Для кого перемена»
Перемена как перемена. Ничего особенного.
Учиться в разноцветной школе было весело, вот школьникам и не хотелось, чтобы урок кончался. Но перемена была необходима учителю. Посудите сами, легко ли почти целый час рассказывать, да так интересно, что учеников не выгонишь из класса. Конечно, учитель Так-Так уставал и рад был услышать звонок.
Больше всего на свете учитель любил качаться на качелях. По крайней мере так казалось ученикам. Вот и сейчас, сбежав с крыльца, Так-Так устремился к площадке, где на двух столбах легонько подрагивали качели – большая лодка на металлических штангах.
Учитель сначала прошёл мимо качелей. Потом вернулся и сказал:
– Так-так, а может быть…
– Чего уж там, садитесь! – закричали школьники. Учитель закинул в лодку одну ногу, подтянул другую, сел поудобнее, снял очки и спрятал в футляр.
– Р-раз! – Ученики подняли лодку-качели на вытянутых руках и отпустили, пробежав под ней. – Два! – снова подхватили лодку и качнули.
– Хватит! – зажмурился от удовольствия Так-Так. – Теперь я сам!
– Ещё раз! – завопили школьники и с разбегу ещё выше подкинули лодку.
– У-ух! – застонал учитель. – Перевернёте!..
– Ничего! – галдели ученики.
Лодка взлетела так высоко, что учитель сложился пополам, достав коленями подбородок.
– Перевернусь! – радостно выкрикнул Так-Так.
– Нет! – хором ответили ему с земли.
Выхода не было. Учитель изловчился, выхватил из кармана колокольчик и затрезвонил во всю мочь. Ученики опомнились и перестали раскачивать лодку. Фок отдышался. Ленточка поправила бант.
Перемена кончилась.
– Я тут изобрёл стихи, – сказал Ушастик. – Вот, написал по-письменному, пусть теперь напечатают по-печатному и скажут, что я писатель. Они, писатели, бывают рассеянные, я тоже ходил по воду с корзинкой вместо ведра.
Он важно уселся за парту, прижав ладонью одно ухо. Кончик другого уха шевелился.
– Дай почитать, – робко сказала Ленточка. – Ну дай, пожалуйста!
– Вслух читай! – закричали остальные.
Ушастик даже ухом не повёл. Потом объявил громко:
– Стихи мои, читать их буду сам. Так делают настоящие писатели.
И, достав из кармана сложенный листок, разгладил его на парте. Потом встал, напыжился и уставился в потолок, как будто увидел муху.
Вслед за ним и слушатели тоже подняли глаза, но ничего на потолке не разглядели.
– Тихо! – приказал Ушастик, хотя все молчали. – Начинаю!
Он шмыгнул носом, напыжился ещё пуще и погрозил кому-то кулаком.
– «Вакса». Стихи. Посвящаются учителю Так-Таку. Слушатели замерли.
Ушастик сверху вниз поглядел на притихший класс, поднёс листок близко-близко к глазам и что было силы заорал:
Сапожная вакса «Крым» —
Чёрная, как ночь.
Она башмакам моим
Должна блестеть помочь.
И сел.
– Всё? – осторожно спросила Ленточка и вскинула брови к чёлке.
– Пока всё, – небрежно ответил Ушастик и спрятал листок в карман. – А вообще могу сочинить про что хочешь, потому что я…
Но тут отворилась дверь и вошёл учитель. Хлопнули крышки парт. Последним лениво поднялся Ушастик.
– Что с тобой? – встревоженно спросил учитель. – Ты болен?
– Он здоров, как десять кашалотов, – ответил за Ушастика Фок. – Просто он стихи изобретает.
– И про всё на свете может сочинить, как настоящий писатель, – прибавила Ленточка.
Ушастик молчал.
– Вот оно что, – сказал учитель Так-Так. – Это интересно. А ну-ка покажи.
Ушастик достал из кармана всё тот же сложенный листок и протянул учителю. Пока учитель про себя читал стихи, все внимательно смотрели на него. Особенно Ушастик, который в щёлочку между пальцами незаметно наблюдал за выражением учительского лица.
– Так-так… – сказал учитель и, заложив руки за спину, прошёлся от стола к окну. – Во-первых, спасибо тебе за посвящение.
Ушастик опять кивнул.
– Ты действительно сам сочинил четыре строчки, – задумчиво произнёс учитель, вышагивая по классу. – Стихи. Да, действительно четыре строчки.
Ушастик опять кивнул.
– А теперь, – учитель обратился к классу, – скажите мне, понравились ли вам стихи?
– Очень! – заволновалась Ленточка. – Они такие складные: Крым – моим, ночь – помочь… Мне ни за что не сочинить!
– А ты что хочешь сказать?
– Конечно, – начал Понимальчик, – конечно, ботинки блестят, если их начистишь ваксой… – И он взглянул на ботинки учителя. – Но раз он и про другое может…
Понимальчик сел и стал рисовать тигра, разгуливающего в пампасах.
