— И я говорю вам всем: «Доброй ночи и прощайте, прекрасные дамы и благородные господа!»
Так сказала она и низко присела.
И, выпрямившись, пошла прочь от трона. Сначала она шла медленно, потом заскользила ногами по полу, потом начала танцевать. Она подняла руки над головой и, танцуя, вышла из зала, спустилась вниз по лестнице и промчалась через парк под звездным небом.
Ее поступь была так легка, а на сердце — еще легче. Она вдыхала прохладный ночной воздух и танцевала, уходя все дальше и дальше, прочь из этой страны.
Никогда, никогда не танцевала она так, как сейчас. Ей одинаково легко танцевалось на скалах, волнах и в зарослях терновника.
Под конец ноги ее даже не касались земли, она летела словно на крыльях.
Когда солнце взошло, она, танцуя, поднялась над морем. На гребнях волн ей танцевалось так же легко, как и на цветущих лугах.
Она чувствовала: теперь она свободна, она знала — никто не сможет взять ее в плен и всю свою жизнь она сможет танцевать.
Словно летний ветерок неслась она над морем — навстречу синим горам на другом берегу!
А у берега стояли в лодке двое раздетых мальчишек и ловили крабов. Они глянули ввысь и увидели, как мимо, паря в воздухе, словно видение, промелькнула в утреннем сиянии юная девушка.
— Эй, ты! — сказал один из них другому. — А она умеет танцевать!
Хелене Нюблум
Домовой в витрине
Жили-были когда-то две добрые старые барышни. Жили они за городом в небольшом белом домике и зарабатывали на хлеб тем, что шили кукол, а потом продавали их в игрушечный магазин в городе. До чего ж умелые руки были у сестер и каких только кукол они не придумывали! Они шили изящных дам в шелках, и кукол-младенцев, и моряков, и трубочистов, и балерин, и клоунов, и негров. И всегда придумывали что-нибудь новое. Самое горячее время наступало у них за несколько недель до Рождества. Тогда они засиживались за работой допоздна, до глубокой ночи.
Однако это не нравилось их старому домовому. Ведь он помнил их совсем маленькими, и даже теперь они оставались для него детьми. Ему хотелось, чтобы по вечерам они всегда вовремя ложились спать. И поэтому иногда он невидимкой прокрадывался в комнату, где работали барышни, и прикручивал фитиль в лампе или же чуть-чуть смачивал фитильки свечей — электричества в доме у барышень не было. Только тогда они вдруг замечали, что уже поздно и что им давно хочется спать. Вот так домовой и заставлял их прекращать работу. Сам же, обойдя по своему обыкновению дозором весь дом и проверив, заперты ли двери и погашен ли всюду огонь, заползал наконец в собственную кровать, в горнице домовых под половицами кухни.
Однако старый отец-домовой даже не подозревал о том, что случалось порой в светлые лунные ночи. Его сынки — маленькие домовые Ниссе и Нуссе — тайком выбирались тогда из своих постелек, карабкались по лестнице к лазу в кухонном полу и прокрадывались прямо в комнату, где барышни шили кукол. Там они играли в куклы и развлекались все время, пока светила луна.
Вот такой лунной ночью, за несколько недель до Рождества, Ниссе и Нуссе, развеселившись, решили сами нарядиться в кукольные платья. В тот раз барышни сшили несколько кукол-домовых, и их красивые красные кафтанчики оказались как раз впору Ниссе и Нуссе, ну словно на них были сшиты! Нуссе счел, что ему очень идет красный кукольный наряд, и не захотел его снимать. А свое старое изношенное платье, которое матушка домового столько раз латала, он и видеть больше не желал. Надев на себя пояс с финским ножом, а домовые всегда носят при себе нож, он вскочил на комод, чтобы посмотреться в зеркало. И ему показалось, что он — самый красивый домовой на свете. Ниссе дважды сказал ему, что пора снять кукольные платья, положить их на место, спуститься в подпол и лечь спать, пока не проснулся батюшка-домовой. Куда там! Нуссе только вертелся во все стороны перед зеркалом и ничего не слышал.
Как раз в ту самую ночь фрекен Тересе, старшей из барышень, никак не спалось. Утром сестрам нужно было запаковать кукол в коробки и отослать их поездом в город. И когда чуть забрезжил рассвет, фрекен встала, решив, что спит, то может заняться посылкой, чтобы успеть вовремя отправить ее. Надев халат, фрекен взяла свечу и отворила дверь в рабочую комнату.
