Оба брата, побледнев, поглядели друг на друга:
— Плати, — сказал один из них.
— У тебя разве нет другой монеты? — ответил тот.
Одним словом, они остались должны «Ягненку» в Баллингене этот гульден. Молча, погруженные в раздумье, ехали они обратным путем; на перекрестке же, где дорога вправо вела в Цоллерн, а влево — в Шальксберг, Шальк сказал:
— Как же так? — Выходит, что мы наследовали меньше, чем ничего; да и вино к тому же было прескверное.
— Да, — согласился с ним брат. — Фельдгеймерша-то оказалась права: вот увидите, как из-за гульдена, с оленем, говорила она, ничего не останется от вашего наследства. Даже стопки вина не дали нам за него!
— Без тебя знаю! — отвечал тот, что был из Шальксберга.
— Вздор! — сказал другой, из Цоллерна, и в разладе с самим собой и со всем миром поехал к себе в замок.
— Вот вам сказание о гульдене с изображением оленя, — закончил свой рассказ оружейный мастер, — и говорят, это, правда, было. Трактирщик из Дюррвангена, что расположен неподалеку от трех замков, рассказал ее моему хорошему приятелю, который много раз проводником ходил через швабский Альб и каждый раз заходил в Дюррванген.
Собравшиеся выразили оружейному мастеру свое одобрение.
— Чего только не приходится слышать на белом свете! — воскликнул извозчик. — Право, только теперь я рад по-настоящёму, что мы не стали тратить время на карточную игру. Так оно куда лучше! Я отлично запомнил всю историю и завтра же расскажу ее товарищам, — не пропущу ни единого словечка. А мне, пока вы рассказывали, тоже пришло кое-что в голову.
— Ах, расскажите, расскажите, — стали просить оружейный мастер и Феликс.
— Хорошо, — отвечал тот, — сейчас ли мне рассказывать, или мой черед придет потом, мне безразлично. В конце концов, надо же будет поделиться тем, что слышал. То, о чем я расскажу, говорят, было на самом деле.
Он уселся поудобнее и только хотел начать рассказ, как хозяйка харчевни отложила в сторону веретено и подошла к столу гостей.
— Теперь, господа, пора ложиться спать, — сказала она. — Пробило девять часов — успеете наговориться завтра.
— Ну так и ступай спать, — сказал студент, — подай нам еще бутылку вина, и мы не станем тебя задерживать.
— Ни в коем случае, — кисло отвечала она, — пока в горнице сидят гости, ни хозяйка, ни слуги не могут отлучаться. Одним словом, господа, извольте разойтись по комнатам. Я и без того устала, и позднее девяти часов в моем доме не бражничают.
— Да что вы, хозяйка! — удивился оружейный мастер. — Чем мы вам помешаем, если будем сидеть здесь, когда вы ляжете спать? Мы честные люди, ничего у вас не возьмем и не уйдем, не расплатившись с вами. И так с собой разговаривать я не позволю ни в одной гостинице.
Женщина гневно выкатила на него глаза.
— Так, по-вашему, я из-за каждого потаскушки-ремесленника, из-за каждого бродяги, на котором заработаю всего каких-нибудь двенадцать крейцеров, стану менять свой распорядок? Говорю вам в последний раз, что не потерплю бесчинства!
Оружейный мастер хотел было возразить ей, но студент выразительно поглядел на него и подмигнул остальным.
— Хорошо, — сказал он, — раз мы причиняем неудобства, то разойдемся по комнатам. Но нам нужны свечи, чтобы посветить себе.
— Этим не могу вам служить, — угрюмо отвечала она. — Остальные и впотьмах подымутся, а вам хватит вот этого огарка. Других свечей у меня в доме нет.
Молодой человек молча взял свечу и встал из-за стола, остальные последовали его примеру, и ремесленники захватили свою поклажу, чтобы спрятать ее у себя в комнате. Они пошли за студентом, который посветил им на лестнице.
Поднявшись наверх, студент попросил их ступать потише, отпер свою комнату и знаком пригласил всех войти.
— Теперь не остается никакого сомнения, — сказал он, — она хочет нас предать. Верно, вы заметили, как она боялась, что мы не ляжем спать, — она старалась отрезать нам всякую возможность быть вместе и не спать. Она воображает, наверное, что мы сейчас же уляжемся, и тем легче ей будет справиться с нами.
— А не попробовать ли нам убежать отсюда? — спросил Феликс. — В лесу мы скорее найдем спасение, чем в этой комнате.
— На окнах здесь даже решетки! — воскликнул студент, напрасно стараясь раскачать железные прутья окна. — Нам остается лишь один выход, если мы хотим бежать, — это дверь дома; но я не думаю, чтобы они выпустили нас.
