Однажды явился к Иахсару хозяин той овцы: «Помоги. Я же тебе свою овцу в жертву принёс». Выполнил Иахсар его просьбу. Пришёл тот ещё раз — и вновь отблагодарил Иахсар просителя. Когда же в третий раз появился, не стерпел Иахсар и пинками выпроводил настырного человека.
«Коль сделал доброе дело, назад не оглядывайся!»
Угрюмец прекрасным кузнецом был, своему мастерству у дэвов и каджей научился — они же и предупреждали, чтоб не работал на людей, а Угрюмец всё же ковал им топоры, тесаки, косы, плуги да ещё и учил их кузнечному делу. Наказали его за это каджи: подкрались и лицо обожгли.
Угрюмец красавцем был — девки глаз от него не могли отвести, но он монашеским обетом был связан и женщин к себе не подпускал. Много слёз пролили девушки, увидев его обожжённое лицо, и прозвали Угрюмцем.
Немало дэвов отправил на тот свет Угрюмец. В верховье реки дэвы хотели себе жилище устроить. А Цкаростаули — хозяин того места — намеревался мост через реку Иори перекинуть. Трудно было с дэвами тягаться, но помог ему Угрюмец. Воскликнул Цкаростаули: «Смерть со славой — удел героев!» — и встал у истока. Попала в него стрела дэва, подкосила. Угрюмец с дэвами расправился, а на том месте, где Цкаростаули упал, родник пробился, вокруг родника шестьдесят дворов расселились, постройки появились, на реке Иори мост построили. Собралась деревня на месте геройского поединка Цкаростаули и Угрюмого, развернули знамёна, зазвенели сабли, засвистели стрелы — поминали достойно своих героев. Говорят, дух Цкаростаули в небеса вознёсся и к божьим сыновьям присоединился.
Жил в горной деревушке охотник — сын Дали. Гиваргилом звался. Его, младенца, матёрый волк похитил, но старый охотник застрелил волка, ребёнка в его шкуру завернул и в деревню отнёс, в холодной воде искупал. Оленьим молоком вспоил, медвежьей печенью вскормил. Мальчик рос не по дням, а по часам, страха не знал, смелости набирался. В детстве коз и овец пас, вырос — взялся за лук и стрелы. Охотники научили: одного оленя убил — довольствуйся одним, двух застрелишь — хватит двух, трёх прибьёшь — пожалеешь, жди наказания.
Послушался Гиваргил, соблюдал обычаи и обряды, пред образом Дали преклонялся, свечи ставил. Посоветовали однажды иконы: «Отдохни, Гиваргил, оставь в покое ружьё, спрячь подальше». Не послушался Гиваргил и стал возвращаться с охоты без добычи. Пролетела раз куропатка, красивая — глаз не оторвать. Пожалел Гиваргил, не выстрелил. Вдруг упало перед ним перо куропатки. Пожелал Гиваргил изобилия: соседям — по одному оленю, друзьям — по одной газели, богу — свечи.
Разнеслась слава Гиваргила по всему свету. О нём говорили: орла без стрелы наповал убьёт, без огня — котёл сварит, без зубов — проглотит. Заважничал Гиваргил, забыл обычаи, традиции предков, загубил туров. Один белый тур спасся, прибежал к Дали и всё рассказал. Разгневались богини, от их крика деревья повалились, скалы разверзлись, проклятия лавиной понеслись. Подкрались Дали к непокорному. Связали и на скале повесили.
Была у Гиваргила верная собака Гвемла. Задумала она спасти хозяина и после долгих поисков добралась до бога Джграага — богини моего хозяина, мол, повесили на скале. Пригрозил Джграаг Дали, вынудил их освободить охотника, но вырвали они ему правый глаз, чтоб не смог стрелять; сломали правое плечо, чтоб не смог тетиву натянуть. Пожалел Джграаг изувеченного Гиваргила: «Трёх козлов вместе свяжу, поднимешь — залечится твоя рана». Поднатужился Гиваргил, поднял всех троих, и зажило плечо. Опять предложил Джграаг: «Три стрелы дам, если хоть одной в цель попадёшь — прозреет твой глаз». Натянул Гиваргил стрелу, попал в цель — и прозрел глаз. Погнались за Гиваргилом рассерженные женщины. Джграаг разгневался, напустил на них чёрный поток, одну лишь Дали — любимицу охотников, согревающую их сердца, — пощадил. Дали всё ещё любила Гиваргила, помнила, как он раненого оленя не заколол. И Гиваргил её любил с той поры, как Дали от грифа оленёнка спасла, в небо за ним взлетела и с грифом боролась. Любили они друг друга, как старики, — тепло. Привёл охотник Дали в деревню и узнал, что за это время изменила ему жена. Отчаялся и от горя попросил бога: лучше смерть, чем такая жизнь. Загоревала Дали, в траур оделась и в полночь похитила любимого. Унесла в снежные горы и превратила в цветок желания — пурисулу. Заплачет Дали — цветок росой омывается, засмеется — над цветком луч солнца светит. Любовь не огонь, но жжёт и не исчезает.
Известно, что за подъёмом идёт спуск. Знал об этом выросший в горах Беткил да забыл, что зверя волкодавы загоняют, за сильной засухой непогода последует, а от большой любви до ненависти один шаг.
В высокогорных селах Сванетии праздновали лампробу, здоровенные мужики хоровод водили. Вдруг в середину круга влетел белый тур и проскользнул между ног Беткила. Заволновался народ — кто же тура поймает? «Тот, сквозь кого проскочил», — молвил Махви.