Ниссе, словно шустрый крысенок, шмыгнул в лаз. Нуссе же, который так и не успел снять с себя красное кукольное платье, быстренько залез в одну из коробок, стоявших на столе, улегся там, словно кукла, и замер. Он думал, что фрекен Тересе сразу же уйдет, но вместо этого она закрыла коробку, в которой лежал Нуссе, крышкой и перевязала ее веревочкой. А потом разложила по коробкам и всех остальных предназначенных для продажи кукол. Обернув их большим листом коричневой оберточной бумаги, барышня крепко обвязала пакет и написала адрес. Потом вышла на кухню и поставила на огонь кофейник, чтобы подать кофе своей сестре Марии, когда та проснется.
Между тем Нуссе, не спавший всю ночь, крепко заснул в своей коробке. Проснулся он уже в товарном вагоне поезда, идущего в город. Было душно и темно, посылку с маленьким домовым трясло и швыряло из стороны в сторону. Сначала он ничего не мог понять, но внезапно все вспомнил и понял, что едет в город, в игрушечный магазин. Вытащив свой финский нож, он проделал небольшую дырку в коробке и теперь мог дышать свободнее. Вот только в коробке было темно по-прежнему.
Наконец поезд остановился на какой-то станции, посылку погрузили, кажется, в машину и опять повезли. Вдруг совершенно неожиданно полоска света просочилась сквозь дырочку в коробку, где лежал Нуссе. Кто-то, видно, снял с посылки оберточную бумагу. Домовой глянул через отверстие и увидел, что попал в большой игрушечный магазин. Кто-то поднял крышку с его коробки, и Нуссе сразу же притворился немой и неподвижной куклой.
Толстая веселая дама и господин с черной бородой — вот кто распаковывал коробки с куклами. Дама вытащила Нуссе из коробки и стала осматривать его.
— Этот кукленок-домовой и вправду очень мил, — сказала она, прижимая его к себе, — он совсем как настоящий.
И потянула Нуссе за нос. Домовому стало щекотно, но он, едва удержавшись, чтобы не чихнуть, остался по-прежнему нем и недвижим.
— Эту куклу мы посадим в витрину, — сказал господин с черной бородой, видимо хозяин.
И не успел Нуссе ахнуть, как уже сидел в центре витрины, окруженный мишками и собачками, игрушечными поездами, автомобилями и всякими разными куклами. А за его спиной стояла маленькая рождественская елка с крошечными электрическими лампочками на ветвях.
Нуссе мог бы хорошо повеселиться среди всех этих игрушек, но он не смел шевельнуться. Перед витриной все время кто-то стоял, разглядывая игрушки, и Нуссе изо всех сил старался держаться, как настоящая кукла.
Лишь изредка, когда перед витриной бывало пусто, он чуточку распрямлялся и тихонько шевелил руками и ногами, чтобы они не затекли вконец.
Однажды, когда он вот так чуть-чуть потягивался и зевал, он увидел вдруг круглые от удивления детские глаза, неотрывно глядевшие на него. Это был маленький мальчик, который неизвестно когда подошел к витрине. Он стоял, прижавшись носом к стеклу, и Нуссе тут же снова сел и застыл, неподвижный, как кукла. Мальчик продолжал таращить на него глаза. Нуссе, не в силах удержаться, стал кивать мальчику и смеяться. И мальчик тотчас же рассмеялся и стал кивать ему в ответ. Так продолжалось некоторое время, пока не пришел какой-то взрослый человек и не увел мальчика.
«До чего было весело!» — подумал Нуссе. И с тех пор он немного осмелел. Он по-прежнему был неподвижен, когда на него смотрели взрослые. Но стоило ему остаться наедине с детьми, как он начинал строить им гримасы, кивать и подмигивать. Вскоре возле витрины стала собираться огромная толпа детей, чтобы посмеяться над домовым, который мог двигаться. Они думали, что это заводная кукла и что ее заставляют двигаться с помощью ключа. Многие дети заходили в магазин и спрашивали, сколько стоит домовой в витрине. Им хотелось достать из копилки деньги и купить его. И все хотели получить эту куклу в подарок на Рождество.
Маленький мальчик, которому домовой кивнул первому, через некоторое время вернулся и целый день стоял у витрины, несмотря на плохую погоду, на снег и ветер, даже когда другие ребята ушли домой. Нуссе так понравился этот мальчик, что, когда они остались одни, он, желая повеселить его, начал придумывать самые веселые фокусы. Он кувыркался, заводил автомобили и поезда, он танцевал с медведями и крокодилами. Мальчик так хохотал, что даже не замечал холода, да и Нуссе забыл, что надо поесть, — он веселился.
Внезапно электрический свет в витрине с игрушками погас, и магазин закрылся. Тогда мальчик направился к высокому дому и поднялся по лестнице на чердак, где он жил со своей мамой-швеей.
