Евгений Коковин - Восстание в казарме

ЕВГЕНИЙ СТЕПАНОВИЧ КОКОВИН

ВОССТАНИЕ В КАЗАРМЕ

1

В морозное ноябрьское утро 1918 года на высокий берег Северной Двины у Смольного буяна поднялся бородатый человек, простой крестьянин. Он осмотрелся, отёр шапкой со лба пот и спросил у первой встречной гимназистки, как пройти на Новую дорогу.

- Это набережная, - с готовностью начала объяснять гимназистка, - потом параллельно идёт Средний проспект, а дальше, параллельно Среднему, Новая дорога, или официально - Петроградский проспект.

- Парельно? Это значит вдоль или поперёк? - озадаченно спросил крестьянин, дивясь непонятному слову.

- Вдоль, вдоль, - ответила гимназистка и засмеялась.

Поблагодарив девушку, крестьянин неторопливо направился в указанную сторону.

На безлюдных улицах было тихо. Промёрзлый снег чуть поскрипывал под ногами. Дым поднимался над трубами прямыми столбами. Воздух густо синел от мороза и казался осязаемым. На верхушках сказочных, белых от инея деревьев сидели сутулые неподвижные вороны.

Пройдя квартала два, крестьянин остановился, чтобы посторониться. Навстречу ему шли три офицера: двое в огромных жёлтых шубах - англичане, третий - в зелёной бекеше со светлым барашковым воротником - белогвардеец.

- Что, старина, холодно? - на ходу спросил белогвардеец.

- Да нет, ваше благородие, - улыбнулся крестьянин. - Оно нам привычно. Мы тутошние...

- Ай эм вери коолд, - сказал один из англичан, зябко поёживаясь.

- Будет ещё морозить? - спросил белогвардеец.

Крестьянин поднял голову.

- По-нашему, будет. Птица на макушки лезет, и дым к небу идёт. Приметы верные...

Белогвардеец и англичане пошли дальше.

Крестьянин усмехнулся и направился своей дорогой.

Кто мог заподозрить в бородатом крестьянине с характерным северным говором человека не здешних мест? Документы у него были в полном порядке - пусть хоть сам комендант проверяет: Егор Тихонович Леонтьев, крестьянин Холмогорского уезда, Архангельской губернии. Зачем приехал? "А приехал разузнать, нельзя ли сынишку куда к делу в городе пристроить".

Егором Тихоновичем Леонтьевым он стал недели две назад. Питерский рабочий, большевик, командированный на Северный фронт, Дмитрий Сизов никогда не бывал в Архангельске. Когда "потребовалось направить человека в Архангельск для связи с большевиками-подпольщиками, он вызвался добровольно. В городе его никто не знал, потому действовать ему было безопаснее.

Сизов отпустил бороду, оделся по-крестьянски и дней десять среди своих "входил в роль". А потом, захватив пачку листовок и надёжно упрятав их в подкладке ватных брюк, отправился. Задание было нелёгкое: связаться с архангельскими подпольщиками-большевиками и вместе с ними препятствовать отправке подкреплений и боеприпасов белым.

Два адреса и три фамилий - всё, что ему сообщили в политотделе для начала действий в Архангельске - он знал на память.

...Сизов нашёл дом, который ему был нужен. Во дворе высокая старуха в короткой мужской куртке и девочка лет семи, укутанная в огромный платок, пилили дрова, с трудом продёргивая в толстом бревне пилу.

- Бог помочь! - сказал Сизов, приподняв шапку. - Где тут, хозяюшка, Афонин Пётр Гаврилыч живет?

Старуха отпустила рукоятку пилы и выпрямилась.

- Жил, да теперь не живёт, - сказала она.

- Уехал куда, что ли? - спросил Сизов.

- А кто знает, уехал или что. А только забрал вещи да и ушёл третьего дня. Его тут вчера ночью спрашивали полицейские или солдаты - не пойму. Разрыли всё в комнате, искали чего-то.

Сизов сообразил, что Афонин предусмотрительно скрылся.

- Так он ничего не говорил, куда ушёл?

- А что он будет говорить? Ушёл да и всё. Хороший был постоялец, да вот ушёл. А у меня ли не жить? Чаёк всегда горячий, дома тепло, ребятишек малых нет, покой дорогой. Да, видно у него неладно что-то. А моё дело - сторона.

- А он хотел сынишку моего к делу пристроить, - разочарованно сказал Сизов. - Ну, раз ушёл, стало быть не пристроит... Где теперь его искать!..

- Чего не знаю, того не знаю, - ответила старуха.

Простившись со старухой, Сизов вышел из двора.

2

Долго бродил по городу Сизов, прежде чем отправиться по второму адресу. Он был опытным человеком в делах конспирации. Побывал на одной квартире - значит оставил след. Прежде нужно убедиться, что нет слежки, и уж потом продолжать дело. Сизов не боялся за свою жизнь, но он не имел права рисковать сейчас самым дорогим для него - заданием партии.

