Глава 9
Человек на приколе
Вот так наш бурундучок попал на птичий рынок. Дело было в субботу, и народу на «птичке» собралось много. Правда, если отбросить продавцов, а с ними кошек, собак, рыбок и попугайчиков, а с ними десятка два настоящих покупателей, не так много и останется. А если учесть, что эти оставшиеся были простыми зеваками, то станет понятным, какая сложная задача стояла перед рыжим Колькой.
К тому же он решил продать бурундука только в хорошие руки, поэтому решительно отказал трём покупателям подряд, не считая одной мамаши с сопливым мальчуганом лет трёх с хвостиком, который у клетки закатил настоящую истерику, истошно выкрикивая: «Хочу ко-ко!»
Пока Колька соображал, что он имеет в виду – котёнка, козлёнка или на горшок, перед прилавком вырос огромный моряк, такой же рыжий, как и он сам, даже сильнее, потому что под носом у моряка росли пушистые рыжие усы. Увидев бурундука, моряк улыбнулся, отчего сразу стало ясно, что такая улыбка может быть только у человека с хорошими руками, и, судя по их размерам, так оно и было.
На бурундука моряк тоже произвёл впечатление. Бросив грызть арахис, подвижный зверёк замер по стойке смирно, как юнга перед капитаном, и не изменил позы, даже когда клетка очутилась в хороших руках и поплыла сквозь рыночную толпу навстречу манящему морскому шуму.
Когда тринадцатый капитан увидел бурундука и сказал: «Раз не гадит, пусть живёт!» – боцман Неудахин воспрянул духом и быстренько побежал в каюту. Правда, по дороге он успел сделать замечание матросу Клюеву, который неправильно держал швабру, и матросу Веточкину, который вообще швабры не держал, хотя был обязан.
– Видал зверя? – спросил матрос Веточкин у матроса Клюева, когда широкая спина боцмана скрылась за поворотом.
– Да никакой он не зверь! – вступился за начальника матрос Клюев. – Тебе ж швабру дали, а ты сачкуешь. Вот и получил по справедливости.
– Ну ты, Клюев, даёшь! Я ж не боцмана имел в виду, а хомяка. Интересно, что он с ним делать будет? Может, заставит палубу драить?
– Дурак ты, Веточкин, и дураком помрёшь. Какой же это хомяк, когда он бурундук. У нас их за деревней много было. Смешные…
– А мне что хомяк, что бурундук, что суслик – всё мелочь пузатая! От зверей вообще толку никакого, особенно от комаров. Вот машины – дело другое. Да что ты понимаешь, деревня!
– Подумаешь, кусок железа, а бурундук – душа живая…
– И куда ты на этом бурундуке уедешь? На дуб или на сосну? А на машине можно с девчонками на море рвануть или лучше на дискотеку, а то меня от этого моря уже тошнит.
– Не от моря тебя, Веточкин, тошнит, а от твоих мыслей дурацких. И меня уже подташнивать начинает. Так что, если не заткнёшься, шваброй по шее получишь. Хочешь?
На это предложение горожанин Веточкин окинул взглядом крепкую фигуру своего деревенского напарника матроса Клюева и быстренько заткнулся.
Тем временем боцман запер дверь своей каюты и открыл клетку. Не зная, как подзывают бурундуков, он защёлкал пальцами и самым тоненьким голоском, который мог позволить его бас, пропел:
– Цып-цып-цып!
Песня бурундучку понравилась. Он навострил ушки и в один скок выскочил из клетки. Потом он быстренько пробежался по боцманской норе, где, кроме прикрученного к полу стола и койки, ничего не было.
Нет, был ещё небольшой сундучок, тоже прикрученный к полу на случай шторма. Такие сундучки моряки называют рундуками.
В рундуке боцман хранил свои вещи, которых было ровно столько, чтобы туда поместиться, то есть совсем немного. А зачем боцману много? Ведь он не раз видел стоящие на приколе старые корабли, с ног до головы обросшие ракушками.
И человек, который обрастает вещами, тоже становится на прикол, ведь с телевизорами, холодильниками и двумя шкафами одежды не очень-то разбежишься. Поэтому у боцмана, кроме смены белья и запасной тельняшки, ничего не было. Не хотел он стоять на приколе, а хотел ходить по морям, как говорится, сегодня здесь, а завтра там…
Набегавшись, бурундук прыгнул на рундук и сладко зевнул. А может, не зевнул, а улыбнулся? Ведь ротик у него был таким маленьким, что им хоть зевай, хоть улыбайся – получалось одинаково. Назевавшись и наулыбавшись, бурундучок лёг на крышку, накрыл себя хвостиком и уснул. Он спал, а боцман смотрел на него и тоже улыбался, так как понимал, что если бурундучок спокойно спит в его каюте, значит, бурундучку в его каюте хорошо!
