Древневосточная литература - Тысяча и одна ночь. Том XI

«От кого ты в этом стане?» – спросил повелитель правоверных. И девушка ответила: «От того, чья палатка в самой середине и чьи колья самые высокие». И понял повелитель правоверных, что она – дочь старшего в стане. «А ты из каких пастухов коней?» – спросила девушка. И халиф сказал: «Из тех, чьи деревья самые высокие и плоды самые зрелые». И девушка поцеловала землю и сказала: «Да укрепит тебя Аллах, о повелитель правоверных!» И пожелала ему блага, и потом ушла с дочерьми арабов. «Неизбежно мне на ней жениться», – сказал халиф Джафару. И Джафар отправился к отцу девушки и сказал ему: «Повелитель правоверных хочет твоей дочери». И отец ему ответил: «С любовью и уважением! Её отведут как служанку его величеству владыке нашему, повелителю правоверных».

И потом он снарядил свою дочь и доставил её к халифу, и тот женился на ней и вошёл к ней, и была она для него одной из самых дорогих из его жён, а её отцу он подарил достаточно благ, чтобы защитить его среди арабов. А потом отец девушки перешёл к милости Аллаха великого, и прибыло к халифу известие о его кончине, и он вошёл к своей жене грустный, и когда она увидала его грустным, она поднялась и, войдя в свою комнату, сняла свои бывшие на ней роскошные одежды, надела одежды печали и подняла плач. И её спросили: «Почему это?» И она сказала: «Умер мой отец». И люди пошли к халифу и рассказали ему об этом, и он поднялся и пришёл к своей жене и спросил её, кто ей об этом рассказал. И она отвечала: «Твоё лицо, о повелитель правоверных». – «А как так?» – спросил халиф. И она сказала: «С тех пор как я у тебя поселилась, я видела тебя таким только в этот раз, а мне не за кого было бояться, кроме моего отца, из-за его старости. Да живёт твоя голова, о повелитель правоверных!»

И глаза халифа наполнились слезами, и он стал утешать жену в утрате её родителя, и она провела некоторое время, печалясь об отце, а затем присоединилась к нему, да будет милость Аллаха над ними всеми.

Рассказывают также, что повелитель правоверных Харун ар-Рашид однажды ночью сильно томился бессонницей. И он поднялся с постели и стал ходить из комнаты в комнату, но не переставал тревожиться в душе великою тревогой, а утром он сказал: «Ко мне аль-Асмаи!» И евнух вышел к привратникам и сказал им: «Повелитель правоверных говорит вам: «Пошлите за аль-Асмаи!» И когда аль-Асмаи явился и повелителя правоверных осведомили об этом, он велел его ввести, посадил его и сказал ему: «Добро пожаловать!», а затем молвил: – О Асмаи, я хочу, чтобы ты рассказал мне самое лучшее, что ты слышал из рассказов о женщинах и их стихах». – «Слушаю и повинуюсь! – ответил аль-Асмаи. – Я слышал многое, но ничто мне так не понравилось, как три стиха, которые произнесли три девушки…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала шестьсот восемьдесят седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что аль-Асмаи говорил повелителю правоверных: «Я слышал многое, но ничто мне так не понравилось, как стихи, которые произнесли три девушки». – «Расскажи мне их историю», – молвил халиф. И аль-Асмаи начал рассказывать эту историю и сказал: «Знай, о повелитель правоверных, что я жил как-то в Басре, и усилилась однажды надо мною жара, и я стал искать места, где бы отдохнуть, но не находил. И я оглядывался направо и налево и вдруг заметил крытый проход между двумя домами, выметенный и политый, и в этом проходе стояла деревянная скамья, а над нею было открытое окно. И я сел на скамью и хотел прилечь, и услышал нежные речи девушки, которая говорила: «О сестрица, мы сегодня собрались, чтобы развлечься; давайте выложим триста динаров, и пусть каждая из нас скажет один стих из стихотворения, и кто скажет самый нежный и красивый стих, той будут эти триста динаров». И девушки отвечали: «С любовью и удовольствием!» И начала старшая, и стих её был таков:

И сказала стих младшая, и был он таков:

