— Не обретёт, — сказал Юга. — Мы не знаем, куда девался пироскаф.
— Знаем, — возразил Касьян. — Ушёл на ремонт…
— Куда? — слегка испугалась Катя.
— Сушкин, давай признаваться, — велел Касьян.
— Давай… Только говори ты…
И Касьян рассказал, как Том попросил Дерево помочь «Деду Мазаю».
— В этом туренском тополе сверхсильная энергия. Вот оно и перенесло «Деда» в какое-то подпространство. Туда, где хорошие судоверфи. А весной перенесёт обратно…
Никто не заспорил. Касьян разбирался в подпространствах, поскольку сам был из тех краёв…
С той поры каждый вечер пили чай из старого самовара. В щитовом домике или под парусиновым навесом. Потом Донби уносил самовар в лодочный сарай и грел яйцо обеими головами. Что-то бормотал.
Августовские вечера были очень тёплыми, но уже тёмными. Над протоками и островами Дельты повисали яркие созвездия. Дерево темнело в сумерках, как придвинувшаяся из космоса другая планета. Иногда в ней мерцали редкие огоньки.
— Наверно, та самая «сверхсильная энергия», — шепнул однажды Касьян Тому. — Работает на пироскаф…
— Может быть… — отозвался Том тоже шёпотом. Не было у Тома уверенности и была виноватость. Потому что недавно он сделал такое, в чем не смел признаться никому. Сам не знал, хороший это поступок или наоборот — вдруг даже предательство?
Дело в том, что Катя то поправлялась, то болела снова (доктор Брештук говорил: «Со временем пройдёт», но почему-то долго не проходило). И Том вдруг подумал, что надо попросить помощи у Дерева. Так же, как о пироскафе.
Но…
За два дня до того, сидя на перевёрнутой лодке, Том и Платоша разговорились о жизни. Платоша сказал:
— Том, если живёшь разумно, надо уметь делать выбор. Не требовать от судьбы слишком многого. Когда хочешь стать художником, не гонись за богатством… Ты, наверно, подумал: рассуждает, а сам не добился ни того, ни другого. Но я все же хороший художник, Том.
— Я знаю… — Том вспомнил роспись во дворце…
— Или вот пример попроще, из детства: если мечтаешь о велосипеде с мотором, не мечтай в то же время понравиться красивой девочке. Не желай два горошка на ложку…
— Гм… — сказал тогда Том. Разговор показался полушуткой.
Но сейчас Том подумал: «Может, в этом какой-то закон природы? Или правило подпространства? Вдруг дереву не понравится, что просил о пироскафе, а теперь новая просьба — о девочке…»
Может быть, есть на свете закон выбора?
Два дня он ходил в раздумьях. Потом решился. Забрался в развилку дерева, взялся за колечко и сказал:
— Дерево, послушай! Если нельзя помочь два раза — пироскафу и Кате, — помоги только ей.
Потому что «Дед Мазай» прожил на свете полтора века, а Катя Елькина неполные десять лет. У неё имелось больше прав на жизнь. Хотя пироскаф было очень жаль, и Том чувствовал себя так, будто второй раз открыл кингстоны…
И вот сейчас, при вечернем разговоре с Касьяном, Том признался. Сперва наполовину:
— Я боюсь за «Деда». Я перед ним виноват…
— Как виноват?!
Том зябко обнял себя за плечи и рассказал все.
Касьян отнёсся с пониманием:
— Надо принимать меры…
— Какие?
— Сушкин, серьёзные… У тебя есть какая-нибудь Катина вещица? Совсем мелочь. Брошка, пуговица, шпилька…
Том покраснел. Пуговица была. Маленькая, белая, от Катиной рубашонки. Она отскочила, когда доктор застёгивал рубашку после «сердечной процедуры». Упрыгала под кровать. Том украдкой вытянул её ногой и сунул в кармашек у пояса. Если бы кто увидел, он сгорел бы на месте. К счастью, никто не заметил. А теперь… куда деваться-то?
— Вот…
Касьян сказал деловито:
— То, что надо. А теперь какую-нибудь штучку от «Деда Мазая». Мы положим их вместе в дупло. Они станут для дерева одной вещью. Оно отдаст энергию и Кате, и «Деду». Ему ведь не жалко. Надо только, чтобы все по правилам…
— Но ничего же нет от «Деда»!.. Может, отвинтить медную шишку от самовара?
Касьян помотал головой.
— Самовар — не часть пироскафа. Он появился потом, вместе с вами. «Дед» потому и оставил его, когда решил обозначить то место. А ни с какой своей деталькой он расстаться не имел права…
— Что же делать?