– Я давно хотел поговорить с вами о стихах… – Учитель Так-Так снова зашагал между партами. – И о тех, кто стихи сочиняет. О поэтах.
– Поэты бывают рассеянные. – сказал Фок. – Ушастик тоже ходил на колодец с корзинкой.
– Кто из нас не бывает рассеянным, – улыбнулся учитель и незаметно скосил глаз на свои ботинки. – Кстати, – обратился он к Ушастику, – ты, кажется, забыл вымыть руки, они у тебя в чернилах.
– Ну и что, это я нарочно забыл, – ответил Ушастик, – теперь много чего буду забывать каждый день.
– Эх, если бы дело было только в этом, – сказал учитель, – мы все давно стали бы поэтами. И тот, кто пропускает буквы в диктанте, и даже тот, кто надевает рубашку шиворот-навыворот, как, например, Фок.
Все засмеялись, а Фок стал ощупывать свои плечи. Учитель наморщил лоб и встал из-за стола.
– Я знал одного поэта, – сказал он. – Да, я знал настоящего поэта.
– Он тоже ходил за водой с корзинкой? – спросил Ушастик.
– Нет, с вёдрами, – покачал головой учитель Так-Так. – Он целый день работал на огороде и не мог оставить грядки без воды.
– А какой он был из себя, этот поэт? – вытянула шею Ленточка.
– Какой? – задумался учитель. – Лицо у поэта было резкое и вместе с тем нежное. А если бы вы видели, как он улыбался… Но про улыбку эту надо рассказывать отдельно.
Учитель подошёл к окну и, помолчав, продолжал:
– Лишь поздним вечером, когда окрестные жители спали, поэт запирался в маленькой комнате под самой крышей и доставал потрёпанную тетрадь. Он писал торопливым почерком, зачёркивал и снова писал. Это были стихи о чёрной пашне, о сенокосе, о жарком деревенском полдне и о цветущих липах. И вот чудо: сочиняя стихи о сенокосе, поэт уставал вместе с косцами, да, его мучила жажда! Он чувствовал себя то пахарем, то пластом жирной земли, то веткой цветущего дерева…
Особенно любил поэт дождливые вечера. Когда капли начинали барабанить по крыше, он распахивал окно и прислушивался. Дождь шумел в саду, плескал со стрехи в подставленную кадку, утихал и снова расходился. Капли ударяли в подоконник, отскакивали на тетрадный лист, чернильные строчки расплывались, а сердце колотилось чаще, и перо двигалось быстрее. Иногда поэт сердился на себя, вырывал и отшвыривал исписанный лист. Ветер подхватывал белый листок и, покружив перед окном, уносил в темноту. Поэт волновался и шагал по комнате…
Да, хорошие стихи пишут, когда волнуются. Но ещё для этого нужен талант.
– А что такое талант? – спросил Ржавая Пятка.
– Талант… – Учитель Так-Так приложил палец к переносице. – Как бы вам объяснить… Это когда человек умеет свою радость, свою печаль, своё удивление передать другим. Да, именно заставить людей волноваться вместе с тобой, чтобы люди читали твои стихи и волновались, как ты. Должно быть, это и есть талант… Понятно?
– Понятно, только не очень, – робко сказал По-нимальчик.
– Ну что ж, – сказал учитель. – Неудивительно. Я и сам это не всегда понимаю.
Лошадь тоже шевелила ушами
На перемене, отделившись от всех, Ушастик подошёл к Щёткиной конуре и тихонько свистнул. Заспанная Щётка вылезла, тряхнула чёрной шерстью и вопросительно поглядела на Ушастика.
– Сапожная вакса «Крым»! – выкрикнул Ушастик.
– Гав! – тявкнула Щётка.
– Чёрная, как ночь! – ещё громче рявкнул Ушастик.
– Гав-гав! – пролаяла Щётка.
– Она башмакам моим должна блестеть помочь! – без остановки выпалил Ушастик.
– Ну и что? – огрызнулась Щётка.
– Всё, – сказал Ушастик. – Поняла?
– Гав! – коротко тявкнула Щётка, вильнула хвостом и скрылась в конуре. По всему было видно, что и она не всё поняла.
– Да-а… – пробормотал сам себе Ушастик. – А если ещё разок на колодец с корзинкой, а?
Но по воду Ушастик не пошёл, а забежал на минутку в конюшню, к лошади Тамаре.
Действительно, лошадь Тамара умела поводить ушами не хуже самого Ушастика. А может, и получше. Оба они, Ушастик и Тамара, шевелили ушами вроде как наперегонки. А если по правде, Тамара привязалась к Ушастику. Ведь когда другие школьники всю перемену гоняли на поляне мяч, Ушастик бежал в конюшню и подкладывал сена или овса в Тамарину кормушку. И на речку Ушастик без неё не ходил. А надо сказать, Тамара обожала купаться.
