Королева проснулась раньше петухов и была весела, как никогда. Вышел король из укрытия, смотрит и глазам не верит: ни одной медвежьей конфеты не видно.
— Не иначе как в ногу вошли, ваше величество. Одни фантики остались! — щебетала королева.
Не успел король до одного досчитать, она с кровати спрыгнула:
— Наступаю и топаю, и совсем не болит, ваше величество!
Теперь уж, когда королева начинала хромать, король знал, что делать. Посылал гонца за медвежьими конфетами. Казна-то у него большая. А вскоре королева сына родила. Вполне здорового.
Королева совсем выздоровела, но тут захромали жёны всех крошек: сегодня хромает одна, завтра — другая…
У мельника теперь стало две мельницы, да что толку — молоть-то на них нечего. Крошки теперь на ярмарку чаще, чем на мельницу ездили. Один зерно продавал, другой — корову, другой — коня или стадо овец. И на все деньги покупали медвежьих конфет, потому что только это лекарство крошкиным жёнам помогало. Каждый вечер бедные крошки сидели возле своих жён и обкладывали их ножки медвежьими конфетами, а потом свет гасили и в чулан спать уходили.
Болезнь проходила, но крошки всё беднее становились: продавать уже нечего было.
Тут и новая беда пришла: дети узнали, как лечатся их матери, и все как один захромали.
Окружили тогда крошки-мужчины дом мельника и говорят:
— Жён-то ты наших вылечил, а нас разорил вконец! Делай что хочешь, а то мы совсем рассердимся.
— Ладно, — сказал крошка-мельник. — Дайте мне три дня.
Продал он свою новую мельницу и купил на все деньги медвежьих конфет. Одну за другой на нитку привязал и на крыльях старой мельницы развесил. Потом собрал хромых со всего королевства и говорит:
— Кто первым до мельницы добежит, тот — самый больной. Ему все конфеты достанутся.
И бросились бежать все хромые крошечного государства, да так, что земля задрожала.
Увидели тогда крошки, что нет среди их жён ни одной хромой, да и дети все здоровы.
Все тогда смеялись и конфеты ели, и вот я думаю — надо бы, чтоб было побольше медвежьих конфет во всех странах и подешевле.
— Вставай же, проснись!
Это большой огурец тормошил маленького Огурчонка.
— Вставай, посмотри на свет, а то не заметишь, как вечером стариком станешь.
— Вечером? — сказал Огурчонок с жёлтым цветком на макушке. — А когда будет вечер?
— Когда чёрный зонт раскроется над головой.
Огурчонок посмотрел вверх: ничего не было видно, кроме зелёного зонтика. А это был огуречный лист.
«Интересно, что над ним? Что это за свет, о котором говорил Большой Огурец?» — подумал Огурчонок и начал быстро-быстро пить воду хвостиком. Чем больше пил — тем больше рос. Тут прилетела пчела. Пожужжит у хвостика и тут же перелетает к голове.
— Что ей надо? — спросил вдруг Хвостик, не переставая пить.
— Не знаю, — ответила Голова. — Может, ей нужна помощь? Может, её домик загорелся?
— Расти же скорее, — заторопил Хвостик, — и помоги пчеле, не зря она так жалобно жужжит!
— Хорошо, — сказал малыш и на глазах стал расти и вытягиваться. К обеду его голова высунулась из-под зелёного листа.
— О! Здесь другой зонт! Голубой! — закричал Огурчик. — Я другой зонт нашёл! О-го-го, какой огромный!
— Неужели? — удивился Хвостик, который всё это время лежал под большими зелёными листьями.
— Такой большой, что под ним спокойно летают бабочки и ласточки. Даже дом с собакой под ним уместился… А посмотри, куда залезла жёлтая дыня! — показал он на солнце. — Наверняка свалится.
— Дыню я не вижу, но слышу, что кто-то тихо плачет.
— Это девочка! Действительно, вытирает глаза платочком. Интересно — почему она плачет?
— Тебе виднее — ты Голова, — справедливо заметил Хвостик.
— Может, девочка боится, что жёлтая дыня с неба упадёт?
— Давай посмотрим, что с ней случилось; может, ей нужна наша помощь, — сказал Хвостик. — Расти ещё больше, а я тебе помогу.
И Огурчик снова стал пить зелёную воду своим зелёным хвостиком: буль-буль, буль-буль, — стараясь дорасти до той девочки.
А в это время под огромным голубым зонтом по двору гуляла собака. Это была умная собака, и, конечно, она повидала на своём собачьем веку немало огурцов. Когда она увидела, куда так стремится Огурчик, сразу поняла, в чём дело. Виляя хвостом, подбежала она к девочке и стала ей лизать руки и даже щёки, мокрые от слёз… Только теперь Огурчик понял, что у девочки никого не было дома.
