Ознакомительная версия.
РЕКА
Дорога, виляя между кустами, привела меня к речке, через которую не было моста. Просто обрывалась на одной стороне реки – и продолжалась на другом. И она не входила в реку, что могло бы говорить об имеющемся броде, а именно обрывалась довольно-таки крутым берегом, хотя и невысоким.
Может, мост кто-то украл? Однако и следов моста не замечалось. Снова непорядок!
Я принялся вспоминать – хотя и безрезультатно, – как решался вопрос с переправой через реки в сказках, но вспомнить ничего не смог. То ли я не читал подобных сказок, то ли таких сказок вообще не бывает.
Пока я задумчиво чесал в затылке, надеясь отыскать там если не мост, то хотя бы мысль о том, как обойтись без него – лезть в воду как-то не хотелось, хотя река была обычной, не огненной, – кусты зашевелились, и из них на дорогу вылезли три странных существа. Один был чрезвычайно худой и высокий, второй – толстенький и кругленький, а третий вообще ни на что не похож. Нет! Похож: на поставленную вертикально лодку странной конструкции, слегка смахивающую на помесь плоскодонки и байдарки.
– Кто вы? – спросил я. – Уж не разбойники ли?
– Мы – здешние перевозчики! – хором гаркнули существа, обиженные тем, что их сравнили с разбойниками. – Пузырь, Соломинка и Лапоть.
Ах, так вот кто этот третий! Ну, мне простительно: лаптей я в глаза не видел. Но и с первыми двумя неплохо познакомиться непосредственно, а то все догадки, догадки…
– Ну что, поплывем? – деловито осведомился Пузырь, упирая руки в круглые бока. Он, видимо, был за старшего, по старинной русской традиции, согласно которой управлять должны толстые, чтобы придать больший вес всему предприятию.
Я заколебался. Какие-то неясные ассоциации у меня эта троица вызывала, но никак не могла вызвать. Или это у меня от начинающегося склероза?
– Да ты не беспокойся, – принялся уговаривать меня Пузырь. – Лапоть у нас смоленый…
Лапоть, услышав такую рекламу в свой адрес, тут же осклабился и, повернувшись спиной к реке, плюхнулся в воду.
– А хоть бы и не смоленый был! – хвастливо добавил Лапоть, ерзая по воде. – Все равно ни капли не пропустил бы! Меня такой мастер плел! Знаете, какие у нас есть умельцы-лаптеплетельцы? По воде люди ходят – и ноги сухие…
– И туеса березовые плетут – заместо кувшинов использовать можно, – похвалилась и Соломинка. – Молоко у нас хозяйки держат – и долго не скисает, и ни капли не вытечет. Да вот, не изволите ли принять в подарок? – и Соломинка протянула мне небольшой берестяной туесок. – Всем туесам туес!
– Ну, спасибо! – растроганно произнес я, принимая подарок и укладывая его в рюкзак-сумку.
– Прошу! – Пузырь широким жестом указал на Лаптя, второй рукой охватывая Соломинку за талию.
Я осторожно ступил внутрь Лаптя, ожидая что вот-вот на мои ноги хлынет вода. Собственно говоря, плавать-то я умел, вот только статус Генерального Инспектора, да споро вывернувшиеся из кустов перевозчики удержали меня от переправы вплавь. Поэтому я особенно не беспокоился: в случае чего – выплыву. Неприятно только очутиться в воде одетым, но и это пережить можно, при желании.
Пузырь ступил вслед за мной, расположился на корме и принялся орудовать Соломинкой как шестом, упираясь в дно, и отталкивая лод… Лаптя к противоположному берегу. Но Лапоть и сам греб руками и ногами, представляя из себя одновременно гибрид плоскодонной лодки, колесного и винтового пароходов, так что передвигались мы достаточно быстро.
– Молодцы! – гаркнул я, едва Лапоть уткнулся в берег.
– Рады стараться! – хором прокричали три паромщика – Пузырь, Соломинка и Лапоть.
– А теперь – сушиться! – сам себе скомандовал Лапоть, бодро выбрался из воды и улегся на травку на солнышко. Соломинка прикорнула рядом с ним, Пузырь спрятался в тень.
– При моей комплекции на солнце нельзя, – пояснил он.
– Жалобы, просьбы есть? – спросил я.
– Никак нет! – бодро ответил Пузырь. Лапоть и Соломинка промолчали. Лапоть уже тихонько похрапывал.
– Ну, бывайте здоровы! – попрощался я с перевозчиками и пошел дальше.
"Всем туесам туес", – зацепилась в мозгу фраза Соломинки. Я вынул туесок и рассмотрел его поближе да повнимательней. Туесок как туесок, ничего особенного. А вот фраза… Что-то она мне напоминала, но вот что? Я подумал-подумал, но, так ни до чего и не додумавшись, вернул туесок в сумку и зашагал дальше.
