Эта девочка без очков просто задохнулась от злости на этих злых людей, которые готовы запереть в дурдом всех, даже глубоко несчастных, как эта мамаша или некоторые люди, любящие ходить в черных очках.
Тогда девочка снова взобралась к себе на крышу и надела свои волшебные очки.
И тут же она увидела на расстоянии трех улиц одну слепую бабку-нищенку, которая всегда просила у метро, опираясь на палку.
Бабка, зорко поглядывая по сторонам, перебегала улицу среди машин, толкая перед собой красную коляску, а палку держа под мышкой.
И девочка в очках заорала вниз:
— Эй! Алё! Я вижу! Коляску утащила бабушка и бежит к универмагу! Мимо «Орленка»! Улицу перебегает! Тетя, я их вижу!
Толпа не сдвинулась с места.
Отсюда было не так близко до «Орленка», во всяком случае рассмотреть бабку, тем более коляску и даже сам кинотеатр «Орленок» представлялось делом невозможным.
Зато бедная мамаша сразу замолчала, вскочила, отряхнулась и со всех ног кинулась бежать в указанном направлении, не глядя по сторонам.
А девочка в очках очень быстро спустилась на улицу и бросилась за мамашей, придерживая черные очки.
Через пять минут они домчались до кинотеатра, но там уже никого не было, только стояла поперек улицы машина, которая, видно, затормозила при виде опасной бабки.
И уже милиционер записывал в блокнот данные, а шофер показывал рукой в переулок, демонстрируя жестами, как везла бабка коляску и т. д.
— Бежим туда! — крикнула девочка в очках, и они кинулись в переулок. Но там тоже уже никого не было.
— Минуточку! — сказала девочка. — Ждите меня здесь. Она вошла в подъезд двенадцатиэтажного дома и на последнем этаже, не найдя входа на чердак, просто высунулась в окно, и очки показали следующее: слепая старушка, бормоча неласковые (видимо) слова, затаскивала коляску в подъезд.
Старушка волокла тяжелую коляску позади себя на манер трактора-тягача, а потом она харкнула себе под ноги, взяла коляску под мышку и тяжело пошла своим ходом, и за ней закрылась дверь.
— Алё, тетя, — крикнула девочка из окна, — вон тот дом, третий подъезд! Мамаша тут же взяла старт, девочка еле ее догнала на углу, и они вместе вбежали в подъезд.
Бедная женщина опять приготовилась кричать свое «помогите», но девочка в черных очках приказала:
— Тихо! Будем слушать.
И они стали тихо-тихо подниматься по лестнице и прикладываться ушами ко всем дверям.
Но в одном месте прикладываться не пришлось — там кричал ребенок, а чей-то голос задребезжал:
— А вот сейчас будем молочка пить! У, проклятай! Разоряется! А ну, кто молочка хочет! У-лю-лю-лю-лю! Работать сейчас пойдем.
Женщина хотела застучать кулаком в дверь, но девочка в очках шепотом крикнула:
— Тихо! А то она ребенка в окошко выкинет! Они стояли, тяжело дыша, и тут девочка стала якобы звонить в соседние квартиры и громко предлагать:
— В домовом комитете дают талоны на бесплатную водку, только детям до шестнадцати и пенсионерам по две бутылки. Мы пишем списки.
Разумеется, слепая старушка подслушала под своей дверью и не удержалась, высунулась:
— Мне четыре, пиши.
— Почему четыре? — спросила девочка.
— Мне и внуку.
Находчивая девочка сказала:
— По нашим данным, у вас нет внуков.
— Как нет, — заорала слепая, — как это нет! Вон он, выступает.
Действительно, слышался плач ребенка.
— Не верю, — сказала девочка, — нет у вас внуков.
— Не было, а есть, привезли, а он орет. Все его бросили на меня, а у самой инвалидность да сын инвалид с детства под себя ходит. А мне с ним трудно, не прожить.
— Где внук? — строго спросила девочка.
— Вон мычит, — ответила старушка, тоже в черных очках.
Но тут ребенок замолчал, и девочке стало страшно.
Но она не подала виду и сказала:
— Так, имя, фамилия и отчество ребенка.
А ребенок все молчал, и у мамаши лицо перекосилось, вот-вот зарыдает.
Что-то с ним там происходило.
Бабуля после некоторого размышления сказала:
— Как я по фамилии, так и он. А зовут его… Сейчас, дай сообразить. Николай.
— А отчество? — не отставала девочка, крепко хватая за руку обезумевшую мамашу.
— Ну и отчество… тоже Николаевич, — сказала, ничего не придумав, старушонка.
— Так. Николай Николаевич. Одну минутку, бабуля, мне надо позвонить и внести уточнение в списки. Где у вас тут телефон?
