Плутишкоед улыбнулся задушевной улыбкой и вжикнул вилкой по ножу:
— Вжжжик!
Звук был жуткий — Плутишке больше всего на свете захотелось оказаться дома, у мамы, но мама была далеко, и, что еще хуже, ноги у Плутишки от страха перестали ей повиноваться.
— Здорово, Плутишка! — гаркнул Плутишкоед. — Я тебя съем!
— Н-не н-надо! — пискнула Плутишка.
— Надо! — убежденно сказал Плутишкоед и снова вжикнул вилкой по ножу:
— Вжжжик!
— А… а… а я папе скажу и он тебя поколотит! — дрожа от страха, проговорила Плутишка, а сама подумала при этом:
— Гнусный Котище! Затащил меня, а сам… Сам, небось, пирожки лопает, а меня тут сейчас саму съедят!
— Папа? Поколотит? — Плутишкоед на мгновение задумался, но потом облизнулся и сказал:
— Это вряд ли!
— А… а меня мама искать будет!
— Мама… — тут Плутишкоед вдруг загрустил, наверное вспомнил свою маму. — Мама — это хорошо. Но ты не волнуйся, я ей с твоей собачкой записку отправлю: не ищите, мол, все в порядке, я вашу Плутишку скушал. И еще «спасибо» напишу, дескать было очень вкусно.
— Я не вкусная! — в отчаянии воскликнула Плутишка.
— Проверим! — сказал Плутишкоед и подцепил ее вилкой за воротник. Отложив нож, он достал солонку и посолил Плутишку. Соль посыпалась за шиворот, что не слишком приятно, но дрожащая от страха Плутишка этого даже не заметила. Потом он стал ее перчить. Это уже трудно было не заметить и Плутишка расчихалась. Плутишкоед достал из кармана большущий платок — целую простыню — и вытер ей нос.
Потом он задумался:
— С горчицей или с хреном?…
— Сэр! — раздался в этот миг знакомый голос. — Неужели вы собираетесь ее есть?
Перед ними стоял Радужный Кот. На плече его висела походная сумка с книжкой сказок и продовольствием, и он — ну, разумеется! — жевал пирожок с яблоками.
Плутишкоед уставился на него с неудовольствием — он явно не любил, когда его отрывают от обеда.
— Есть, говорю, ее собираетесь? — повторил Кот.
— Очень даже собираюсь, — сказал Плутишкоед.
— Я бы вам не советовал, — равнодушным голосом возразил Кот.
— Это еще почему?
— Она вредная.
— Вредная? — Плутишкоед осмотрел висящую на вилке Плутишку. — Это в каком же смысле?
— В любом. Особенно она вредна для здоровья. Может, например, довести до инфаркта…
— Меня не доведет, — сказал Плутишкоед, — я бессердечный.
— Может вам всю жизнь отравить…
— Не она первая.
— Нервную систему вам попортит…
— Плевать!
Плутишка затосковала. Она-то так надеялась на Кота…
— Она — язва! — сказал Кот.
— Язва? — лицо Плутишкоеда стало озабоченным, но потом он снова просиял. — А я из речки запью — и сойдет!
— Из речки… — поморщился Кот. — Вам что, дезентерии захотелось?
— А у нас речка чистая.
— Верю, — сказал Кот, — но береженого бог бережет. Знаете что — я вам дам одну вещь для профилактики.
И он достал из сумки кузину бесконечную сардельку.
— Вот, держите. Съешьте ее — только обязательно всю — и с богом! А я пока подержу ваш обед, — Кот стянул Плутишку с вилки и взял ее за руку. — Только не глотайте сразу целиком — а то эффект будет слишком сильный.
— Ладно, — сказал Плутишкоед и откусил от сардельки. Потом он откусил еще, еще и еще… Еще, еще — все быстрее и быстрее — и кончилось тем, что он вывихнул себе челюсть.
- Бежим! — шепнул Плутишке Кот и они припустились, что есть духу.
Плутишкоед рванулся было за ними, но тут же растянулся во весь рост — потому что, пока он жевал сардельку, Кот успел связать ему шнурки на ботинках. Упав, Плутишкоед ударился вывихнутой челюстью, взвыл и запустил в убегающих Кота и Плутишку бесконечной сарделькой, но не попал и взвыл еще громче — от огорчения.
Пробежав с завидной скоростью две версты и взбежав к вершине очередного холма, Плутишка и Кот рухнули в траву в полном изнеможении. Там они долго лежали и дышали. Дышать — это очень серьезное дело, если вы пробежали две версты так, будто за вами гнались все черти на свете.
— А он нас не догонит? — спросила Плутишка, немного отдышавшись.
— Здесь — нет. На этот холм ему дорога заказана. И не ему одному.
Отдышавшись окончательно, Плутишка спросила:
— Слушай, а это что — тоже был твой друг?
