Со стороны казалось, что какая-то сила подбросила перепуганную Китценьку в воздух. Она подпрыгнула, оттолкнувшись всеми четырьмя лапами, и взвизгнула так, что на этот звук обернулись все, кто был в роще. Да и как не испугаться, если старая попона, которая лежала в углу тележки, зашевелилась. Там кто-то был!
Первым к тележке подоспел господин директор, за ним жонглер Хоп и мадемуазель Казимира, и все остальные тоже.
Китценька дрожала всем телом и обессилено скулила, глядя круглыми от ужаса глазами на ожившую попону. Директор быстро оценил ситуацию, шагнул вперед и решительным движением дернул попону на себя.
Вместо того страшного-ужасного, что напредставляла себе Китценька, в углу тележки лежал, подтянув коленки к животу, маленький мальчик в оранжевой футболке с нарисованным жирафом и вытертых джинсах.
Когда мальчик понял, что его обнаружили, он поднялся на ноги и посмотрел на собравшихся хмуро и с некоторым вызовом.
В наступившей паузе Китценька, которая тут же потеряла интерес к событию (подумаешь, мальчик), отыскала в пыли под тележкой свою косточку и с сокрушенным сердцем потащила ее назад в третий фургон.
— Здравствуй, мальчик, — первым пришел в себя господин директор. Что еще добавить, господин директор не знал, поэтому сказал первое, что пришло в голову:
— Ты, наверное, кушать хочешь, да?
Вообще-то Марик (а это был именно он) ужасно проголодался.
Поэтому он только кивнул. Мадемуазель Казимира и Рио-Рита поняли, что господин директор прав: сперва ребенка надо накормить, а потом уже выяснять, откуда он тут взялся. И они тут же повели его обедать и начали хлопотливо доставать убранные было уже бутерброды, чуть давленые помидоры, вареные яйца и чай в термосе.
Марик жевал и молчал. Запивал бутерброды чаем — и молчал. Солил крутое яйцо — и молчал.
Потому что он думал: если рассказать, откуда он взялся, его, пожалуй, отправят восвояси. А он не собирался возвращаться назад, теперь, когда цирк был так близко. Когда он, Марик, был в цирке.
Вчера утром Марик проснулся раньше всех.
Первым делом он посмотрел на своего клоуна. А потом встал и начал быстро одеваться. За ночь решение, которое вчера смутно брезжило в его голове, созрело окончательно.
Марик не будет больше жить в этом неволшебном месте. Он уйдет в цирк. Он еще не знает, что придумает, чтоб его взяли туда, но ведь он может быть очень полезным. К примеру, он может подметать манеж, поить лошадей, выколачивать попоны, заваривать всем чай и кофе, и еще он умеет пришивать пуговицы, чистить ботинки и делать бутерброды с соленым огурцом и вареной колбасой — их учили этому в приюте на уроках «подготовки к самостоятельной жизни».
Потому что хотя вчера в цирке и не было клоуна, но однажды он обязательно там появится. А вот когда сам цирк появится в городке — совершенно неизвестно. И Марик не может ждать так долго.
Он уйдет сейчас.
В школьный рюкзак Марик положил книгу про клоунов и свой рисунок — между страниц, чтоб не помять. Подумав, он сунул в рюкзачок еще сборник занимательных задач по математике — пригодится, если нужно будет скоротать время.
Ему очень хотелось забрать еще две вещи: одеялко и картинку с зайцами. Но одеялко хранилось где-то в подвале, в сейфе у Гертруды, там, где лежали всякие прочие документы и вещи, связанные с доприютскими годами детей. А картинка… Марик даже снял было ее с гвоздя, но увидел, что на стене остался некрасивый прямоугольник.
Пусть висит, решил Марик. Вместо меня тут поселится какой-нибудь другой мальчик, и ему будет очень неприятно видеть пятно на обоях. Пусть смотрит на зайцев, пусть они тоже понравятся ему.
Еще Марик подумал, что госпожа Гертруда, не обнаружив его утром за завтраком, начнет волноваться и искать пропавшего воспитанника. Поэтому надо написать записку — такую, чтобы никто не спохватился раньше времени. «Я решил немного прогуляться перед первым уроком, а потом сразу пойти в школу», — написал Марик на листе, вырванном из тетради по математике. Подумав, Марик приписал: «Я хочу подумать на свежем воздухе над решением задач № 328 и 329».
Надо было решить вопрос с одеждой. Дело в том, что на всех Мариковых вещах стоял небольшой серый штампик: «Приют „Яблоня“». На кроссовках, рюкзаке и джинсах Марик зачеркал штампик шариковой ручкой — так, что он стал почти неразличим. Что касается футболки, то там штампик стоял на подоле. И Марик, недолго думая, просто отрезал край футболки ножницами — она стала от этого короче, но это было неважно.
