– Говоришь, он с улицы пришел «сам не свой»? – спросил Стефан.
– Наверное, как раз после того момента, когда в меня полетели кисточки! – предположил Эдвард.
– Да, а сейчас он в подвал пошёл! Надо за ним!
– Я не пойду! – с дрожью в голосе сказала Белинда.
– Ладно, оставайся тут.
Братья уже отправились в подвал, когда сестра вдруг остановила их:
– Я видела ее. – Тихо произнесла она, опустив глаза.
– Кого? «Валери?» – спросил Стефан.
– Да. Это было случайно. Как раз перед тем, как выпустить вас. Он нес ее в подвал. Это и в самом деле огромная картонка. Идите. Наверное, она ещё не успела покинуть его разум…
– Ты нам что-то ещё не договариваешь, Бел! – сказал Эдвард. – Вообще причем тут краски, кисточки и прочее? Это связано с тем, что наш предок был художником?
Стефан согласно кивнул и поглядел на сестру. Та, пряча взгляд, коротко кивнула.
– Бабушка рассказывала, что наш предок перед кончиной рисовал детей…
– И-и-и? – нетерпеливо протянул Стефан.
– И кажется… он не успел закончить картину…
– Но где она теперь? – спросил Эдвард.
– Пропала. Никто не видел ее. Я думаю, Сэмюель знает, что с ней…
– Ясно. Пошли.
Стефан потянул Эдварда за рукав рубашки.
В подвал вела узкая каменная лестница без перил. Ребята осторожно спускались, держась за холодные стены. Лестница вела прямо, а потом резко поворачивала налево. Там и находилось убежище Сушёной Воблы, где он упивался до бреда. Оттуда на ступеньки падал слабый свет.
Братья спускались медленно, но чем ближе подходили, тем больше страх нарастал в груди каждого. Из убежища дядьки доносились странные голоса. Там как будто находилось несколько человек. Один голос принадлежал Сушёной Вобле, другой – писклявый, детский – был не знаком.
Оставалась последняя ступенька, и Эдвард вцепился в плечо Стефана.
– Мне страшно! – прошептал он.
– Мне тоже. – Стефан положил ладонь на руку кузена, что так сильно сдавила его плечо.
Тут он мельком, словно из ниоткуда услышал голос матери. Она звала его. Когда она успела приехать?! Бел сказала, что родители прибудут не раньше утра!
– Нет! Только не сейчас! Уходи! – он затряс головой. – Ты мешаешь мне!
– Что с тобой, брат?! – Эдвард испуганно поглядел на Стефана – тот будто уснул на ходу!
– Все хорошо! Я здесь! – он часто-часто заморгал и сделал шаг.
И вот перед ними была маленькая комнатушка-погреб. Вместо кровати в углу лежал старый матрац, а возле него перевёрнутый ящик из-под спиртного. Он служил тумбочкой. На ней стояла масляная лампа.
Повсюду валялись горы разбитых бутылок. Стекла от них перемешались с баночками с засохшей гуашью, акварельными красками и кисточками разных размеров.
Их было даже больше, чем бутылок! Сушёная Вобла, наверное, делал огромную выручку ближайшим канцелярским лавкам!
Посередине этого бардака на корточках спиной к мальчикам сидел дядюшка. Он тихонько раскачивался, как мартышка на канате. Напротив него стояла фигура девочки, вырезанная из картона. Сушёная Вобла разговаривал с ней.
Но это был не тот человек, которого знали ребята. Он превратился в мальчика, ещё младше, чем они сами.
– Что ты хочешь, Валери? – спрашивал он детским голоском.
Тут Эдвард и Стефан замерли, и, казалось, от страха у обоих даже уши заложило! Дядька резко вскочил и пулей шмыгнул за девочку из картона.
– Разукрась меня, пожалуйста! Это несправедливо, что папа не дорисовал именно меня! – послышался тоненький девичий голосок. Она захныкала и расплакалась, но резко остановилась. Дядюшка выбежал и вновь уселся на корточки спиной к братьям.
– Я ведь не умею! Я боюсь, что испорчу картину!
И снова он скрылся за картонной фигурой.
– Хоть как-нибудь! – молил девичий голосок. – Я не хочу быть серой! Если ты опять не сделаешь это, мне придётся вновь просить других! Я буду шалить и мазать их краской! Но они почему-то не понимают меня! Они боятся!
Дядюшка вернулся:
– Но если я разукрашу тебя, ты уйдешь! Бросишь меня, и я останусь совсем один!
