— Я не знаю, — сознался я.
— Я тоже не знаю, — сказала Катя.
— Там сказано, — продолжал Жако, — что Бог создал Землю и людей, а Солнце заставил вращаться вокруг Земли. И люди в это слепо верили.
— Ну не все же! — возразил я. — Ты забыл о Копернике. Читал я о нем.
— Не забыл, — ответил Жако. — Коперник был ученым, знал астрономию, много лет наблюдал небесные светила. Он написал книгу «О вращении небесных сфер».
— Почему же его книга никого не убедила? — удивилась Катя.
— Кто тебе это сказал? — возразил Жако. — Великий мыслитель Джордано Бруно прочел эту книгу и правильно ее понял. Он утверждал, что Вселенная безмерна и бесконечна. Его очень жестоко преследовали, он сильно пострадал от гонений священнослужителей.
— И что было дальше? — спросила Катя.
Жако замолк. На все наши вопросы он отвечал упорным молчанием.
— Да что вы пристали к попугаю? — возмутился Рекс. — Он молчит потому, что сам не знает.
— Попка не дурак, — грустно сказал Жако.
Долго мы шли молча, наконец Рекс привел нас в большой город. Я издали увидел знакомое по картинкам здание Колизея и понял, что дорога привела нас в Рим.
Люди, которых мы встречали, были чем-то очень встревожены, и все бежали в одном направлении. Что-то случилось в столице средневековой Италии.
Из обрывков разговоров людей мы поняли, что все они стремятся на Площадь цветов. Рекс тоже направился туда, а мы за ним.
Молчавший всю дорогу к Риму Жако вдруг заговорил:
— Крепитесь духом, дети. Сейчас вы увидите очень печальное зрелище.
Вслед за Рексом мы протолкались сквозь толпу и пробрались к центру площади.
К нашему удивлению, мы увидели огромную кучу сухих веток. Перед этой кучей стоял бледный человек и спокойно слушал священника, который зычным голосом провозглашал:
— Он, Джордано Бруно, богохульник, утверждающий, вопреки свидетельству священной Библии, вопреки мудрому учению великого ученого Птолемея, что наша Земля неподвижна…
Вой толпы заглушил слова священника. Когда толпа наконец поутихла, священник произнес:
— Церковный суд приговорил Джордано Бруно к сожжению на костре!
Мы содрогнулись. Бруно спокойно выслушал бредовую речь священника, предрекавшую ему мучительную смерть, и презрительно сказал:
— Произнеся приговор, вы дрожите от страха больше, чем я, идущий на костер.
— Неужели его сожгут?! — отчаянно закричала Катя.
Дрова подожгли, и пламя побежало по сухим веткам.
— Нет! Нет! — закричала Катя и, подбежав к костру, стала топтать ногами загоревшиеся ветки.
— Откуда эти отступники веры? — завопили священнослужители.
— Сжечь их вместе с Бруно! — свирепо орали люди, окружившие костер.
— Бегите, дети, вы не спасете меня! — умолял нас Бруно.
Жако летал над нами, а Рекс яростно лаял, не подпуская к нам озлобленных людей.
— Жако! — крикнул Рекс. — Сделай их невидимыми.
Жако совершил круг над нами и жалобно закричал:
— Я, кажется, забыл заклинания!
— Вспомни! — молил его Рекс. — У Кати уже загорелось платье.
— Вспомнил! — радостно воскликнул Жако и громко проговорил свое заклинание.
Я схватил Катю за руку. Потрясенные нашим исчезновением, люди расступились. Рекс кинулся бежать, мы за ним. Вскоре я почувствовал, как в мое плечо впились когти Жако.
Сколько мы бежали, не помню… Очнулись в лесу, без сил упали на траву и долго молчали, потрясенные увиденным на Площади цветов древнего Рима. Жако тихо произнес заклинание, и с нас будто бы сняли шапки-невидимки.
— Как они могли, эти звери, сжечь такого мудрого человека? — рыдала Катя.
— Он умер, защищая истину науки против невежества, — торжественно сказал Жако. — Участь его разделил и ученый Галилей. Говорят, будто бы, измученный пытками, он перед казнью отрекся, но потом воскликнул: «А все-таки она вертится!» Это о нашей планете…
— Да, грустно, — проворчал Рекс. — Одни люди отдают жизнь за подлинные знания науки, а другие, которым все предоставлено для того, чтобы постигать науки, пренебрегают, не ходят в школу, говорят, что эти науки им на фига, в их жизни они им не пригодятся. Грустно…
— Господи, даже Рекс… — тихо сказала Катя, покраснела и опустила голову. Мы с Жако промолчали.
— Друзья! — рявкнул неожиданно Рекс. — Уж не собираетесь ли вы тут заночевать? А ну-ка, очнитесь, прибавьте шаг и следуйте за мной!
