Ознакомительная версия.
– Сегодня я сойду с дистанции, и они прогорят. Зарабатывай все заново! А потом мне исполнится семь тысяч триста дней, и все! Я застряну здесь, как все остальные уроды!!!
– Сочувствую, – сухо сказала Танья.
– Ты сочувствуешь? Да плевать тебе! Всем тут на всех плевать! Вкалываешь столько времени, и все псу под хвост! Надо было оставить меня в Болоте! Пусть бы я сдох – недолго оставалось! – завизжал Юрсон.
Танье стало скучно. Когда парень себя жалеет, это противно. Ноздри-то небось берег.
– Это запросто! Один удар ногой, и ты там! Помочь? – предложила она.
Юрсон стоял и качался. Хватило бы толчка пальцем. Кожа у него была зеленая, как у лягвы.
– Помоги мне! Дотащи! – попросил он жалобно. – Пусть я буду последним, но не сойду! Мои гранды не прогорят! Главное – пересечь линию финиша!
Танья мотнула головой.
– Что я тебя, на плечи взвалю?
– Танья! Дотащи меня!.. Я буду на тебя опираться! Дам тебе все, что захочешь… у тебя нет арбалета, я знаю! А у меня он почти есть! Я отдал за него залог! Осталось всего несколько самородков, и он мой!
– НЕТ!
– Танья, умоляю! Я знаю: ты думаешь, что я обману! Сейчас говорю одно, а потом скажу другое! Клянусь тебе: нет!
– Обманешь, конечно. Еще и шипом ткнешь, – уверенно сказала Танья. – Но я все равно сказала бы нет. Даже если бы и не обманул.
Юрсон жадно всматривался в нее. Искал ключ. Усталые, залитые кровью глаза. Держался одной волей.
– А… вот в чем дело! Ты надеешься победить! Да?
– Не твое дело!
– Твои гранды не прогорят! Ты еще сможешь рискнуть в следующий раз!
Танья покачала головой.
– Не пойдет! Они постоянно меняют правила. В этом году минимальной нормой для участников Гонки было восемьсот грандов. В следующем грозят сделать девятьсот, и тогда я пролетаю. Мне столько не набрать! – упрямо сказала она.
– Ты подумай: отличный боевой арбалет! – шептал Юрсон. – Он пробьет любой щит! Я покупаю его у старого мага Кылоппа! Он стоит по меньшей мере тридцать самородков! А скоро будет сорок!
Танья упрямо сдвинула брови. Он что, глухой?
– Я сказала: нет. Если я выиграю, мне не нужен будет арбалет!.. Пока! Попытайся как-нибудь добрести. Или попроси кого-то другого. За арбалет многие согласятся.
– Они меня бросят на полпути! Никто не соглашался меня вытащить… Никто!
– Сочувствую. Прощай!.. Мне надо нагонять!
Танья повернулась, собираясь бежать. Юрсон, шагнув вперед, вцепился ей в запястье. Едва на ногах стоит, а хватка железная.
– Не уходи! Не бросай меня! Если ты уйдешь – они меня снимут! Ноль грандов! Я никогда больше не наберу нормы для участия в Великой Гонке! А потом мне исполнится семь тысяч триста дней и – меня больше не допустят!
– Это твои сложности! Хочешь, чтобы мы застряли вдвоем? – резонно возразила Танья.
Юрсон страдальчески оскалился. Среднего роста остролицый отличник. Первый в их выпуске… Ну что поделаешь? Не повезло человеку.
– Отпусти по-хорошему! Я ухожу! – твердо сказала Танья.
– Вот ты как? А, гадина!.. Не хочешь помогать? Я донесу на тебя! Навру, что ты поделилась со мной водой! Дала мне фляжку! Или что-нибудь еще придумаю! – бессильно пригрозил Юрсон.
– Валяй! Кто тебе поверит? – сказала Танья с бесконечным презрением.
Юрсон спохватился. Залебезил.
– Танья, я пошутил! Пожалуйста! Дотащи меня!.. Я же давал тебе буквиг!
– Буквиг всего лишь острая стальная палочка. За нее я уже расплатилась. Отпусти мою руку! Я спешу! – терпеливо повторила Танья.
– Не отпущу! – взвизгнул Юрсон. – Или тащи меня, гадюка, или…
Танья резко ткнула его основанием левой ладони в подбородок. Голова Юрсона мотнулась вверх. Танья не стала дожидаться, пока она опустится, и, развернувшись, безжалостно ударила его в челюсть локтем. Юрсон покачнулся и, сложившись в коленях, как кукла, рухнул лицом вниз.
«Разумеется, будь он готов к удару – я бы его не вырубила. Хорошо, что он не был готов», – озабоченно подумала Танья, радуясь, что не повредила пальцы.
Она наклонилась, рывком перевернула Юрсона. Шевелится, это хорошо. Значит, успеет очухаться до того, как приковыляют грифарлусы. А там пусть победит тот, кто ковыляет быстрее.