— Надо попытаться, — сказал извозчик. — Я сейчас попробую пройти во двор. Если это окажется возможным, я вернусь за вами.
Остальные одобрили это предложение; извозчик снял сапоги и на цыпочках стал красться к лестнице; товарищи его со страхом прислушивались в своих комнатах наверху. Вполне благополучно и никем не замеченный, спустился он до половины лестницы и только собирался обогнуть находившийся там столб, как ему навстречу поднялся огромный дог, положил ему на плечи лапы и перед самым его лицом разинул пасть с двумя рядами длинных и острых зубов. Извозчик не смел двинуться ни взад, ни вперед, так как при малейшем движении ужасная собака схватила бы его за горло. В то же время она начала лаять и выть, и тут же появился слуга харчевни и хозяйка с огнем, — Куда вы? Что вам надо? — крикнула женщина.
— Я забыл захватить кое-что из своей повозки, — отвечал извозчик, дрожа всем телом; когда отворилась дверь, он успел заметить в комнате каких-то вооруженных мужчин с загорелыми подозрительными лицами.
— Могли бы и раньше об этом подумать, — проворчала хозяйка. — Хватай, сюда! Яков, запри ворота и посвети ему до повозки. — Собака отодвинула свою страшную морду, сняла лапы с плеч извозчика и опять растянулась поперек лестницы, слуга же запер ворота и посветил извозчику. О бегстве нечего было и думать. Когда же он стал размышлять, что же ему достать из повозки, ему пришел на ум фунт восковых свечей, которые он должен был доставить в соседний город. «Огарка наверху хватит самое большое на четверть часа, — сказал он себе, — а свет нам необходим!» — и он взял из телеги две восковых свечи, засунул их себе в рукава, а для вида прихватил еще плащ, чтобы укрыться им ночью, как он объяснил слуге харчевни.
Благополучно вернулся он к себе в комнату. Товарищам он рассказал о громадной собаке, караулившей лестницу, о людях, замеченных им мельком, о всевозможных мерах, принятых против них, и в заключение со вздохом сказал: «Не пережить нам этой ночи».
— Я этого не думаю, — возразил студент. — Не такие же дураки эти люди, чтобы из-за ничтожной выгоды, которой они попользуются от нас, решиться загубить жизнь четырех человек. Но нам не следует оказывать сопротивление. Что касается меня, то я потеряю больше всех: мой конь уже в их руках, а всего лишь четыре недели тому назад я отдал за него пятьдесят дукатов; впрочем, я охотно расстанусь со своим кошельком и одеждой, так как, в конце концов, моя жизнь мне всего дороже.
— Вам хорошо говорить, — отвечал извозчик. — Те вещи, которых вы можете лишиться, вы легко вновь приобретете. Я же послан- курьером из Ашаффенбурга, и у меня в повозке много всякого добра, а на конюшне две отличных лошади — все мое богатство.
— Не могу представить себе, чтобы они вас как-нибудь обидели, — заметил оружейный мастер, — ограбление курьера наделало бы слишком много шума и переполоха по всей округе. Но я совершенно согласен с тем, что сказал тот господин. Я лучше отдам сейчас же все, что имею, и клятвенно пообещаю ничего не говорить и никогда даже не пожаловаться, но ради жалкого своего имущества не стану сопротивляться людям, вооруженным ружьями и пистолетами.
Во время этого разговора извозчик вытащил восковые свечи, прикрепил их к столу и зажег.
— Итак, во имя господне, будем дожидаться того, что должно случиться, — сказал он. — Сядемте опять все вместе и будем стараться разговорами отгонять сон.
— Давайте, — отвечал студент, — а так как черед дошел до меня, то я расскажу вам одну историю.
Холодное сердце
Часть первая
Кому случиться проезжать по Швабии, тот должен непременно хотя бы не надолго заглянуть в Шварцвальд. Не ради деревьев, хотя и не везде увидишь такое несметное количество великолепных стройных елей, но ради людей, которые до странности выделяются среди остального населения той местности. Они выше обыкновенных людей, широкоплечи, мускулисты, и кажется, будто животворный воздух, по утрам излучаемый елями, наградил их с самой юности более легким дыханием, более ясными очами и более крепким, хотя и суровым, мужеством, чем жителей речных долин и равнины. И не только своим сложением и ростом, но также и обычаями и одеждой они резко отличаются от людей, живущих за пределами леса. Красивее всего одеваются жители баденского Шварцвальда; мужчины отпускают бороду, которая от природы растет под подбородком у каждого из них, и их черные кафтаны, их невероятной ширины шаровары, заложенные в мелкую складку, их красные чулки и островерхие шляпы с широкими полями придают им известное своеобразие, и в то же время некую строгость и достоинство. Там люди занимаются обычно стекольным мастерством; делают они также и часы и разносят их чуть ли не по всему свету.
