Дежурная поначалу совсем растерялась, покраснела от смущения. Важный иностранец, наверняка миллионер, которого начальство распорядилось срочно заселить в президентский люкс, почему-то интересуется ее скромным мнением! Но желание заграничного туриста взглянуть на Петербург глазами самих петербуржцев вызвало симпатию к странному старикашке. Потому ответ получился искренним:
– Главное, что у нас есть, – это, конечно, Эрмитаж. Там собраны шедевры со всего мира. Все, что хотите. От фараонов до импрессионистов. Если у вас совсем немного времени, надо увидеть именно его. Вот, пожалуйста, карта города. Там подробно описано, как туда добраться и когда он открыт.
Забрав карточку от номера, Бутадеус церемонно приподнял в знак благодарности шляпу и не спеша направился к лифту, сопровождаемый своей странной свитой. Уже наверху, когда он осматривал комнаты и остановился у одного из окон, разглядывая грузную глыбу Исаакиевского собора, его вдруг осенила какая-то идея. Бутадеус, всплеснув руками, хлопнул в ладоши и беззвучно расхохотался:
– Ну конечно же! Как я сразу не догадался! Крысы! Мерзкие твари, способные сгрызть даже железо! Лилит, слышишь меня? Скоро ты сможешь показать мастер-класс колдовского искусства! В рождественскую ночь мне понадобится много-много крыс! Миллионы крыс, Лилит! Все до единой, что только есть в этом городе! Сердце Санкт-Петербурга… Одна милая девушка только что подала мне прекрасную идею, как оставить здесь о себе долгую и нехорошую память!
Глава 6
Маша с Черной речки
Бывает, проснешься ярким, солнечным утром, впереди еще целых семь дней каникул, а настроение все равно ниже плинтуса. Именно так почувствовала себя, едва открыв глаза, тринадцатилетняя питерская школьница Маша Коржикова. Вспомнив причину, по которой в данный момент ее ну совершенно ничего не могло порадовать, Маша нахмурилась и, как краб в водоросли, еще глубже закопалась в одеяло. Причина была вот какая. Ее однокурсники по юношеской балетной школе при Вагановском училище просыпались в этот самый момент не в Петербурге, а в Париже, куда отправились сразу после Нового года на конкурс юных дарований. А вот Машу не взяли. И вовсе не потому, что она плохо танцует. Танцует-то она как раз очень даже ничего! Дело в другом. Она, представьте себе, слишком высокая.
– Ну как ты представляешь себе «Танец маленьких лебедей», когда один лебедь на голову выше всех остальных? – громко вопрошала ее руководитель группы Нина Ивановна, объясняя, почему парижская публика так и не увидит Машу. И хотя Маша в ответ только печально вздохнула, это вовсе не значит, что она согласилась с Ниной Ивановной. В конце концов, среди маленьких лебедей может оказаться и тот, который покрупнее. Акселерация [7] есть и в животном мире. Откуда вообще это стремление стричь всех под одну гребенку?!
Маша провалялась в кровати еще с полчаса, перекатывая туда-обратно внутри себя неимоверные страдания, и к одиннадцати все-таки нехотя встала. В квартире было пусто. Мама, хореограф, ушла на занятия. Бабушка на школьные каникулы уехала погостить к сестре в город Северсталь. Старшая сестра Катя, экскурсовод в Русском музее, принимала одну за другой группы школьников-экскурсантов. Папа Маши несколько лет назад умер от сердечного приступа, и с ней была сейчас только его фотография на стене. Покормив кошку Муську, утонченную зеленоглазую красавицу с аккуратной белой манишкой на груди, Маша поняла, что больше ей заняться абсолютно нечем. Даже так: все, чем она может сейчас заняться, – сущая ерунда по сравнению с тем, что Сашка, Ленка и Галя сегодня вечером выйдут на сцену в Париже. На сцену в Париже! Только вслушайтесь, как это звучит! Просто ужас какой-то! Как же ей жить дальше? И какой вообще будет ее жизнь, если с самого детства ей так кошмарно не везет? Ну почему ее угораздило вырасти гораздо выше своих сверстниц?!
Подойдя к висящему на стене большому зеркалу, Маша долго и оценивающе, словно разглядывая кого-то незнакомого, всматривалась в него. Пыталась понять, действительно ли она так высока для своих тринадцати лет. Да нет, среди ее одногодок есть и повыше, чем метр шестьдесят пять… Из зеркала выглядывало мягкое, округлое лицо с задорными серыми глазами, выгнутыми дугой бровями и улыбчивым, слегка крупноватым ртом. Многие говорят, что она выглядит очень по-взрослому, уже настоящая девушка… Тогда, может быть, на следующий год ее первой из группы возьмут танцевать вместе со взрослыми балеринами? Как любит повторять бабушка, почти у каждой плохой новости есть, как у монеты, оборотная, хорошая сторона, которую мы просто не сразу замечаем…
Настроение поменялось так стремительно, словно ктото внутри нажал на нужную кнопку. Размышляя о том, как все замечательно обернется для нее через год, Маша весело подмигнула в зеркале самой себе. Так когда-то ей подмигивал отец, всерьез уверяя, что это приносит удачу. Странно, но тут же вовсю затрезвонил телефон. Подмигнув для верности еще раз, Маша побежала в маленькую прихожую, чтобы взять трубку. Интересно, кто бы это мог быть?