Потом Марик со всеми предосторожностями пробрался на кухню. Там было еще тихо, начищенные кастрюли выстроились в ряду стены, белые одинаковые фаянсовые тарелки горкой стояли на столе. Марик, ежась от холода, которым тянуло из приоткрытой форточки, вытащил из-под полотенца, прикрывающего хлебный поднос, два куска слегка зачерствевшего вчерашнего хлеба, посолил и завернул их в льняную салфетку.
Можно идти.
Вдоль стены приюта Марик прокрался, пригибаясь, а от угла припустил во весь дух.
Он не знал, каким именно образом попадет в цирк. Вдруг его не пропустят дальше первого фургона? И как он уговорит артистов, чтоб они взяли его с собой? Но, к счастью, путь Марика на пустырь, где был раскинут цирковой шатер, лежал через центральный сквер. И там мальчик увидел ослика с цирковой тележкой. Решение было принято. Марик спрячется в тележке и будет там жить, а потом цирк уедет и увезет его с собой.
Удивительно, но так и вышло.
И вот теперь Марик был сыт и кругом был цирк, а не опостылевший приют.
Осталось только найти клоуна.
Глава седьмая
Про то, как Марик услышал первую в жизни колыбельную, а господин директор узнал, что мадемуазель Казимира умеет петь
Есть такие дети, у которых нет родителей. Ну и, разумеется, есть такие взрослые, у которых нет детей.
У господина директора никогда не было своих детей. Честно говоря, он был совсем не уверен, что умеет с ними обращаться. Вот потому-то появление в цирке Марика привело его в такое замешательство. Директор понимал, что просто так оставить ничейного маленького мальчика в цирке он не может. Да, пожалуй, и не хочет. Надо выяснить, чей это мальчик, кто его ищет и куда его вернуть.
После того как Марик пообедал, господин директор собрался с духом и попытался с ним поговорить.
Марик сперва молчал, а потом нехотя ответил, что он сам по себе мальчик, никто его не ищет.
— Можно, я побуду у вас? Я все буду делать, вы не думайте, я буду очень полезным человеком. Я умею и полы мыть, и подметать, и выколачивать пыль, и я могу кормить животных, и все, что скажете. — Тут Марик хотел еще прибавить про бутерброды с огурцом и колбасой, но спохватился и решил приберечь этот аргумент на будущее.
Однако перечень талантов и умений Марика почему-то не впечатлил господина директора. Он по-прежнему смотрел на мальчика с сомнением.
— А где ты жил раньше? — Господин директор окинул Марика внимательным взглядом, и многое подсказало ему, что мальчик явно не был бродяжкой: уши и шея сияли чистотой, ногти аккуратно подстрижены, а румянец на щеках свидетельствовал о том, что мальчик питался три раза в день, причем вполне сносно.
— Жил? Там… — Марик неопределенно махнул рукой, — в одном месте. Но родителей у меня нет, и я все равно никому не нужен.
Директор с сомнением покачал головой. Так не бывает, чтобы чистенькие, прилично одетые мальчики были никому не нужны.
Однако сейчас ничего не поделать: не оставишь же мальчика посреди дороги. И назад тоже не повернешь.
— Ладно, — вздохнул господин директор. — Пока поедешь с нами, а как доберемся до столицы…
При этих словах Марик прикусил нижнюю губу и умоляюще глянул на господина директора.
— Кхм… — От расстроенного взгляда мальчика директор смешался и поспешил добавить: — Словом, доберемся до столицы — а там будет видно. Зовут-то тебя как?
— Марик… то есть Марк, — торопливо уточнил Марик.
— Залезай в первый фургон, Марик, поехали, — вздохнул директор. — Я думаю, что мадемуазель Казимира уже приготовила тебе там местечко, она любит детей. И не забудь поздороваться с Аделаидой Душкой, это наша самая умная лошадь. Все остальные лошади просто тянут фургоны и не отличаются особыми талантами. Но Аделаида — артистка. На досуге побеседуй с ней, это не повредит твоему кругозору.
Итак, четыре дня путешествия — это повод отложить решение судьбы Марика. В столице наверняка есть департамент опеки, пусть они и занимаются ребенком. А чтобы он не грустил, пожалуй, стоит дать ему билет на первое представление цирка в столице. Да-да, кивнул сам себе господин директор, билет в цирк утешит любого мальчика. Не бывает у детей таких горестей, которые бы не забывались во время циркового представления.
