, скажи мне прямо, и я уж решу, как с тобой расправиться…
Увидел королевич, что попал в тиски и ничего сделать не в силах, положился на милость божью, да и поклялся плешивому в верности и полной покорности.
Забрал себе плешивый королевскую грамоту, деньги и оружие королевича, выпустил его потом из колодца и заставил меч поцеловать в знак того, что он от своей клятвы не отступится.
— Отныне зовут тебя Белым Арапом, это твоё имя, и другого нет у тебя, так и знай!
Потом каждый сел на своего коня и поехали: плешивый впереди, как хозяин, а Белый Арап позади, как слуге положено; дальше путь держат. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.
Едут они, едут, путь дальний, конца края не видать, проехали они девять морей, девять земель да девять рек широких, пока, наконец, не добрались до нужного царства-государства.
Только приехали, заявился плешивый к царю и грамоту королевскую представил. А Зелен-царь, как прочёл грамоту, от радости так и подскочил и сразу же повёл плешивого знакомить с придворными и дочками своими, а те приняли его со всеми почестями, положенными королевскому сыну и царскому наследнику.
Увидел плешивый, что поверили ему, отозвал в сторону Белого Арапа и строго-настрого приказал:
— Ты убирайся на конюшни и не смей отлучаться оттуда ни на миг. Знай ухаживай за моим конём, храни его как зеницу ока, а не то, коль приду я туда и найду непорядок какой, спущу с тебя шкуру. Пока вот тебе в задаток затрещину, чтобы лучше запомнил, что я тебе сказал. Хорошо зарубил на носу все мои слова?
— Да, хозяин, — ответил Белый Арап, опустил голову и побрёл на конюшню…
А плешивый ударил его, чтобы нагнать побольше страху на Белого Арапа.
Царские дочки увидели, как плешивый над Белым Арапом измывается, пожалели того и попытались было плешивого задобрить:
— Нехорошо ты поступаешь, братец. Раз господь бог уж так положил, что мы над другими властвуем, то надо нам их жалеть, — они, бедняги, тоже люди.
— Эх, сестрёнки мои милые, — начал изворачиваться плешивый, — вы жизни ещё не знаете. Ежели зверей и животных не обуздывать, они давно бы людей на куски растерзали, а вам надобно знать, что между людьми-то как раз больше всего зверей и встречаешь, и их нужно на цепи держать, ежели хочешь, чтобы от них хоть какой-нибудь толк был.
Ну, как это вам нравится?
Не дай бог, если мамалыга пузыриться зачнёт. Совсем как в песне выходит:
Боже, дай мне то, что снится,
Буду счастью я дивиться.
Царевны завели тогда речь о другом, но твёрдо запомнили, каким злыднем показал себя плешивый, хоть пытался он всё объяснить, да и роднёй был им. Ничего ему не помогло: добро и зло никогда не уживутся. И в песне ведь сказано:
Вкусен сладкий виноград,
Каждый сочной кисти рад.
Дикий-кислый вяжет рот
И оскомину набьёт.
С этой самой минуты стали они между собой толковать, что, мол, плешивый как будто не их кровей, совсем на них не похож ни обличьем, ни правом, а вот у Белого Арапа — его слуги — и обличье куда приятнее, и сам он, видать, куда добрее. Сердце им говорило, что плешивый им не двоюродный брат, и потому они терпеть его не могли. Вскоре они уж так его возненавидели, что, если б могли, открестились бы от плешивого как от нечистого. Но ничего они не могли поделать, боялись опечалить царя.
Вот как-то раз, когда сидел плешивый за обедом со своим дядей, царевнами и придворными, подали к столу салат, да чудо какой вкусный. Царь и говорит гостю:
— Как, племянник, едал ты когда-нибудь в жизни такой салат?
— Нет, дяденька, — ответил плешивый. — Как раз хотел спросить, где вы его достаёте, больно уж хорош! Кажется, целый воз бы проглотил, да и то бы не насытился.