С появлением друга жизнь у Неудахина пошла веселее. Из-за этого к лицу боцмана приклеилась детская улыбка, которая, несмотря на его суровый вид и кулаки величиной с дыню, очень ему шла. А чего ему было не улыбаться, если теперь после тяжёлых вахт его ждала не пустая каюта, а живая душа, к которой он спешил, чтобы поговорить по душам, да ещё подсыпать орешков и подлить водички.
Вскоре эту улыбку заметили все, даже тринадцатый капитан. Это его несколько обеспокоило. Ведь одно дело иметь на борту простого неудачника и совсем другое – неудачника улыбчивого. Поскольку улыбчивый неудачник – это всё равно что лёгкая гиря или твёрдая подушка, то есть вещь совершенно несуразная. А несуразностей тринадцатый капитан не любил и всячески с ними боролся. Только как, скажите, бороться с улыбкой на лице? Разве что скормить боцмана акулам, но корабль без боцмана – это ещё большая несуразность, чем утюг вместо спасательного круга.
Поэтому тринадцатый капитан, будучи мудрым человеком, выбрал единственный доступный способ борьбы. А именно: при встрече с улыбающимся боцманом он резко отворачивался и смотрел в сторону. Хотя прекрасно знал, насколько опасно смотреть в сторону на корабле, что и подтвердил на деле, свалившись в открытый палубный люк. Хорошо хоть там лежали спасательные круги, а не утюги…
* * *
Так и остался боцман с улыбкой, к которой все быстро привыкли и, вместо того чтобы обращать внимание, стали внимательнее смотреть себе под ноги. Да и улыбался боцман, в отличие от некоторых, не без причины. Ведь бурундучок оказался отличным другом. А что такое на корабле быть отличным другом? Это не надоедать другому. Ведь моряки вынуждены плавать вместе не один месяц. И никуда от этого не деться. На берегу проще: надоел тебе кто-то, а ты сел в трамвай и уехал куда подальше. А по кораблю трамваи не ходят. Вот и приходится месяцами терпеть, как кто-то за обедом с противным свистом в себя макароны всасывает. Поначалу оно, конечно, ничего, но потом этот свист начинает ночью сниться. И вот в один прекрасный день тарелка с макаронами оказывается на голове свистящего вместе с подливкой и котлетой.
Это называется – лопнуло терпение! Хотя, по правде говоря, в моряки и космонавты берут людей с крепкими нервами, но иногда всё же бывает… А вот пушистый зверёк боцмана совсем не раздражал. Орешки он грыз аккуратно – не чавкал и в животе у него не бурчало. К тому же бурундучок был отличным собеседником. Он никогда не перебивал боцмана, даже когда тот полчаса рассказывал, чем отличаются баки от бакенов. Кстати, если кто не знает, то отличаются они всем, потому что баки – это волосы, растущие на щеках, а бакены – плавучие знаки для обозначения глубин и мелей.
Одно было неудобно – у зверька не было фамилии, имени и отчества, что сокращённо называется музыкальным словом ФИО. Это был непорядок! Ведь боцман как начальник палубной команды привык, что у каждого члена экипажа есть ФИО. Значит, и у бурундучка должно быть! Причём не простое, а морское!
Недели полторы Борис Неудахин придумывал разные морские имена. И тут же их браковал. Первым он забраковал имя «Ахтерштевень», а последним «Гак». Потому что первое плохо выговаривалось и к тому же означало заднюю часть киля, которого у бурундука не было и в помине. А второе выговаривалось хорошо, но означало крюк, на который упитанный бурундучок нисколечко не походил.
Долго бы мучился Неудахин, если бы однажды не догадался, что в слове «бурундук» спрятались сразу два морских имени: «Бурун» и «Рундук». Буруном моряки называли пенистую волну, разбивающуюся у скал, а рундуком был тот самый сундучок, на котором бурундучок любил вздремнуть после вкусного обеда.
– А что, неплохо! – сказал сам себе боцман. – Бурун по фамилии Рундук. Так и запишем!
Однако записать не получилось, поскольку для полного ФИО не хватало отчества. Борис Неудахин на секундочку задумался, а затем, отбросив сомнения, решительным почерком вывел:
– Бурун БОРИСОВИЧ Рундук!
Глава 11
Морской волк в шерстяной тельняшке
Если глядеть на море сверху, то оно может показаться пустым. Разве что чайка пролетит или камушек, брошенный рукой какого-нибудь рыжего Кольки. Но если посмотреть на море изнутри, то в нём сразу обнаружится уйма живности. Этой сверху невидимой живности так много, что для каждого морского зверя даже названий не хватило. Скажем, акулам, китам, тюленям и медузам ещё повезло, а остальным пришлось довольствоваться старыми именами. Такими, как заяц, конь, лев, леопард, слон и даже гребешок, которым, правда, не расчешешься, потому что он не расчёска, а моллюск, то есть совершенно беспозвоночное животное.
