«Еще разочек, самый последний! — говорил он себе. — Кажется, я что-то придумал… Ага, понял! Нужно сохранить эти чудесные буквы, но переставить их по-другому!»
— Придумал! Придумал! — оглушительно завопил он. — Я придумал себе имя! Корин! Теперь меня будут звать Корин.
В тот же миг змеи перевернулись в воздухе. Сверкнула ослепительная зеленая молния, а затем в темном бархатном небе зажглась каллиграфически выполненная надпись: КОРИН.
Ночь обретения нового имени навсегда осталась для Корина одним из самых прекрасных событий в его жизни. За всю свою предыдущую жизнь он никогда не был так счастлив, как в это короткое время, проведенное в орлином гнезде вместе с Мглой, орлами и змеями.
Корин прожил здесь почти месяц. Когда он впервые прилетел на скалу, в небе сияла полная луна, но каждую ночь она неторопливо шла на ущерб, постепенно истончаясь и тая, пока не превратилась в еле заметную пушинку, призрачную тень былого света в сумраке ночи.
Затем все началось сначала: луна так же медленно стала прибавлять в размерах, и вот уже над горами вновь засиял круглый яркий диск. Лето подошло к концу, приближалась осень.
Из рассказов Мглы Корин знал, что на острове Хуула сейчас наступило время медного дождя.
За эти тридцать ночей он почти утолил свой ненасытный интерес к легендам о Великом Древе, Ночных Стражах и Га'Хууле. Мгла оказалась неутомимой рассказчицей, готовой днем и ночью пересказывать старинные предания, но у Корина создалось впечатление, будто она по каким-то причинам не хотела пересказывать ему легенды Огненного цикла. Впрочем, он был не в обиде, ведь Мгла столькому научила его за это время!
Самое странное, что за этот месяц она стала казаться ему менее прозрачной. Может быть, это его воображение заполнило цветом и формой просвечивающую оболочку ее тела? Так или иначе, но теперь Корин ясно видел глаза Мглы. Они были очень красивыми, цвета старого темного янтаря. Если бы Корин заглянул в них поглубже, он бы прочел там немой вопрос: «Что же ты выберешь?»
Да, Корину пора было принимать решение.
Он обязан был решить, полетит ли он в Далеко-Далеко или же будет искать другой путь. Не мог же он всю жизнь прожить в орлином гнезде! В его жизни, несомненно, был какой-то смысл, но чтобы найти его настало время отправляться в большой мир.
Корин был доволен своим новым именем, но прекрасно понимал, что вовсе не эта перемена заставляет его чувствовать себя переродившимся. Не имя, а знания преобразили его. Он научился читать и писать. Он узнал о небесных созвездиях и о том, как с их помощью находить дорогу в небе. Он узнал кровавую историю жизни своих родителей. И все это сделало его другим, не похожим на прежнего Нирока.
Но, несмотря на все свои познания, и Корин это прекрасно знал, он все равно оставался для всего совиного мира изгоем. Новое имя не могло изменить его внешности, а значит, все совы по-прежнему будут видеть в нем продолжение Ниры и Клудда и их кровавой истории.
Эта горькая правда помогла ему принять решение. Если он хочет, чтобы совы видели в нем Корина, а не сына Ниры и Клудда, он должен написать собственную историю.
— Мне пора, да? — спросил он, глядя в таинственные глаза Мглы. — Вы ведь уже знаете, что я решил, верно?
— Нет, не знаю, — покачала головой Мгла. Зана и Гром придвинулись ближе к ним, и даже Хитрисса с Укуссом свесились с ветки.
— Неужели? — удивился Корин.
— Я намеренно не читаю твои мысли, Корин. Это непросто, но я стараюсь. Я не хочу невольно повлиять на твое решение.
— Но ты уже повлияла, — ответил Корин.
— Что ты говоришь? Но каким образом?
— Ты повлияла на это решение всем, чему меня научила. Я понял, что должен отправиться в Далеко-Далеко… Правда, я не знаю, что ждет меня там. И я… я боюсь.
— Только дураки делают вид, будто ничего не боятся.
— Но у меня есть кое-что посильнее страха, — продолжал Корин. — Сильнее страха — мое желание отправиться на Великое Древо, познакомиться с дядей Сореном и тетей Эглантиной, обрести лучшую часть своей семьи. Да, я знаю, что сначала должен исполнить свой долг. Я должен отправиться в Далеко-Далеко.
— Ты принял это решение по своей воле? — тихо спросила Мгла.
— Да. Такова моя воля.
В тот же вечер было решено, что Корин отправится в путь на следующую ночь.
— Я хочу еще раз напомнить тебе о слухах, Корин.
— Да-да, Мгла, я все помню.