— Ну уж нет! Категорически!
— И где тебя только носило… Еще чуть-чуть — и он бы меня съел.
— Съел… Глупая маленькая Плутишка, — вздохнул Кот. — Если бы он тебя съел… Мне было бы гораздо хуже, чем тебе…
— Почему?
— Потому что тебе было бы уже все равно, а я… Мне было бы так плохо, как никогда в жизни не было — если б с тобою из-за меня такое случилось… Мне бы очень плохо без тебя было…
Кот виновато уткнулся носом в плечо Плутишке и закрыл глаза. Она погладила его и он тихо замурлыкал.
— Вредный Котище, — сказала Плутишка. — Чтобы не смел больше меня одну оставлять!
— Я постараюсь, — вздохнул Кот и потерся о Плутишку носом.
— Ой! — Плутишка вдруг села. — А где моя собака? Ро-на! Ах, вот ты где! Что ты там делаешь?
Рона лежала на траве и откусывала от сардельки — бесконечной кузиной сардельки, которой запустил им вслед Плутишкоед Обыкновенный.
Отдохнув, они собрались двигаться дальше. Дорожка уходила за вершину холма.
— Слушай, — сказала Коту Плутишка, — ты сказал, что многие не могут подняться на этот холм. Почему?
— Да вообще-то они могут, — ответил Кот, — только не слишком много желающих это делать. Где-то на этом холме, а где точно — не знает никто, проходит граница Черной Долины. Попасть в эту Долину куда легче, чем оттуда выбраться, ну а остаться там по своей воле хотят разве что те, кому жить надоело…
— Да-а? А зачем же мы тогда туда идем?
— Не бойся, — сказал Кот, — уж я-то знаю, как оттуда выбираться.
— Ты там бывал?
— Доводилось… — печально усмехнулся Кот.
— И что ты там делал?
— Думал, как бы мне выбраться оттуда.
— Интересно… А зачем же ты тогда туда забирался?
— Иногда бывает так, что приходится. Подумай, ты ведь тоже не всегда делаешь то, что хотелось бы тебе самой.
— Это уж точно, — вздохнула Плутишка. — И нам что — обязательно надо в эту Долину?
— Нам надо гораздо дальше, но дорога идет через нее… Не бойся, нас двое, а вдвоем мы оттуда выберемся обязательно, надо только крепко держаться за руки.
Плутишка сразу взяла его за лапу и они пошли.
С вершины холма им открылась Черная Долина. Вид у нее был самый обыкновенный и вовсе не страшный — невысокие холмы и небольшие зеленые рощи.
— Странно, — сказала Плутишка, — я-то думала, что тут все-все черное… Иначе почему же тогда такое название?
— Увидишь, — отозвался Кот и они, держась за руки, стали спускаться с холма.
Вокруг было удивительно тихо, исчез даже стрекот кузнечиков в траве и дорожка перестала шуршать у них под ногами. Даже ветер — и тот куда-то исчез, так что не колебалась ни одна травинка, ни один лист.
И краски! Краски вокруг стали как-то странно изменяться. Трава и листья, оставаясь зелеными — стали черными. Черной стала желтая дорожка под ногами, хотя и осталась желтой… И небо над головой, оставаясь синим, стало черным, и сияло посреди него черное солнце, и падали сквозь черные зеленые листья черные солнечные лучи.
И было странно холодно. Не снаружи, а где-то внутри, быть может — в самом сердце. Плутишке начало казаться, что ее вмораживают в огромную льдину…
— Мне страшно… — прошептала она.
Кот крепче сжал ее руку и холод чуть-чуть отступил…
Роне, похоже, тоже было не по себе — она не бегала, не прыгала, а жалась к ногам Плутишки.
Они вошли в рощу. Вокруг в безмолвии стояли черные сосны с черной зеленой хвоей. Ни птицы, ни зверя, ни даже самого маленького муравья…
Вдруг Плутишка испуганно прижалась к Коту — на дорожке, вытянувшись, лежал Черный Волк…
— Не бойся, — тихо сказал Кот.
— Он мертвый, да? — прошептала Плутишка.
— Уже много лет…
— А как он попал сюда?
— Он искал для себя ошейник…
— Ошейник? Волк искал ошейник?
Кот печально усмехнулся.
— Искал. Что такое волк, Плутишка?
— Волк? Ну… волк — это волк…
— Волк — это ничья собака. Но обычно волки не помнят об этом. А Черный Волк жил не в лесу и не в поле — он жил в Городе. И он был слишком собака… Вот и отправился искать для себя ошейник. Но люди видели только Волка. И уже много лет он лежит в Черной Долине…
Не выпуская плутишкину руку, Кот нагнулся и провел лапой по черной волчьей шерсти. И Плутишке вдруг показалось, что в мертвых глазах Волка на мгновенье сверкнул огонек…
— Пойдем скорее, — прошептала она.