Несколько минут он рыдал, потом, как ни в чём ни бывало, вновь переместился на место Валери.
– Я тебя не брошу! Я с тобой буду всегда, но мне грустно, что я одна на нашей картине не разукрашенная. Ты ведь живой, Сэмми, но не хочешь помочь мне! Значит, ты меня не любишь!
Она опять расплакалась.
Стефан, наблюдая за передвижениями дяди, от страха даже не чувствовал, как сильно Эдвард сжимал его плечо. Оба испуганные, они таращились на сумасшедшего. Периодически, Стефан словно падал в полуобморок и слышал, как его звала мама. Он игнорировал ее голос, ведь так было интересно узнать разгадку! Даже ужас от увиденного не мог перебороть любопытство!
– Обещай, что никогда меня не забудешь! – дядя вновь занял место себя одиннадцатилетнего. – Обещай!
– А ты обещай, ко мне приходить иногда и дарить цветочки! – просила Валери.
Тут она замолчала. Тишина нарастала и так угнетала, что Эдвард и Стефан чуть не запаниковали.
– Сэмми, мы здесь не одни! – произнес дядюшка голосом Валери.
Эдвард резко метнулся на лестницу, но Стефан схватил его за лодыжку, подтащил к себе и шепотом пообещал, что пожертвует собой и помрет первым, если дядька неожиданно озвереет. Эдварда это несильно успокоило.
– Тут есть мальчики! Они могут помочь тебе! – радостно сказала Валери.
Эдвард облегченно выдохнул. Какое счастье, что Валери не приказала братцу их укокошить!
Дядя вновь занял свое место. Он поглядел на мальчиков и перевел взгляд на матрац. Ребята пригляделись и заметили, что под ним что-то лежало. Дядюшка кое-как приподнял его, а ребята вытащили гигантскую картину. На ней были изображены братья и сестры Сэмюеля и он сам. Отец семейства не успел завершить картину, ведь тогда тяжёлая хворь свалила все семейство. Ребята поставили картину, а дядя, подняв с пола пару баночек с гуашью, подошёл к Стефану и с жалостливым видом протянул.
Стефан онемевшей рукой взял баночки, а дядя вновь спрятался за картонную девочку.
– Разукрась меня, пожалуйста! – пропищал он.
Стефан вдруг почувствовал сильное головокружение и шум в ушах.
Откуда ни возьмись, послышался голос мамы, и он нарастал. Погреб завертелся и вместе с ним все, что в нем находилось: баночки с краской, кисточки, бутылки, даже матрац, картина и картонная девочка. Вокруг бушевал смерч, а Стефан стоял в самом центре и как бы плотно ни закрывал уши ладонями, все равно четко и громко слышал мольбы Валери:
– Разукрась меня! Разукрась меня!
Постепенно ураган стихал, и Стефан слышал лишь собственное бормотание:
– Валери не призрак, она всего лишь незавершенная картина…
Потом откуда-то очень ясно он услышал слова Эдварда:
– Но почему именно ты об этом догадался? Стёпа?
Потом исчез погреб и картина с серой Валери. Он проснулся и открыл глаза.
– Стёпа! – в дверь стучала мама. – Сынок, я уже полчаса тебя разбудить не могу! Ты проспал завтрак! К тебе Эдя пришел!
Стёпа так и подскочил в кровати. Он пошарил под подушкой и вытащил обломки фигурки-свистульки, поглядел на них и завопил от восторга: великолепная идея пришла ему в голову!
Он выбежал из комнаты встречать друга. Тот, поникший, стоял на пороге и с печалью на лице виновато произнес:
– Стёп, прости. Я вел себя как идиот.
– А я как псих. Ты тоже прости. И ты был прав! Я кое-что придумал! – С воодушевлением выпалил Стёпа.
– Что это вы там опять задумали? – мимо прошла Линда, таща корзину грязного белья.
– Ничего особенного, сестрёнка! – отозвался Стёпа.
– Это наши личные дела! – нахмурив брови, низким басом прогремел Эдя, встав в позу отважного рыцаря.
– О-о-о! Ну, не буду мешать.
Линда удалилась.
– Так что стряслось?! – спросил Эдя.
– Мне приснилась жуткая история про сумасшедшую э-э-э… Сушёную Воблу!
– Что?! – Эдя даже поперхнулся слюной.
– Безумный старикан! Мы его так называли во сне!