Недавно Зана с Громом принесли вести о том, что Чистые снова взялись за старое. В окрестностях поговаривали, будто злые сипухи опять собирают войска и похищают юных беспомощных сов.
— Теперь они опустились до кражи яиц, как в свое время делали твари из Сант-Эголиуса, — проклекотал Гром. — Раньше такое зло творилось в Амбале, теперь же, говорят, яйца стали пропадать и на границе между Серебристой Мглой и Темным Лесом.
— Ну конечно, ведь в их распоряжении осталось старое Яйцехранилище в каньонах Сант-Эголиуса! — вскричала Мгла. — Думаю, они решили пустить его в ход… Поговаривают, будто Ниру покинул ее первый помощник. Просто улетел, и все. Сейчас Чистые рыщут по всем царствам в поисках этого дезертира, так что будь особенно осторожен, малыш.
— Постараюсь, — кивнул Корин. Про себя он подумал, что этим дезертиром наверняка был Жуткоклюв.
Корин всегда сомневался, что этот грубоватый старый вояка искренне предан Нире и «великому делу Чистых». Он не забыл, как Жуткоклюв пытался спасти Филиппа в ту страшную ночь, когда Нира свершила свою Особую Церемонию. Но ведь Жуткоклюв уже стар и не так быстр, как молодые совы… Где может найти пристанище старая сова, изменившая делу Чистых и приговоренная к смерти воинами Ниры?
«Только в краю Далеко-Далеко», — уверенно ответил себе Корин.
Он вылетел с наступлением Первой тьмы. Два орла и Хитрисса с Укуссом проводили его до границы Амбалы. С Мглой Корин распрощался отдельно, ведь маленькая дозорщица была слишком слаба для долгих перелетов.
— Подарок на прощание! — зычно крикнул Гром, и Зана широко взмахнула крыльями.
В тот же миг откуда ни возьмись из темноты вынырнули еще две сверкающие летучие змеи. Они стремительно подлетели к Хитриссе с Укуссом, и вскоре на фоне серебристого диска полной луны вспыхнула сверкающая надпись:
КОРИН БЫСТРОКРЫЛЫЙ
«Какие они все милые! — растроганно подумал Корин. Пусть они — змеи, а я — сова, но все-таки мы настоящие друзья!»
Корин летел на запад. Созвездие Маленького Енота только что вылезло из своей берлоги за горизонтом и вскарабкалось на небо. Чтобы не сбиться с курса, Корину нужно было держаться на два пера от первого когтя правой передней лапы енота. Как здорово, что он выучился навигации! Чистые во время полета полагались исключительно на инстинкты, но Корин уже успел убедиться, что точность природного чутья сильно уступает научному расчету.
Ему предстояло пролететь Пустоши, обогнуть Серебристую Мглу, затем взять курс на север через северо-запад, прямо на Далеко-Далеко. Путь предстоял долгий и трудный, ведь в это время года далеко не все ветра благоприятны для путешествия.
Чтобы избежать встреч с воронами, Корин принял решение никогда не путешествовать днем. Он не забыл, как однажды вороны едва не убили их с Филиппом, и вовсе не хотел испытать это ощущение еще раз. Сов ему тоже следовало облетать стороной, чтобы не давать пищи слухам и не попасться на глаза шпионам Чистых. Впрочем, дело было не только в этом.
Корин смирился с судьбой отверженного, но не хотел, чтобы сородичи опять гнали его прочь или разлетались при одном его появлении.
Новое имя не изменило его, ни изнутри, ни снаружи. Он знал, что должен проявить себя. Может быть, положение изгнанника было обязательной частью его испытания? Кто знает…
Корин уже не верил, что когда-нибудь попадет на Великое Древо Га'Хуула. Но разве нельзя хотя бы помечтать об этом? И он мечтал.
Равномерно вздымая и опуская крылья, он мечтал услышать пение мадам Плонк, думал о звуках прекрасной арфы и чутких домашних змеях, которые снуют между ее струнами, вплетаясь в музыку. Он хотел своими глазами увидеть совиный парламент, где заседают самые благородные совы совиного мира. В мечтах он сотни раз представлял себе огромное дупло, в котором пируют и танцуют Ночные Стражи.
Но больше всего Сорену хотелось хотя бы одним глазком взглянуть на богатейшую библиотеку Великого Древа и прочесть собранные там мудрые книги.
Корин летел, думая обо всем этом. В глубине желудка он знал, что принял правильное решение, но все же с горечью чувствовал, как каждый взмах крыльев отдаляет его от всего, к чему он так стремился.
Он летел уже четыре ночи. Первый едва заметный ломтик откололся от луны, знаменуя начало ущерба.