«Если этот образ наделён красотой, то дело завершено при всех обстоятельствах», – сказал я про себя и, сойдя со скамьи, хотел уходить. И вдруг дверь открылась, и из неё вышла девушка и сказала: «Посиди, о шейх!» И я вторично поднялся на скамью и сел. И девушка подала мне бумажку, и я увидел на ней почерк, прекрасный до предела, с прямыми «алифами», вогнутыми «ха» и круглыми «уа»[16], а содержание записки было такое: «Мы осведомляем шейха – да продлит Аллах его жизнь! – что нас трое девушек-сестёр, и мы собрались, чтобы развлечься, и выложили триста динаров и условились, что, кто из нас скажет самый нежный и прекрасный стих, той будут эти триста динаров. Мы назначили тебя судьёй в этом деле; рассуди же как знаешь и конец». – «Чернильницу и бумагу!» – сказал я. И девушка ненадолго скрылась и вынесла мне посеребрённую чернильницу и позолоченные каламы, и я написал такие стихи:

«И потом я отдал записку девушке, – говорил аль-Асмаи, – и она поднялась и вернулась во дворец, и я услышал, что там начались пляски и хлопанье в ладоши и наступило воскресенье из мёртвых, и тогда я сказал себе: «Мне нечего больше здесь оставаться» И, спустившись со скамьи, я хотел уходить, и вдруг девушка крикнула: «Посиди, о Асмаи!» И я спросил её: «А кто осведомил тебя, что я аль-Асмаи?» И она отвечала: «О старец, если имя твоё от нас скрыто, то стихи твои от нас не скрыты».

И я сел, и вдруг ворота открылись, и вышла первая девушка, и было в руках её блюдо плодов и блюдо сладостей. И я поел сладостей и плодов, и поблагодарил девушку за её милость, и хотел уходить, и вдруг какая-то девушка закричала: «Посиди, о Асмаи!» И, подняв к ней глаза, я увидел розовую руку в жёлтом рукаве и подумал, что луна сияет из-под облаков. И девушка кинула мне кошелёк, в котором было триста динаров, и сказала: «Это моя деньги, и они – подарок тебе от меня за твой приговор».

«А почему ты рассудил в пользу младшей?» – спросил повелитель правоверных. И аль-Асмаи сказал: «О повелитель правоверных, – да продлит Аллах твою жизнь! – старшая сказала: «Я удивлюсь, если он посетит во сне моё ложе», – и это скрыто и связано с условием: может и случиться, и не случиться. Что до средней, то мимо неё прошёл во сне призрак воображения, и она его приветствовала; что же касается стиха младшей, то она сказала в нем, что лежала с любимым, как лежат в действительности, и вдыхала его дыханье, которое приятнее мускуса, и выкупила бы его своей душой и семьёй. А выкупают душой только того, кто дороже всего на свете». – «Ты отличился, о Асмаи!» – воскликнул халиф и тоже дал ему триста динаров за его рассказ.

Рассказывают также, что Абу-Исхак-Ибрахим Мосульский рассказывал и сказал: «Я попросил ар-Рашида подарить мне какой-нибудь день, чтобы я мог уединиться с моими родными и друзьями, и он позволил мне это в день субботы. И я пришёл домой и стал приготовлять себе кушанья и напитки и то, что мне было нужно, и приказал привратникам запереть (ворота и никому не позволять ко мне войти. И когда я находился в зале, окружённый женщинами, вдруг вошёл ко мне старец, внушающий почтение и красивый, в белых одеждах и мягкой рубахе, с тайлесаном на голове. В ручках у него был посох с серебряной рукояткой, и от него веяло запахом благовоний, который наполнил помещения и проход. И охватил меня великий гнев оттого, что этот старен вошёл ко мне, и я решил прогнать привратников, а старец приветствовал меня наилучшим приветствием, и я ответил ему и велел ему сесть. И он сел и стал со мной беседовать, ведя речь об арабах пустыни и их стихах. И исчез бывший во мне гнев, и я подумал, что слуги хотели доставить мне радость, впустив ко мне подобного человека, так как он был образован я остроумен. «Не угодно ли тебе поесть?» – спросил я старца, и он сказал: «Нет мне в этом нужды». И тогда я опросил: «А попить?» И старец молвил: «Это пусть будет по-твоему».