— Я знаю здание, — сказал рыцарь, — куда он войти не сможет.
— Эта наглая тварь, — сообщил гофмейстер, — пошла в королевскую спальню.
— Что ж, — отозвался рыцарь, — в эту комнату он не войдёт.
— От него и в пещере не спрятаться! — вскричал из-под земли морской министр.
— Ничего, — заверил рыцарь, — эта пещера для него закрыта.
Дракон тем временем ходил взад-вперёд, словно белый медведь, прикидывая, что бы такое разрушить. Когда он глядел на горы, люди лезли повыше, с удивлением замечая, что рыцарь спускается вниз. Наконец тот спрыгнул на равнину и кинулся к чудищу.
Что было дальше, никто не понял. Одни закрыли глаза, другие упали ничком, третьи говорили впоследствии, что пыль всё от них скрыла, четвёртые наконец — что рыцарь забежал за чудище, стоявшее в то время задом, к ним. Как бы то ни было, рыцарь исчез.
Случилось так, что на склоне стояла третья дочь короля, принцесса Филомела. Прочие члены семьи расположились в высохшем колодце, а она задержалась — и по рассеянности, и по непрактичности. Волосы у неё были светлые и длинные, глаза — синеватые, как небо у горизонта. Обычно она молчала и дремала, но тут оживилась и воскликнула:
— Нашёл! Ах, и правда нашёл!
Дракон, надо сказать, вёл себя очень странно. Чем важно прогуливаться перед публикой, он прыгал и скакал, хватая лапами воздух.
— Что это с ним? — спросил начальник королевской псарни, склонный к изучению животного мира.
— Он злится, — отвечала принцесса, — потому что рыцарь удачно спрятался.
Видимо, дракон злился и на себя, поскольку он скрёб и терзал свою шкуру, словно собака, ловящая блох.
— Он себя, часом, не прикончит? — с надеждой спросил лорд-канцлер. — Конечно, я не отвечаю за его душу, но замечу, что у него есть причины для раскаяния.
— С чего ему себя убивать? — спросил гофмейстер.
— А с чего бы ему так вертеться? — откликнулся лорд-канцлер.
— Дело в том, — сказала принцесса, — что сэр Лаврок хорошо спрятался.
Пока она это говорила, дракон как бы раздвоился: одна пара ног стояла спокойно, другая просто лягалась; один глаз бешено вращался, другой обрёл ту кротость, с какою глядит сонная корова. Потом, достигнув единства стиля, дракон повернулся и затрусил прочь благодушной рысцой.
Началась последняя глава нашей саги, ещё более странная, чем самые дикие злодеяния загадочного чудища. Дракон никого не трогал; он всех пропускал вперёд; он (правда, не без труда) перешёл на растительную пищу. Осторожно следуя за ним, толпа вошла в столицу и совсем уж удивилась, поскольку он направился к церкви. Там он преклонил колени и, как ни странно, открыл пасть, а принцесса туда нырнула.
Самые умные догадались, что внутри сидит рыцарь; но отчёт наш обращён именно к умным, и мы не будем объяснять им внутреннее устройство дракона, равно как и смысл всей истории. Скажем только, что свадьбу сыграли в драконе, ведь он находился в церкви, а умные уж сами поймут, что хотела сказать принцесса, когда воскликнула: «Мир очень изменится, если в нём сможет спрятаться рыцарь».
Канцлер и гофмейстер её не поняли.
Элинор Фарджон
Элси Пиддок
скачет во сне
Перевод с английского
Натальи Доброхотовой-Майковой
Элси Пиддок жила в Глинде под Кэборном, вместе с другими маленькими девочками. Жили они всё больше на хлебе с маслом, потому что пирогами их мамы баловали редко. Как только Элси начала слышать, она услышала, как другие девочки скачут каждый вечер после школы на улице перед их домом. Свись-свись! — свистели верёвки в воздухе. Топ-топ-топ! — прыгали по земле маленькие ножки. Трали-вали — раздавались детские голоса, отсчитывая ритм. Шло время, Элси уже не только слышала звуки, но и понимала, что они значат, а потом «трали-вали» превратились в слова, вот такие:
Энди Спенди Сладки Леденди Сахарны ручки, Миндальны Тянучки АумамыкромехлебаничегонаужинНЕТ!
Вторая часть звучала вдвое скорее первой, и, если девочки пели её, когда Элси Пиддок ужинала, она всегда прожёвывала кусочек хлеба с маслом вдвое быстрей. Ей очень хотелось леденцов и тянучек, чтобы грызть под первую часть песенки, но их не было.
Когда Элси Пиддок исполнилось три года, она попросила у мамы скакалку.
— Ты ещё маленькая, — сказала мама. — Подожди немного, подрастёшь, и у тебя будет.