— Вон на стенке висить, — ответила слепая, утирая пересохший рот. — А водка всем нужна. Сын без водки не засыпает, гоняет меня. Уж вы запишите меня и внучка.
Девочка, взяв слепую старуху за локоть, со словами «давайте помогу» повела ее в комнату, где, разумеется, находилась красная коляска и где уже стоял во весь рост ребенок, держась за откидной верх, и смотрел во все глаза.
— Ну все, спасибо, бабушка, — сказала девочка, — мамаша, забирай своего ребеночка и больше никогда не оставляй его, а тебе, бабуля, мы посоветуем не воровать чужих детей, а то посадят тебя в тюрьму.
— Опять новости, — произнесла старушка, — это был подкидыш, тут спасаешь-спасаешь дитя, и тебя же снова в тюрьму!
Но мамаша, хватая ребенка и укладывая его обратно в коляску, ответила:
— Конечно! Подкидыш! Как же!
И на обратном пути мамаша рассказала девочке, что ей одна пьянюшка должна долг и не отдает, и приходится к ней ходить, а ребенка не с кем оставить, а к этой пьянюшке его брать нельзя, а денег нет и т. д.
Так они разговаривали на обратном пути, и девочка, познакомившись с тяжелой жизнью взрослых людей, решила больше не прыгать с крыши, а остаться жить, чтобы помогать людям.
И она даже не пикнула, когда увидела, что мамаша достала из сумки бутылочку с молоком и на рожке сидит три миллиона микробов.
— Ничего, — подумала девочка, — мы так и живем, приходится жить с микробами.
И она сняла свои очки и положила их в карман.
Некоторые вещи лучше не замечать, не все в этом мире совершенно, подумала девочка и радостно отправилась домой.
Жил-был человек, который охотно помогал всем — всем, кроме своей жены. Жена его была удивительно добрая и кроткая, и он знал, что она прекрасно справляется со всеми делами одна, и был спокоен.
И однажды он помог одной колдунье, догнал ее шляпу, которую снесло ветром.
И колдунья с улыбкой сказала: «За то, что ты мне помог, я сделаю тебя волшебником. Но с одним условием. Ты сможешь помогать всем. И только тем, кого ты любишь, ты не сможешь помочь ничем».
И она его утешила: «Так бывает. Врач же не лечит своих детей. Учитель не учит своего собственного ребенка. У них это плохо получается».
И она ушла, оставив человека в растерянности.
И скоро настало время, когда у этого новоявленного волшебника стала умирать его любимая жена, нежная, добрая, красивая Анна.
Так случается, что у человека внутри кончается завод, как у часов — все тише тиканье, все реже.
Волшебник все время проводил около своей жены, дело происходило в больнице — пришлось отвезти Анну туда, чтобы сделать ей операцию.
Волшебник стоял на коленях у кровати, а жена его почти перестала дышать.
Тогда он бросился в коридор к медсестре, но медсестра ему сказала: «Не надо ей мешать, ей сейчас и так тяжело» — и ушла.
А волшебник же просто хотел попросить еще один укол для продления жизни жены, но не получилось, как и предсказала колдунья.
А по коридору санитар вез каталку — высокие носилки на колесах, и у женщины, которую он вез, голова была вся забинтована.
Тем не менее женщина еще дышала, хотя тоже довольно редко.
Волшебник понял, что жизнь ее заканчивается, и предложил санитару сигарету.
Санитар охотно закурил и рассказал на ходу историю болезни пациентки, что та попала в автомобильную катастрофу и практически уже живет без головы, и он не надеется ее довезти на второй этаж в операционную, и это жалко, потому что внизу сидит семья этой женщины, в том числе двое маленьких детей.
Волшебник мигом сообразил, что надо сделать, тут его мастерства хватало, и он обменял тело жены на туловище этой умирающей и изо всей силы пожелал выздоровления для бедной посторонней больной: здесь он помочь как раз мог!
Но, видимо, помощь пришла слишком поздно, и санитар погрузил в лифт полный гибрид умирающего тела с умирающей головой — больная почти уже не дышала.
А тем временем на кровати Анны оказался живой человек, только сильно одурманенный лекарствами, — здоровая голова Анны и здоровое тело той, другой женщины.
Волшебник опустился на колени у изголовья своей жены и увидел, что она стала дышать немного чаще — но при этом Анна начала стонать и жаловаться, что все болит — руки и ноги.
Затем Анна открыла глаза, полные слез, и спросила мужа, долго ли ей еще мучиться.
Муж сообразил, что легкомысленный санитар не все мог знать о состоянии бедной погибающей женщины, что, возможно, и руки, и ноги у нее были переломаны — но как это лечить сейчас, в данной больнице?