Снарядился охотник, лепёшки припас, двух борзых с собой взял и отправился в горы. Идёт вперёд, не оглядывается, добрался наконец до крутого утёса — ни ногой не ступить, ни рукой зацепиться. Белый тур в Дали превратился: «Подарила я тебе в знак любви ожерелье, где оно? На груди у красавицы Тамары видела. Земную полюбил? Царицу гор забыл? Хорошим охотником ты был, Беткил».
Отомстила Дали за измену, оставила охотника на скале. Не хотелось Беткилу с жизнью расставаться, вспомнил всех, кого Дали погубила, знал понаслышке, что однажды подстрелил охотник златорогого оленя, а Дали стрелы в лоб охотнику запустила.
А к этому времени к скале вся деревня подступила, с факелами искали пропавшего охотника. Видят, висит человек на одной руке. «Внизу медведь меня дожидается, моим мясом хочет полакомиться. Сверху орёл клекочет, глаза выколоть хочет. Постелите бурку, спрыгну. Пусть Тамара рукой помашет, спасусь!» — закричал Беткил. Взмахнула рукой Тамара, ожерелье Дали показала. Спрыгнул со скалы охотник, да не дотянул до земли, в воздухе исчез. Упала из глаз изменника на ожерелье тяжёлая слеза и рассыпалась в бусинки по снегу, а на их месте подснежники появились.
Был день Читипапоба, трудилась вся деревня. Женщины из муки кашу варили. Дети, взобравшись на крышу, кричали матерям:
«Что готовишь, мама?»
«Читипапу».
«Кому?»
«Тебе и твоему брату, разгонщикам птиц».
«А птицы где?»
«Там, где вырубка, отнесите им свою долю туда, где они пьют и едят».
И дети деревянными ложками измазывали стволы деревьев кашей, чтоб урожай спасти.
Неожиданно всю деревню всполошили крики: «Беда идёт, чума явилась!» Побледнели матери, окружили вестников. Миндиа и Гахуа клялись именем Копалы, что видели трёх злых духов, сидящих на трёх ослах, — чёрном, белом и красном. «У каждого на хвосте стрелы висели. У чёрного с чёрными перьями, белого — с белыми, у красного — с красными. Прикоснёшься к чёрному — сразу погибаешь, до красного дотронешься — или спасешься, или нет, а белый — к выздоровлению». Перепугались женщины, собрали пожитки подальше от беды убраться. Успокоил всех Миндиа: «Мы Гуданскому кресту о злых умыслах злодеев сообщили». Только слово вымолвил — появился на белом коне сын божий, разбросал злых духов — исчезли, словно и вовсе их не было. Спаслась деревня. А злые духи Миндиа и Гахуа решили отомстить: навели на них болезни. Но выпустили оба из себя чёрную, нездоровую кровь и выздоровели, только ослабли очень. Обрадовались каджи — слабого Миндиа легче одолеть, — напали, схватили и приготовились съесть его. «Лучше умереть, чем быть съеденным каджами», — подумал Миндиа и отведал каджавскую змеиную похлёбку — умереть не умер, а мудрым стал. Трава, деревья, кусты с ним шептались, птицы новости приносили, звериные рыки человеческим голосом откликались. Решил Миндиа свой дар на благо односельчан использовать и задумал сбежать из Каджаветской крепости. От крепости мост был перекинут, усыпанный чёрной золой. На нём следы хорошо были видны. Каджи задом наперёд ходили, человек — прямо. Понял Миндиа, что заметят его следы каджи, догонят. Призадумался. Вдруг откуда-то появились дети — хотя непонятно, как в Каджавети дети очутились, но они всем попавшим в беду помогают. Схватили Миндиа за руки и задом наперёд по мосту перевели. Вот и пойми, кто прошёл — человек или каджи?
А возвратившийся Миндиа людей лечить стал, со всех сторон к нему за лекарствами приходили. Понимал Миндиа, какая трава, какой цветок от какого недуга излечивает, собирал, сушил, лекарство изготовлял. Отовсюду голоса ему слышались: хвоя, ветка, грибы, мох, травы помощь предлагали. Но одолела Миндиа печаль — ни траву скосить, ни рыбу поймать, ни плод сорвать не в силах, всех жалеет. Взмолился, попросил у бога совета. Прилетел белый голубь, сел на плечо. Понял Миндиа, что святилище его призывает, нарубил дрова, скосил траву, заколол скотину и пошёл по белу свету счастья искать. Долго ли шёл — дошёл до одной деревни, там жили крошечные человечки, бецецуками назывались. Самый высокий в средний палец величиной был, самый маленький — в мизинец. Они дома строили из щепок, веток, такие же маленькие, как сами были. Присел Миндиа на пень, засучил рукава и в мгновение ока построил им целый городок из хворостинок — с мостиками, дворцами, тоннелями. Пожаловались бецецуки, что покоя им нет от врагов — каджей и каджунь. Опечалился Миндиа, что не справиться ему одному с каджами. Но в это время появился Гахуа, побратим, и крикнул: «Друг всегда в беде поможет!» Набросились они на каджей, ещё и Копалу на помощь позвали, да и бецецуки не сплоховали — завизжали каджи, кошачьими лапками стали отбиваться. Испугались, разбежались от страха, а наши герои кожу с каджей сняли и по дороге расстелили. Большую победу одержали. Но нелегко далось душам Миндиа и Гахуа в тело возвратиться — прилетели ангелы и вернули души обратно. Собрали Миндиа и Гахуа каджейские богатства и тронулись в путь. Доброму человеку и путь добрый.