– Уже проснулась? Все убиваешься? Не хочешь развеяться, сходить в Эрмитаж? Там огромные очереди, но нас пустят по моему музейному пропуску. Кажется, ты очень хотела прошлым летом.
Это была сестра Катя. Оказалось, что сегодня с утра в Русском музее от лютого мороза прорвало водопровод. Музей закрыли на один день, а у всех, кто там работал, получился нечаянный выходной. И Катя, представьте себе, тут же вспомнила о своей несчастной сестричке, прорыдавшей накануне весь вечер из-за неудавшейся поездки в Париж. Какая же она у меня молодец, подумала Маша и тут же согласилась. Встретиться договорились у памятника Пушкину перед Русским музеем.
До центра Петербурга с Черной речки, где они жили на пятом этаже желтого кирпичного дома, Маша добиралась самостоятельно: уже почти два года каждый будний день она ездила в Вагановское училище на Гостинку. На улице было морозно, скупое северное солнце клонилось к горизонту, снег отражал ярко-голубое небо и тоже казался голубоватым. У Русского музея толпились недовольные туристы, перечитывая объявление на русском и английском о том, что музей закрыт по техническим причинам. Пока Маша ехала в метро, стало еще холодней. Ей показалось, что даже у статуи Пушкина изо рта вырывается столб пара. Ждавшая ее Катя смешно подпрыгивала на месте, обстукивая друг о друга изящные, не для русской зимы итальянские сапожки. Из-под огромной меховой шапки с опущенными ушами, почти скрывавшей лицо, виднелись только острый, побелевший на холоде нос и неотразимая рыжая коса. Сестры обнялись, и, словно пытаясь убежать от мороза, припустились что есть силы в сторону Невского.
Очередь в Эрмитаж заканчивалась где-то в районе Александрийской колонны, однако, как и обещала Катя, их пропустили по музейному пропуску. Внутри тоже было не протолкнуться. Катя решительно предложила отправиться на третий этаж, к ее любимым французским импрессионистам.
– Может, они немного излечат твою тоску по Парижу?
Здесь крылся и стратегический расчет: большинство посетителей, устав от огромного количества залов и экспонатов, туда просто не успевали добраться. В самом деле, на третьем этаже толпы туристов сильно поредели. Можно было не только бесчисленные чужие затылки, но и сами картины. Со всех сторон Машу тут же окружили образы уже горячо любимой, хотя еще и неведомой ей Франции. Шумные, беспорядочные города с конными повозками и чадящими фабричными трубами. Поля лаванды и подсолнухов. Крестьяне, чиновники, светские дамы. Целый мир, совершенно случайно рождающийся из карусели бессмысленных цветных мазков и пятен на холсте. Здесь не было фотографической точности в изображении, но лица людей, тем не менее, казались поразительно, неправдоподобно живыми. Это открытие почему-то заставило Машу задуматься над очень странным вопросом: как сложились судьбы тех, кто смотрит сейчас на нее с холстов? О самом художнике увлеченно пишут толстые тома биографий. А вот его герои безвозвратно теряются в толще времени, оставляя нам только свои безымянные лица. Вот, скажем, эта девочка в голубом. Кем она стала, когда выросла? Дожила ли до Первой мировой войны? Наверное, да. Ведь ей еще не было тогда и сорока. Но пережила ли войну – голод, лишения, эпидемии? Были ли у нее дети и внуки? Можно ли во Франции отыскать кого-то из ее потомков? Те, скорее всего, даже не подозревают, что портрет их прабабушки висит в музее в далекой и холодной России… Правда, мысли эти всколыхнули подзабытую обиду. Картины – это, конечно, здорово. Но ей хочется живой, настоящей Франции. Ей хочется танцевать в Париже! Хочется, чтобы не только она полюбила Париж, но и тот полюбил ее! Ну почему, почему ей так не везет…
Побродив по залам с пару часов, они спустились в буфет, где Маша скрепя сердце согласилась на шоколадное пирожное. С другой стороны, чего терять, если поезд в Париж уже ушел? Последним пунктом программы значился поход в музейный магазин. Сестра сразу убежала к полкам с толстенными альбомами по живописи и архитектуре, оставив заскучавшую Машу в отделе сувениров. И надо же, какое совпадение – здесь тоже оказалось много-много всего про балет! Паззлы, наклейки, блокноты, ежедневники с балеринами… Погрузившись в изучение обвешанного сувенирами стеллажа, Маша не заметила, как к ней осторожно, будто сомневаясь в собственных намерениях, приблизился мелкими шажками крупный белый кот с черным пятном на носу. Осознав, что посетительница магазина его не замечает, кот нехотя, словно считал данное занятие чем-то недостойным, принялся тереться об ее ноги. Это, как вы уже поняли, был Васька, что уже провел целое утро в безуспешных поисках балерин среди тысяч посетителей Эрмитажа.