Задержка с Юрсоном спутала ей все карты. Теперь Танья бежала намного быстрее, чем планировала. Ей приходилось безжалостно расталкивать отстающих. К счастью, большинство из плетущихся в конце слишком вымотались, чтобы метнуть в нее шип. Много было травмированных, хромающих, с ушибами, с вывихами. «Это все после того оврага или, возможно, после каменистого ручья в чащепе», – подумала Танья.
Она обратила внимание, что никто из «калек» друг другу не помогает, хотя вдвоем хромать было бы сподручнее. Например, тот сильный парень, которому брызнули в лицо ядовитой гадостью, мог бы не сам нашаривать дорогу, а помочь тощей девице с вывихом ступни. А она могла бы не сталкивать его в Болото, а поработала бы за двоих глазами. Тогда добрались бы оба и не потеряли гранды. Да ну, плевать! Мысли крамольные лезут в голову!
Ну все, не отвлекаться! Жаль, что приходится расходовать силы, но надо наверстывать. Основная масса уже убежала вперед. Возня с Юрсоном отняла у Таньи около шестисот мгновений. Ничего… до финиша еще немало верстул. Нагонит. Главное – правильно соразмерить ускорение. Не стоит догонять основную группу слишком рано, чтобы остаться без сил в самый ответственный момент. И поздно тоже не стоит. Лучше всего – вовремя. Где-нибудь в пяти верстулах от частокола.
Юрсона она окончательно выбросила из головы. Нет смысла заморачиваться, когда не можешь чего-то изменить. Скверно, конечно, да и сердцу неспокойно, но, в конце концов, он на ее месте поступил бы так же. Разве нет? Каждый должен думать о себе, потом уже о других. Закон выживания.
Ближе к концу насыпи Танье все чаще приходилось перешагивать через неподвижно лежащие тела, огибать сидящих на камнях или медленно плетущихся. Это ее немного утешило. Кажется, многие надышались ядовитых испарений.
Лидерскую группу Танья нагнала не в пяти верстулах от частокола, а в четырех. Где-то просчиталась и переоценила свои силы. Ничего – другим тоже тяжело. К группе она пока приближаться не стала, а держалась поодаль.
Отставшие и выбившиеся из сил попадались теперь постоянно. То по одному, то маленькими группками. Обгоняя одного за другим, Танья больше не испытывала радости. Не стоит отвлекаться на эмоции.
Волокут ноги, как паралитики. Некоторые останавливаются. Пытаются бежать, пробегают несколько метров, падают. У кого-то лица красные, у кого-то бело-пористые, с розовыми пятнами. Танья старалась не приближаться к таким группам, предпочитая сделать хороший крюк. А то еще вцепятся, чтобы задержать.
Тонешь сам – топи другого. Спору нет, правило мудрое, но оно же, будучи логически продолжено, означает, что от утопающих лучше держаться подальше. Танья постепенно начинала задыхаться. Медную монету она давно выплюнула и даже не запомнила, когда и где. Это был скверный признак – значит, силы на исходе.
Светлое кольцо частокола огибало холм, смыкаясь где-то в незримости. Казалось, холм окружен воткнутыми в землю спичками. С той только разницей, что Танья знала: каждая такая спичка – здоровенное, в два охвата бревно с заостренным краем. У них в чащепе таких бревен нет. Их сплавляют по реке из предгорий, предварительно связывая в плоты.
Когда Танья была маленькой, одним из таких плотов, разогнавшихся на быстрой реке, были убиты ее отец Лео-Поль и мать Софь-Я. Правда, некоторые шептали, что перед этим они серьезно повздорили с матерью-опекуншей Чумьей. Да и зачем им было идти ночью на реку и лезть вдвоем в ледяную воду?
Иногда Танья думала, что раз родители позволили себя убить и не прикончили Чумью первыми – значит, они были или слабые, или добрые, а раз так, то и переживать особенно не о ком. Неудачники или мечтатели – неизвестно еще, что хуже. Толкли краски из цветных камней, рисовали на стенах домов никому не нужные картины, играли на контра-боссе, вместо того чтобы приобретать прочное социальное положение. Стать судьей, тюремщиком, крючкотвором. Мало ли хороших профессий, которые приносят горы самородков?
Но все равно к горлу подкатывал противный ком. Она, кажется, действительно делала что-то запретное. Любила этих нелепых дураков!
Хотя, если задуматься, все не так уж и плохо. У нее хотя бы были родители, она знала их имена, сохранилась даже небольшая эмаль, сделанная странствующим магводожником: Лео-Поль и Софь-Я в день свадьбы. В последние же годы законы стали куда строже. Теперь матерям завязывают глаза. Повивальные бабки с отрезанными языками уносят новорожденных и после приносят их кормить разным матерям, причем стараются, чтобы всякий раз это были разные младенцы. Ни матерям, ни детям ни к чему лишнее привыкание. Привыкание рождает любовь, а любовь нарушает закон пяти пальцев.
«Будем смотреть на вещи трезво! – сказала себе Танья, всматриваясь в частокол. – Я должна бежать! Просто бежать! Это я могу изменить, а все другое – нет!»
Ознакомительная версия.