— Ты посмотри на него, Витя! — возмущенно сказала Катя. — «Следуйте за мной!» Разговаривает не как собака, а как какой-нибудь милиционер! С меня хватит, — сказала Катя, — я очень устала! Не можем ли мы вернуться наконец домой?
— Это зависит не от меня, — ответил я.
— А от кого?
— Не от Вити, — проворчал Жако.
— Может быть, от тебя, Жако? — допытывалась Катя.
— Нет, девочка, нет, — возразил попугай.
— Ну не от Рекса же?
— Это ясно и ежу, — сердито проворчал Рекс. — Не думал, что девчонки такие тупицы.
— Так вы скажете мне или нет, от кого это зависит? Вы что, все издеваетесь надо мной?! — закричала Катя.
— Вовсе нет, — пытался я ее успокоить. — Но ты подумай хорошенько и поймешь сама, от кого это зависит.
— Ничего не понимаю, — уныло промолвила Катя.
Мне стало ее жаль.
— Хорошо. Я помогу тебе догадаться. Это зависит от одного из нас. Ясно?
— Ах, вот что! — воскликнула Катя. — Значит, не от тебя, не от Жако, не от Рекса — значит… значит…
— Вот именно! — рявкнул Рекс.
— Доходит от пяток, — добавил Жако.
— Значит, это зависит от меня? Но я же сказала, что хочу вернуться домой.
— Этим ты ничего не сказала, — возразил ей я. — Мы все хотим вернуться домой. И все зависит от того, что ты скажешь… Подумай…
Катя задумалась. Мы молча ждали. Прошло несколько минут. Она вдруг улыбнулась впервые за все наше пребывание в стране невыученных уроков и сказала:
— Все ясно. Я должна сказать вам, что поняла, как глупо поступала, когда решила, что мне незачем учиться, если у меня есть такой талант. Есть ли талант, нет ли его — нельзя оставаться неучем. Из отличницы я превратилась в двоечницу, но ведь еще не поздно мне превратиться из двоечницы в отличницу?
— Если ты постараешься, — сказал Жако, — конечно, не поздно.
— И наш класс опять будет гордиться тобой, — прибавил я. — Значит, ты даешь слово?
— Даю, — серьезно ответила Катя, — но я столько пропустила… так отстала.
— Я помогу тебе, не бойся… Будем вместе делать уроки.
— Значит, в дорогу? — спросил Рекс. — Я уже учуял знакомый запах. За мной!
— Погоди, Рекс, — остановил его я. — Как ты считаешь, Катя, сможешь ли ты хранить тайну и никому не рассказывать о нашем путешествии? Дашь ли ты мне честное слово, что никому, никогда…
— О чем ты говоришь! — возмутилась Катя. — Я же не такая простофиля, как ты. Вспомни, как тебя дразнили ребята, называли вруном и выдумщиком, когда ты рассказал в классе о стране невыученных уроков. Конечно, я буду молчать. Только бы Рекс и Жако не проболтались.
— Об этом не беспокойся. Они не только не захотят рассказывать о нашем путешествии, они этого просто не смогут сделать. Уж это я хорошо знаю.
— И мы полетим домой?
— Нет, Катя, — ответил ей Рекс, — не полетим, а пойдем пешком. За мной!
И мы пошли за ним. Дорога скоро превратилась в тропинку, и мы вошли в лес. Он становился все гуще. Шумели вершинами высокие деревья. Затем лес заметно поредел, и мы увидели избушку на курьих ножках. Из открытой двери выглянула старушка и приветливо сказала:
— Детки! Заходите, я вас угощу.
Катя остановилась и вопросительно на меня посмотрела. Старушка вышла на порог.
— Входите, детки, отдохните, я вас…
Рекс рявкнул и бросился на нее, оскалив зубы. Старуха испуганно закричала и убежала в избушку, захлопнув дверь.
— Это Баба-яга? — испуганно спросила Катя.
Я засмеялся:
— Спроси у Рекса.
Рекс уверенно бежал вперед и скоро вывел нас из леса. Некоторое время мы шли молча. Идти становилось все труднее. Тропинка исчезла, изредка до нас доносились какие-то странные звуки, рев зверей.
— Смотри, смотри! — закричала Катя, закинув голову. — Какой-то урод летит.
— Эй, девчонка! — закричала уродливая птица-зверь, хлопая чудовищными крыльями. — Как меня зовут?
— Скажи, — тихо шепнул я Кате, — что ее зовут птеродактиль.
— Да знаю я, что это птеродактиль! — закричала Катя.
— То-то же! — ответила уродина и скрылась в облаках.
— Какая страшная птица! — воскликнула Катя.
— Да какая же это птица! — презрительно усмехнулся Жако. — Она еще полузверь и гордится своим дурацким именем. Птеродактиль, — проворчал он. — Тьфу! Язык сломаешь.
— Рекс, — шепнул я собаке, — мне бы не хотелось встретиться с циклопами…