Элси надулась и ничего не сказала, но среди ночи её родители проснулись от непонятного шлёп-шлёп-шлёп по полу. Оказалось, это Элси в ночной рубашонке скачет через папины подтяжки. Правда, скоро она запуталась ножкой в подтяжке, упала и заплакала, но до этого успела проскакать раз десять подряд.
— Ну и ну, мать! — сказал мистер Пиддок. — Наша-то малышка — прирождённая скакунья.
И миссис Пиддок спрыгнула с кровати, подняла Элси, потёрла ей ушибленное место и сказала: «Всё-всё-всё прошло! Утри слёзки, и завтра у тебя будет скакалка, совсем-совсем твоя».
И Элси утёрла глаза краем ночной рубашки; а утром, прежде чем идти на работу, мистер Пиддок взял верёвку, точно такой длины, как нужно, и привязал на концы маленькие деревянные ручки. С этой верёвочкой Элси скакала весь день, чуть приостанавливаясь, чтобы съесть кусок хлеба с маслом на завтрак и кусок хлеба с маслом на обед. И вечером, когда школьники собрались на улице, Элси вышла к ним и скакала наравне с большими.
— Ого! — вскричала Джоанна Чэлон, которая была у них первая, — только гляньте, крошка Элси Пиддок скачет, да ещё как!
Все, перестали скакать и принялись смотреть и изумляться. Элси Пиддок в самом деле ЕЩЕ КАК скакала, и девочки позвали своих мам выйти и посмотреть. И все мамы на улице вышли из дверей, посмотрели из-под руки и хором воскликнули: «Крошка Элси Пиддок прирождённая скакунья!»
Ей не исполнилось пяти лет, когда она могла перескакать почти всех: под «Энди-Спенди», под «Тётя, тетя, что несёте», под «Чарли-крошка съел лепёшку» и под любую другую считалку. Когда ей исполнилось шесть, слух о ней прошёл по всем деревням в округе. А когда ей исполнилось семь, о ней услышали феи. Они сами обожали скакать, и у них был особый Мастер Скока, который учил их новым скачкам каждый месяц при новой луне. И они скакали, припевая:
Высокий Скок,
Далёкий Скок,
Скок-Прочь-с-Глазу,
Летучий Скок,
Могучий Скок
И Скок-Все-Разом!
Ленивый Скок,
Торопливый Скок,
Скок Дважды-Двойной!
Замечательный Скок,
Окончательный Скок,
И Скок-Горе-Долой!
Каждый Скок имел свой особый смысл, и все их придумал Мастер Скока, чьё имя было Энди-Спенди. Он очень гордился своими феями, потому что они скакали лучше, чем феи из любой другой округи; но он бывал и очень строгим, если был ими недоволен. Однажды ночью он разбранил фею Чугунные Ноги за то, что она скакала очень плохо, и расхвалил фею Блошиные Ножки за то, что она скакала хорошо. Тогда фея Чугунные Ноги фыркнула, хмыкнула и сказала: «Пф-Ф-ф! Есть тут одна девочка в Глинде, которая обскачет Блошиные Ножки вокруг луны и обратно. Прирождённая скакунья, вот кто она, и скачет ещё как».
— Что за девочка? — спросил Энди-Спенди.
— Зовут её Элси Пиддок, и она проскакала все деревни, дальние и ближние, от Дидлинга до Ваннока.
— Сходи и приведи её сюда! — приказал Энди-Спенди.
Отправилась Чугунные Ноги и всунула голову в каморку под крышей, где спала Элси, и крикнула: «Элси Пиддок! Элси Пиддок! На Кэборне большое состязание, и фея Блошиные Ножки говорит, что она скачет лучше тебя!»
Элси Пиддок крепко спала, но эти слова проникли в её сон, так что она спрыгнула с постели, не открывая глаз, взяла скакалку и вслед за феей Чугунные Ноги пошла на вершину горы Кэборн, где дожидались Энди-Спенди и феи.
— Скачи, Элси Пиддок! — сказал Энди-Спенди, — и покажи, чего ты стоишь!
Элси взмахнула верёвкой и начала скакать во сне, и при этом приговаривала:
Энди Спенди Сладки Леденди Сахарны ручки, Миндальны Тянучки АумамыкромехлебаничегонаужинНЕТ!
Энди-Спенди следил за её скачками взглядом острым, как игла, но не мог найти ни одной ошибки, и феи тоже не могли.
— Покуда отлично! — сказал Энди-Спенди. — Теперь посмотрим, далеко ли ты допрыгнешь. Станьте рядом, Элси и Блошиные Ножки, попробуем Далёкий Скок.
Элси никогда не пробовала Далёкий Скок, и если бы она очнулась, то не поняла бы, чего хочет Энди-Спенди, а во сне очень даже поняла! Она взмахнула верёвкой и прыгнула через неё как могла дальше, метров на шесть оттого места, где стояла. Тогда Блошиные Ножки сделала Далёкий Скок и совсем ускочила из виду.