— Но какая удивительная собака, — говорил Хвостик. — И ходить-то она умеет, да кажется, у неё есть и душа!
В этот длинный день много интересного увидел Огурчик. А Хвостик был доволен, что вывел его в люди.
К вечеру стал Огурчик хорошим огурцом, посмотрел в небо и не увидел золотой дыни. Глядь, она уже на вершине холма лежит.
— Ты слышал шум? — спросил он у Хвостика.
— Нет.
— И я не слышал, а дыня-то оторвалась всё-таки. Говорил я, что упадёт. Того и гляди, под гору скатится.
— Держи её! Хватай! Если упустишь, потемнеет синий зонтик! — кричал Хвостик.
И Огурец принялся опять расти и расти. Когда он уже почти дотянулся до Солнца, оно всё-таки скатилось за холм. Расстроился Огурец, хотел посоветоваться с Хвостиком, посмотрел назад и остолбенел: он стал таким длинным, что не увидел даже собственный хвост. А может быть, тот спрятался в темноте?
Солнце потихоньку утянуло с собой за холм голубой зонтик. Теперь Огурец лежал под чёрным зонтом в золотую крапинку.
— Вот и стал я стариком! — вздохнул Огурец.
Огурцу не спалось. Вспомнилось, как он рос под зелёным детским зонтиком, потом под голубым. О чём жужжала та пчела?.. И что теперь с той девочкой? Жаль, что он жёлтую дыню за холм отпустил… Хорошо хоть бабочка отдохнула на его хвосте. Говорила, что летит на свадьбу… А на что нам нужна эта свадьба?
— Ой! — вздрогнул задремавший было Огурец. — Кто это ходит по моей спине мягкими холодными лапками?
— Роса ложится… Спи… — шепнул кто-то.
Совсем уже было поздно, когда Огурец заснул.
А на заре услышал странный шорох.
Большая босая Нога с умытыми росой пальцами приближалась к нему.
— Доброе утро! — вежливо сказал Огурец. И тут кто-то тронул его за хвост… В глазах его потемнело. Только и успел крикнуть:
— Эй, вы, под зелёными зонтиками! Проснитесь, а то вечером станете стариками. И если увидите пчелу…
Но никто его не услышал. Лишь один огурчик повернулся на другой бок и продолжал спать, прикрытый от жёлтой дыни своим детским зелёным зонтом.
Поздней ночью показалась в окне сонная голова. Смотрит крошка Дорофтей в небо: рог луны высоко — до утра далеко, — можно спать спокойно.
Хотел он залезть на печку, да проспать побоялся. «Лягу, — думает, — на лавку. Там, правда, холодно и жёстко. Зато, когда открою один глаз, по луне пойму, пора вставать или нет».
Вчера ещё он занял очередь на мельнице и проспать боялся.
«Чем на мешке у мельницы спать под гром жерновов, не лучше ли в своём доме? Приду под утро, когда очередь подойдёт».
Придумал Дорофтей неплохо. Башка, конечно, у него большая. Но что за сон на лавке? Неудобно же. К тому же вспомнил он, что на этом месте со сложенными на груди руками и с зажённой свечкой у головы лежал недавно его покойный отец. Спи после этого, если можешь.
Вернулся он на печку, а сон тоже не дурак — взял да и убежал. Не смог Дорофтей сон поймать ни на левом боку, ни на правом. Вылез из-под одеяла, заходил по комнате, как вурдалак, если, конечно, бывают вурдалаки в кальсонах.
А луна всё высоко в небе. Словно гвоздём прибита. Будь у Дорофтея длинная верёвка, он её вниз стянул бы. Но верёвки нету, а луне спешить некуда. Не молоть же ей ночью зерно на мельнице! Э, да что говорить, если это даже и не луна вовсе, а так — половинка, месяц. Лишь с одной стороны лунный каравай круглится, а с другой — уже половины нет. Кто это её ест всё время? Голодный какой-то. Только луна бок отрастит, а он уж снова проголодался. Начинает луну жевать.
«Вот бы такой каравай испечь. Как луна! — думает крошка. — От одного бока отломил, на другом — выросло! Хлеб и не кончится никогда!»
Ходит крошка по комнате, а в голове его жернова ворочаются, муку для «небесного» каравая мелют.
А кроме каравая он ещё курочку придумал, которая не кудахчет и зерно не клюёт, а по нескольку яиц в день приносит, и овцу, которая сено не просит и шерсть даёт.
Луна уже к краю неба подбиралась, но Дорофтей в окно не смотрел. Чего смотреть-то? Пусть лунный каравай хоть во всё небо будет, башка у Дорофтея умная: он уже свой каравай нескончаемый придумал.
Разбудил жену, Касандру, чтобы и она порадовалась, какая у них будет жизнь замечательная. А она только глаза вытаращила:
