Милн Алан Александр
Рождественский рассказ
Алан Александер Милн
Рождественский рассказ
(как их пишут на Флит-стрит*)
Рождество!
Рождество в Лондоне!
Белая мантилья, укутавшая Набережную, где начинается наша история, сверкает и переливается в холодных лучах декабрьского солнца. Деревья в белом кружеве инея. "Савой" и "Сесил" склонили головы под белым пологом. Могучая река недвижима, ибо скована льдом. Вверху - ярко-синее небо, протянувшееся в вечность, внизу - девственная белизна. Лондон в объятиях зимы!
(Редактор. Мне нравится. Похоже, из этого что-то получится. Холодный день, не так ли?
Автор. Очень.)
И внезапно от хрупкой утренней тишины не осталось и следа. Издалека донесся звон одинокого колокола, чтобы тут же раствориться в бездонном небе. Но почин подхватил второй колокол, потом еще один, еще... Вестминстер получил послание от Бартоломео, сына Грома, чтобы отправить его Джайлсу Безродному... Мгновенно воздух наполнился колокольным звоном, несущим мир и счастье, радость и покой.
Герцог, отец четырех прекрасных детей, который в этот момент входил в свой замок, услышал колокола и улыбнулся, подумав о своих малютках...
Магнат, переворачиваясь на другой бок в своем доме, затмившем многие дворцы, услышал колокола, улыбнулся и вновь заснул, сердце его переполняла любовь к человечеству...
Бедняк, живущий в лачуге на пособие по нищете, услышал колокола и улыбнулся, подумав о благотворительном рождественском обеде.
И на губах Роберта Хардроу, бредущего по Набережной, звон колоколов вызвал циничную улыбку.
(Редактор. Вот мы и добрались до сути, не так ли?
Автор. Без местного колорита не обойтись. Я
*Если Сити - лондонская Мекка финансистов и бизнесменов, то Флит-стрит - газетчиков.
должен показать, что это Рождество.
Редактор. Да, да, конечно. Рассказ же рождественский. У меня такое ощущение, что этот Роберт мне понравится.)
Рождество. В этом Роберт мог не сомневаться. Все с той же циничной улыбкой он запахнул лохмотья, провел рукой по щетине на подбородке. В таком виде его никто бы не признал. Друзья (кого он считал таковыми) прошли бы мимо, не удостоив беднягу и взглядом. Женщины, которые всегда отвечали улыбкой на его галантные поклоны, в ужасе отпрянули бы. Даже леди Элис...
Леди Элис! Причина всех его несчастий!
Мыслями он вернулся к их последней встречи. Расстались-то они двадцать четыре часа тому назад, а ему казалось, что прошла целая вечность. Входя в дом леди Элис, он еще спросил себя, а есть ли на свете человек, счастливее его? Высокий, с прекрасными связями, вице-президент Лиги за изменение тарифов, обрученный с первой красавицей Англии, да ему все завидовали. Разве он мог подумать, что в этот день его ждет полный облом?
И какая теперь разница, из-за чего они поссорились? Несколько высказанных в запале слов, резкая ремарка, горькие слезы и разрыв! Ее последний вскрик: "Уходите, и чтобы я больше не видела вашего лица!"
Его ехидный ответ: "Я уйду, но сначала отдайте подарки, которые я вам обещал!"
Затем громкий стук захлопнувшейся двери - и тишина.
А какой смысл к чему-то стремиться, если погасла путеводная звезда? Лишенный любви леди Элис, Роберт быстро пошел ко дну. Азартные игры, алкоголь, морфий, бильярд, сигары - он не упустил ничего... И в итоге он бездомный пария на Набережной, в котором никто не может узнать Красавчика Хардроу.
(Редактор. Как-то очень быстро у вас все произошло, не так ли? Двадцать четыре часа тому назад...
Автор. Не забывайте, что это КОРОТКИЙ рассказ.)
Красавчик Хардроу! Какой абсурд! Он отрастил бороду, одежда превратилась в лохмотья, шрам над одним глазом свидетельствовал...
(Редактор. Да, да. Разумеется, я понимаю, что за двадцать четыре часа человек может скатиться на самое дно, но чтобы за это время у него выросла борода...
Автор. Но вы же слышали о том, что люди безо всяких проблем седеют за одну ночь, не так ли?
Редактор. Разумеется.
Автор. Идея, как вы понимаете, та же.
Редактор. Понимаю.
Автор. Так на чем я остановился?
Редактор. На шраме над одним глазом, который свидетельствовал... надеюсь, у него два глаза, как и у всех?)
... свидетельствовал о пьяной драке, в которую он ввязался пару часов тому назад.
Полицейский, дозором обходящий Набережную, подумал, что никогда раньше он не видел столь жалкого человеческого существа. Пусть Ночь укроет его своим крылом, попросил он Господа Бога.
Тут...
Он...
Тогда...
(Редактор. Так что?
Автор. По правде говоря, есть некоторые неясности.
Редактор. А в чем, собственно, проблема?
Автор. Не знаю, что делать с Робертом в течение десяти часов.
Редактор. Может, отправить его куда-нибудь на пригородном поезде?
Автор. Это же не юмористический рассказ. Дело в том, что я хочу, чтобы он оказался рядом с определенным домом в двадцати милях от города ровно в восемь вечера.
Редактор. На месте Роберта я бы немедля отправился в путь.
Автор. Нет, я все понял.)
Он сидел на Набережной, а мысли его отправились в прошлое. Крылья памяти перенесли его
к другим Рождествам, куда как более счастливым...
К Рождеству, на которое ему подарили первый велосипед...
К Рождеству, проведеннному за границей.
К Рождеству в доме его друга из Кембриджа...
К Рождеству в Тауэрсе, где он впервые встретился к Элис!
Ах!
Десять часов пролетели, как одно мгновение...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
(Автор. Точками я показываю пробежавшие годы.
Редактор. А кроме того даете читателю время взять сэндвич.)
Роберт встал, встряхнулся.
(Редактор. Минуточку. Это рождественский рассказ. Когда мы дойдем до синички?
Автор. Знаете, сейчас мне не до синичек. Заверяю вас, нынче на первых страницах лучших рождественских рассказов синичек нет. Может, она еще и появится. Пока не знаю.
Редактор. Синичка необходима. Наши читатели ждут синичку и должны ее получить. Точно так же, как заздравную чашу, индейку, наряженную елку и...
Автор. Да, да, но не будем спешить. Мы скоро доберемся до маленькой Элси, тогда, возможно, появится и синичка.
Редактор. Маленькая Элси. Хорошо!)
Роберт встал, встряхнулся. Потом по его телу пробежала дрожь: холодный ветер резал, как ножом. Несколько мгновений стоял, глядя через каменный парапет на темную реку внизу. Новая мысль пришла к нему в голову. А почему не поставить точку, здесь и теперь. Жить незачем. Один прыжок, и...
(Редактор. Вы забыли. Река замерзла.
Автор. Черт, я как раз к этому подходил.)
Но нет! И на этот раз Судьба сыграла против него. Река замерзла! Выругавшись, он отвернулся...
То, что произошло потом, Роберт помнил смутно. Вроде бы он пересек реку по одому из многочисленных мостов, которые связывали Северный Лондон с Южным. А очутившись на другой стороне, шел и шел, не отдавая себе отчета, где находится, куда держит путь. Он механически переставлял ноги, словно лунатик, холод и боль туманили рассудок. И внезапно он осознал, что Лондон остался позади. Вокруг простирались поля и луга, лишь изредка ему попадались вилла клерка или особняк брокера. Каждый дом стоял посреди ухоженной лужайки, среди могучих старых деревьев, от шоссе к нему тянулась длинная подъездная дорожка. Электричес...
(Редактор. Отлично. Загородный дом удалившегося от дел джентльмена. Лучше не придумаешь.)
Роберт остановился у одного из этих домов. Внезапно в его душе закипела злоба. Как разительно отличалась судьба хозяина этого дома от его собственной! Какое право имел он, этот незнакомец, радоваться жизни в кругу семьи, тогда как он, Роберт, бездомный странник, в одиночестве замерзал на морозе?
Не владея собой, он двинулся по подъездной дорожке, добрался до ярко освещенных окон. Пригнувшись, прокрался к самой стене, осторожно заглянул. В доме царило веселье. Прекрасные женщины мельтешили у него перед глазами, счастливый детский смех доносился до его ушей. "Элси", - позвал кто-то. "Сто?" - тут же отозвался ребенок.
(Редактор. Самое время для синички.
Автор. Я очень сожалею. Только что вспомнил об этом грустном событии. Дело в том, что два дня тому назад Элси забыла покормить синичку, и она умерла до того, как началась эта история.
Редактор. Как некстати. Я уже заказал художнику картинки и, помнится, подчеркнул, чтобы он обязательно нарисовал синичку и заздравную чашу. Как насчет нее?
Автор. Элси унесла ее наверх.)
Ужасная мысль посетила Роберта. Время приближалось к полуночи. Гости собирались отойти ко сну. Через раскрытое окно до него долетали пожелания спокойной ночи. В гостиной и столовой свет погас, чтобы вспыхнуть наверху, в спальнях. Прошло какое-то время, и потемнели окна спален: бодрствовал только Роберт.
Искушение было слишком велико для человека, совесть которого уже отяготили выпивка, сигары, бильярд. Ловким движением он перемахнул через подоконник и оказался в доме. Уж напоследок наемся, как следует, решил он. Имею же я право на последний рождественский обед! Он включил свет и повернулся к столу. Глаза его жадно блеснули. Индейка, сладкий пирог, сливовый пудинг - все, как в его юности.