Рощица, или небольшой лесочек, в который я вошел, вся словно светилась изнутри, да это было и немудрено: березовые рощи всегда светлы и прозрачны.
"Хоть отдохну здесь, в сказках! – подумалось мне. – Когда бы еще удалось вот так на природу выбраться?"
Я вспомнил все наши так называемые "вылазки", оканчивающиеся дикой головной болью. Ну можно ведь пить меньше! А тут мне пить не с кем, поэтому могу просто отдохнуть, почувствовать свое единство с природой, ощутить себя ее частью…
Природа-то природой, а как все же быть с командировкой?
Несделанное дело не давало покоя. Можно не выполнить задания, но командировку умри – а отметь. А куда идти? Шарика у меня теперь нет, встречающих не положено – раз уж я тут почти что инкогнито. А значит, Марфа Порфирьевна не дала телефонограмму, чтобы меня встретили. Придется выбираться самому, самому искать начальство, решать вопрос с командировкой, с размещением в гостинице… или как тут – на постоялом дворе? Кстати, скоро и ночь надвинется.
Конечно, можно отыскать другую сказку, дневную, и перекантоваться в ней – спать-то пока не хочется.
Со временем мне показалось, что я начинаю различать границы, разделяющие разные сказки. Иногда заметить их было нетрудно: скажем, на одних деревьях листва только еще начинает распускаться, а на других она уже большая. Но самыми интересными контрастами были, конечно, соседствующие времена года: на одной яблоне только цветы распускаются, на другой зеленая завязь зреет, а на третьей – спелые да румяные яблоки ветви оттягивают. И все это почти что рядом!
Главное, что я открыл к концу своего первого дня пребывания в сказках – что они дискретны. То есть каждая имеет более или менее очерченные границы, зону влияния, за пределы которых герои выходить не могут. А если и выходят, то с ними, вне пределов их сказки, ничего произойти не может; и в чужих сказках они исполняют, самое большее, роль статистов – толпу за сценой, как в театре.
Раньше я ничего подобного не замечал, но раньше я и не был столько времени в сказках, тем более в разных сказках. Так: один раз с шефом – чисто ознакомительная поездка, я даже не помню, по какому вопросу он меня таскал, – и один с Сидорчуком, разбирали какой-то конфликт со Змеем Горынычем. Я, помнится, тогда не стал вникать в суть вопроса: мое присутствие свелось лишь к тому, что я поставил свою подпись на какой-то бумаге, вернее, пергаменте, с зеленой восковой печатью. Да и подпись-то я мог поставить в Конторе: привез бы Сидорчук бумагу, я бы и подписал. Я ему так тогда и сказал. А он ответил, что вопрос хоть и не очень важный, однако решать его необходимо строго комиссионно, комиссией минимум из двух человек, для чего он меня и взял, а если привозить бумагу на подпись в Контору ради одной моей подписи, то ему, Сидорчуку, пришлось бы все равно мотаться в сказки дважды, а это ему вовсе не с руки, да и экономии командировочных средств не было бы и нас бы не поняли, тем более что в этом случае затягивалось бы решение вопроса во времени. "И ничего с тобой не случилось – прогулялся", – добавил он. Настроение у него тогда было отвратительным, у меня почему-то – тоже, так что мы едва не поругались, но потом, по возвращении, он приходил с бутылкой вина и мы распили мировую. Я поставил свою, признал, что был не прав в первую очередь, просто личные обстоятельства так складывались, что ехать не хотелось. Правда, в целом поездка получилась удачной: обернулись одним днем, хотя командировку выписывали на три.
Из этой поездки мне запомнилось, что я выяснял, но так и не выяснил, почему Змея Горыныча называют Змеем Горынычем? Не помню только, у кого: у Сидорчука, у самого Змея Горыныча или у кого-то еще? Если у Сидорчука – то в сказке или по возвращении? Впрочем, неважно. И вообще может быть так, что я все же выяснил, но позабыл: то ли Змей Горыныч – потому что живет на горе, то ли потому что огонь в нем горит, он его изрыгает, то ли по какой третьей причине.
Нет, не так я представлял себе здешние места. То ли дело у нас в Анекдотии – хоть про начальника с секретаршей анекдоты и ходят, однако командировки они отмечают исправно. А тут кого искать? Кто в сказках самый главный – царь?
Какой-то резон в этом был. Я даже остановился, чтобы обдумать такое предложение. Царь предполагает наличие царства, а царство-государство есть упорядоченная система, организованная структура. Решено: иду к царю. Правды искать. С питанием у меня все в порядке: вдобавок ко всему прочему в сумке оказались еще и бутерброды с балыком из Золотой Рыбки. А я и забыл, что положил их. А надоест такое однообразие – по пути чего-нибудь перехвачу. Словом, не пропаду.
Ознакомительная версия.