Хотя Сизов никогда раньше не бывал в Архангельске, он почувствовал, что жизнь в городе не обычная. Ощущалась напряженность, стояла тревожная тишина. В глазах молчаливо и робко шагающих людей затаился страх, везде чувствовалось подавленное настроение. Лишь в центре города и на Троицком проспекте можно было иногда услышать оживлённый разговор и смех. Купеческим сынкам и дочкам, торгашам, солидным чиновникам, белогвардейским офицерам не о чем было печалиться. Английские, американские и французские флаги, дробный топот иностранных патрулей, многоязыкая речь, оружие нерусских образцов - всё это сливалось для них в одно общее слово "союзники". За этим словом они видели своё благополучие.

Наконец Сизов решил пойти по второму адресу. Без труда разыскав дом, он поднялся по лестнице на второй этаж и постучал. Дверь открыла женщина лет тридцати.

- Надежда Васильевна? - спросил Сизов.

- Я. Что вам нужно?

- Я хотел бы повидать Николая Сергеевича Петровцева, - своим обычным голосом сказал Сизов.

- Его нет.

- Когда он будет?

- Не знаю.

Хотя женщина старалась казаться спокойной, в её глазах блеснули слезы.

- Где же он? - тихо, с тревогой спросил Сизов, почувствовав что-то неладное.

- Это вы можете узнать... в контрразведке.

- Он арестован? - тихо спросил Сизов.

Женщина ничего не ответила. Она стояла, придерживаясь за косяк двери, и испытующе смотрела на незнакомого бородатого человека в крестьянском полушубке. Его речь, совсем не похожая на крестьянскую, не соответствовала внешнему виду.

- Вы знакомы с Николаем? - спросила она.

- Нет. Но я надеялся его увидеть.

Женщина достала платок, вытерла глаза. Но слезы вдруг снова показались на глазах, и она отвернулась.

- Он не один, - едва сдерживая рыдание, сказала она. - Многих арестовали. И каждый день берут. Как страшно...

Сизову хотелось успокоить эту женщину, хоть чем-нибудь облегчить её горе.

- Мужайтесь, Надежда Васильевна, - сказал он. - Будем верить, что Николай Сергеевич скоро вернётся.

Она доверчиво посмотрела Сизову в глаза и спросила:

- Далеко наши?

- Недалеко. И мы готовимся к наступлению.

Надежда Васильевна снова вытерла глаза платком.

- Я бы пригласила вас домой, но боюсь, что за домом следят. Будьте осторожны!

- Нет, нет, - ответил Сизов. - Я понимаю. Скажите, вы не слыхали такую фамилию - Грушин?

- Андрюша? Конечно.

- Где его найти?

- Он живёт в Кузнечихе, но где - точно сказать не могу. А работает он в казармах столяром. Вы его знаете?

- Нет. И его не знаю. Но постараюсь найти. Извините, Надежда Васильевна. Не отчаивайтесь и надейтесь!

Он пожал ей руку и вышел. И снова пошёл крестьянин по улице, неуклюжий в своём овчинном полушубке, робкий с виду, но сильный и решительный в стремлении к своей цели.

Нужно было искать Андрея Грушина - столяра архангелогородских казарм.

У городской тюрьмы Сизов увидел толпу женщин. Вероятно, это были жёны и матери заключённых, пришедшие сюда в надежде увидеть своих мужей и сыновей. Сизову вдруг захотелось подойти к этим женщинам и сказать им хорошие слова, ободрить их, вселить веру в будущее. Но он не мог этого сделать, и ему, мужественному человеку, стало горько и обидно за своё бессилие в эту минуту.

Он ещё долго шёл по улице, повторяя мысленно горячие ободряющие слова, которые ему нельзя было сейчас сказать вслух несчастным женщинам, толпящимся у тюрьмы.

3

Рядовой второй роты первого Архангелогородского полка Иван Лопатин стоял часовым у штаба. На душе было тоскливо. Вспомнилась родная деревня, дом, отец - сейчас он, должно быть, в лес за дровами уехал, а может быть, сидит в избе и чинит мерёжки. Мать у печки обрядню заканчивает... Заходит ли к ним Аннушка? Думает ли она о нём, о своём Ванюшке?..

Малограмотный, безропотный деревенский парень, Иван Лопатин был исправным солдатом. Он никогда не задумывался о службе. Приказывают - значит, служи. Прадеды, деды, отцы служили - значит, так нужно. Только на фронт ему ехать не хотелось.

А о фронте, который был совсем недалеко, в Архангельской губернии, в казарме поговаривали часто. Взводный, прапорщик Лебяжий, заявлял, что воевать против красных, против большевиков нужно потому, что они изменили России и действуют заодно с немцами. Зато некоторые солдаты втихомолку между собой говорили, что взводный и другие офицеры их обманывают и не следует проливать напрасно кровь, воевать против своих же, русских людей.