— Думать…
Том стал думать. И придумал.
— Подожди меня здесь…
Он вернулся через полчаса. Опять сказал:
— Вот… — и протянул ладонь. Касьян посветил мобильником.
— Ух ты, хороший какой… — На ладони лежал медный морской конёк.
— Это от пароходной вешалки…
— Сушкин, это что надо! Сейчас двинем к дереву или завтра?
— Зачем тянуть…
Донби сидел в сарае перед яйцом, под лампочкой. Том еле уговорил его переправить их с Касьяном к дереву.
— Клянусь Африкой, — это бред, — сказал Бамбало.
— И авантюр-л-ра, — добавил Дон.
— Донби, но это очень важная авантюра!
— Тебе влетит от Дули, — предупредил Касьяна проницательный Бамбало.
— Она не узнает.
— Том, а Поликар-л-рп знает?
— Зачем его волновать? Мы же быстро!
— Ночь на двор-л-ре…
— Не ночь, а вечер. Просто небо чёрное. Зато какие звезды! — сказал Касьян.
— Клянусь Африкой, это верно…
У страусов, видимо, особый нюх, дорогу Донби нашёл вслепую. Остался внизу, а Том и Касьян добрались до одного из выступов на коре (давно знакомого). Посветили мобильниками. Здесь было неприметное дупло. Том осторожно опустил пуговицу и конька в мягкую труху на дне.
— Касьян, давай скажем вместе…
— За колечко возьмись…
— Ага…
И они сказали:
— Дерево, помоги Кате и пироскафу…
Потом посидели на тополином карнизе, покачали босыми ногами.
Густые созвездия отражались в черноте среди островов. Дул по ногам пушистый ветерок. Кричали внизу лягушки.
— Том… — Касьян впервые сказал «Том». — Ты конька у дяди Поля стащил?
— Ты рехнулся?! Не стащил, а выпросил!.. Он все понял. У него оказывается, было два таких. Этого он берег к моему дню рожденья. И сказал: раз надо, возьми. Все равно день рожденья на носу…
— Том, а когда?
— Через неделю…
— Можно, я свой отмечу вместе с твоим? Он был не так давно…
— Можно, конечно!.. Только ты ведь говорил, что двадцать девятого февраля.
— Не путай! Это день Ангела. А рожденье — когда появился на свет. Мы с Дулей посоветовались и решили: пусть будет день, когда я вылез из компьютера.
Том сказал без насмешки:
— Похоже, ты с ней часто советуешься…
— Да… Том, она недавно сказала, что с малых лет мечтала о младшем брате…
— Вот это новость. Клянусь Африкой…
— Том, а ты что о ней думаешь?
— Честно?
— Само собой!
— Это будет ещё та сестрица.
— Я знаю…
— Не обижайся, но она какая-то… безответственная…
— А я, что ли, ответственный? Свалился из ящика, будто снег с крыши… А ещё говорят: братьев и сестёр не выбирают…
«Очень даже выбирают», — подумал Том.
Стук-стук, перестук…
Девочка, ты ещё помнишь меня?
Он опять взялся за колечко. Незаметно… И сказал, чтобы утешить Касьяна:
— А в общем-то, все мы не сахар…
На следующий день возникла Венера Мироновна. Добралась поездами, самолётом и вертолётом.
С ума сойти!
Том был совсем не рад. Ясное дело: она прилетела, чтобы забрать Сушкина в Воробьёвск. Он поздоровался с Афродитой сухо, а дяде Полю сразу сказал:
— Никуда не поеду.
— Том, да подожди ты! Она приехала не за тобой, а к тебе…
— Это как?
— Ну… и немножко ко мне…
— Это как? — опять сказал Том слегка обалдело…
— Ну… вот так. Говорит, что в Воробьёвске, когда мы только познакомились, я… «произвёл впечатление». Говорит, «неизгладимое». А потом мы, по правде говоря, переписывались… немножко…
Том сказал прямо:
— Капитан Поль, не делай одну глупость шестой раз.
— Оно конечно… Твои советы — штука ценная. Но ведь я человек немолодой. Хочется иногда уюта и женского участия… Том, она говорит, что и по тебе очень скучала. Даже это… роняла иногда слезинки. «Сушкин всегда был моей особой привязанностью. Только я не подавала вида, потому что это непедагогично…»
— Я всегда это чувствовал, — сказал Том, стараясь быть язвительным. И защипало в носу.
— Она ведь в общем-то очень добрая душа…
Том подумал.
— Пожалуй… Из всех женщин, которых я знал, не самая плохая.
— Вот видишь!
— Ладно, венсеремос… А где она тут устроится?
